- Полагаю, он хотел подзаработать, и напросился в зону боевых действий.

  - А если нет? Скажем, всю часть направили в 'горячую точку...' Что бы вы стали делать на его месте?

  - Хм. Извините, Зоя, к счастью, передо мной подобные проблемы никогда не возникали и, надеюсь, не возникнут. И потом, - он ослепительно блеснул зубами, - не кажется ли вам, что это не совсем пляжный разговор?

  - Да, - вынужденно согласилась она, - не пляжный. Мне пора окунуться.

  - Мне тоже, - подхватил Денис.

  В воду они зашли вместе. Потом ещё загорали, снова купались, вели ленивый, совершенно пустячный разговор. Зоя и Денис изредка поглядывали друг на друга и, очевидно, это не оставалось без последствий: что-то с ними происходило.

  'Боже, как он сложен, с ума схожу, - неторопливо думала она. - Кажется, смотрела бы на него и смотрела всю жизнь. Только не слишком ли он избалован вниманием? Что-то чересчур уж часто он прихорашивается: то волосы поправит на голове, то задумчиво огладит свои каракулевые бачки, то кончиками пальцев проведёт по контурам бровей. У него дома, должно быть, уйма зеркал. Впрочем, не оттого ли это, что он тоже хочет мне понравиться?'

  Зоя узнала у него, сколько времени, и сказала, что пора к Некрасову. Она поднялась, отряхнула налипшие песчинки, набросила свой васильковый халатик, надела босоножки и нарочито церемонно простилась с Денисом. Он выглядел смущённым; было видно, что он хотел проводить её, но короткое знакомство не располагало к этому.

  Девушка шла к дому, и тут её сознание обожгла мысль:

  'А что если у него семья? Да нет, не похоже', - успокоила она себя.

  Через полчаса Зоя была уже в санатории. Коляска Некрасова стояла на центральной аллее возле одной из скамеек. Он снова читал.

  - Здравствуйте, Зоечка. Ну, как вам 'Одиссея'?

  - Добрый день. Как видите, понравилась, раз я здесь.

  - Рад безмерно. Верите ли, с тех пор, как мы расстались, я произнёс всего лишь несколько слов.

  - Что же с вами случилось? Или интересных собеседников себе не нашли?

  - Не знаю, - ответил Владимир. - Отчего-то настроение переменилось. Опять что-то накатило. А вчера ночью, представьте, у меня ужасно болела левая пятка - словно на гвоздь наступил. Сделали укол, боль исчезла. И что любопытно: даже на фантомную боль есть управа. Но вот как избавиться от пытки душевной, не представляю.

  Девушка присела на скамью.

  - Что же сейчас вас так мучит? Ведь всё ясно. Надо жить надеждой на лучшее: найти себе подходящее дело, друзей.

  - Видите ли, Зоя, во мне столько нерастраченной силы и доброты, и любви, и злости, что мне кажется, что я однажды от всего этого просто сгорю. У меня руки чешутся: хочется копать, рубить, косить, а я, как полугодовалый ребёнок, - в коляске. И это на всю жизнь... Как подумаю - тошно.

  - Скажите, Володя, а если бы вы знали, что всё так плохо кончится для вас, вы бы отказались от командировки в Чечню?

  Он глубоко задумался.

  - Пожалуй, нет, не смог бы... Я хорошо знаю, что такое долг, честь. Для меня эти понятия горячи, как угли на ладони. Но при ранении я бы уже не хватался за жизнь, как зазевавшийся пассажир за поручни последнего вагона. Нет. Я бы остался.

  - Вы это серьёзно? - спросила Зоя.

  - Какие уж тут шутки, - ответил Владимир.

  - Тогда я перестаю вас понимать. Столько людей старалось вернуть вас к жизни, и это у них получилось. Столько усилий приложили вы сами, чтобы преодолеть боль, и тоже справились с этим. А теперь, когда вам осталось всего лишь приобрести хорошие протезы и научиться ходить на них, вы отступаете. Пусть даже несколько лет придётся ждать - я узнавала, их нелегко достать, - но это возможно. И разве, сидя, вы не можете писать, рисовать, лепить, вырезать, учить и ещё очень и очень многое?

  - Вы, конечно, правы, Зоя. Подыскать себе занятие по душе я в состоянии и, разумеется, так и сделаю. А отступать - тут вы меня не так поняли - не в моем характере это. Если уж тогда инстинкт самосохранения уберёг меня от смерти, то и сейчас я постараюсь удержаться от глупостей. А мысли, куда от них деться, лезут и лезут в голову, точно блохи на нос тонущего кота. Кстати, в эти дни, как мне кажется, я понял причину, по которой кое-кто из самоубийц сводит счёты со своей жизнью.

  - Интересно послушать, - сказала Зоя. - Суицид для меня всегда был малопонятным явлением, особенно, если погибшему было что ещё терять.

  - Ну, так вот, - сказал Владимир, - я пришёл к выводу, что люди приговаривают себя к смерти, когда их собственная жизнь перестаёт подчиняться им. Ведь они, как и большинство из нас, планируют своё будущее. Их сознание конструирует целесообразную, наиболее предпочтительную модель существования. Однако пагубная страсть, будь то пьянство, наркомания, участие в азартных играх или безнадёжная любовь, словно стихия, всякий раз опрокидывает и сминает её. Эти люди устают бороться и уходят. Моя душа тоже бунтует, но я надеюсь, мне удастся справиться с ней.

  - Я рада за вас, Володя. А не пора ли нам прокатиться по парку?

  - Да-да, с удовольствием.

  И они отправились гулять. Капитан виртуозно владел коляской. Сжимая хромированные ободки, он без видимых усилий толкал колёса вперёд. Зоя шла рядом. И они, как уже бывало, с интересом и особым доверием разговаривали: вспоминали своё детство, школьные шалости, увлечения юности. И как-то не заметно для себя перешли на 'ты'.

  Немало поколесив по парку, они оказались у главного корпуса санатория, где и распрощались. Владимир направился в столовую, а Зоя - в посёлок.

  'Странное дело, - рассуждала она, - у меня сейчас нет ни одной подруги, с которой бы я так откровенно разговаривала, как с ним. Вот и выходит, что у меня новая подружка завелась'.