– Мне симпатичен этот парень, – продолжал, между тем, президент, любуясь или делая вид, что любуется, портретом. – Я бы хотел быть на него похожим. Ты помнишь, что он сказал после неудавшегося переворота на Кубе? Он сказал: «Если бы я был британским премьером, меня бы с треском выгнали, а в Америке – по-другому, чем хуже мои дела, тем больше я популярен». Правда здорово?! А, Джек? М-да!

Экран монитора мигнул в очередной раз. Теперь на нём была кривая популярности президента, сообщённая сегодня Институтом Гэллапа. Чёрная полоска, ещё недавно с небольшим трепыханием упорно карабкавшаяся вверх, вдруг обрывалась резким уступом. На вершине был, опять же, изображён президент уже занёсший ногу над пропастью.

– Жаль, что времена подобного рода шуток ушли, – хозяин Белого Дома побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, задумчиво глядя на экран, – А знаешь, что ещё сказал тогда Кеннеди?

«Пора!» – подогнал себя Джек Оулдман. Он прекрасно помнил эту крылатую фразу, с которой Аллен Даллес был выпнут из ЦРУ.

– Те времена не сложно вернуть, сэр! – как можно весомее сказал он.

– Вот как?! – наигранно весело воскликнул президент, всем корпусом поворачиваясь к шефу ЦРУ. – И кто же это сделает?

– Вы, сэр!

– Очень интересно! И что же посоветует ЦРУ, чтобы выйти сухими из лужи, в которой мы по вашей вине оказались?

– То же, что сделал в своё время Кеннеди – попытку переворота! – выдержав пристальный взгляд президента, ответил Оулдман.

– Ну, хватит! – хлопнув по ручке кресла и вставая, сказал хозяин Белого Дома. – Мало того, что вы, мистер Оулдман, подвели меня и весь народ Соединённых Штатов своей некомпетентностью, у вас ещё хватает смелости шутить?

– Нет, сэр! – вскакивая вслед за хозяином, торопливо сказал шеф ЦРУ. – Это не шутка. Мне нужно всего три минуты. Даже осуждённому на смерть даётся право последнего слова. Речь пойдёт об ЮАР!

– Что ж, – безразлично усмехнулся президент, – тема стоит того, чтобы затратить на неё три минуты. Но, не больше!

– Все мы понимаем, что спасти положение ваше, партии и США могло бы быстрое и кардинальное изменение положения в ЮАР в нашу пользу, – начал шеф ЦРУ.

– Хорошо бы, конечно, – саркастически изрёк президент, переходя к окну, – но, разве это в ваших силах?

– Да! – как можно твёрже сказал Оулдман. – Вы слышали об организации в ЮАР именуемой себя «белые против расовой дискриминации»?

– Какая-то левая группировка. Не иначе как на содержании у коммунистов, – нехотя ответил президент, с интересом наблюдая, как садовник под окном на газоне, пытается оштрафовать одного из его секретарей за прогулку с собакой в неположенном месте.

– Не совсем так, сэр. Организация, действительно, левая, но содержится она в основном на наши деньги и возглавляет её наш агент.

– Так, так, – весело сказал президент, поворачиваясь от окна к Оулдману. – Очень хорошо! А недавний левый переворот в Доминиканской Республике это тоже ваших рук дело?

– Нет, сэр, – впервые позволил себе немного расслабиться и, даже, чуть-чуть улыбнуться шеф ЦРУ. – Это было при прежнем директоре. Но, если серьёзно, то дело обстоит так. По договорённости с министром внутренних дел ЮАР, нами была разработана операция по объединению всех оппозиционных правительству групп. Течение среди белых возглавил наш агент, внедрённый туда несколько лет назад. Вы помните о нашумевшей майской демонстрации прошлого года? Тогда все сочли бездействие правительства, как его слабость. На самом деле, эта акция была проведена по нашей инициативе, для поднятия доверия к нашему агенту. Цель всей задуманной операции – одним ударом расправиться со всем оппозиционным движением в стране. Для этого были объединены белые и чёрные антиправительственные группировки и разработан всесторонне обоснованный план левого переворота в стране.

– Здорово, ничего не скажешь. Вы случайно не коммунист? – президент прошёл и сел в кресло за столом. Было непонятно, то ли он одобряет, то ли насмехается над Оулдманом.

– Нет, сэр. Восстание давало право правительству принять самые решительные меры. Всё руководство переворота подлежало немедленному уничтожению, с последующим прореживанием населения силами армии и полиции. Эту последнюю часть операции должен был разработать и провести сам министр внутренних дел. Но, сейчас он снят, и я даже не знаю, насколько успел он в этом продвинуться. Но в любом случае, мы являемся единственными обладателями первой половины дела. Раз не поступало сообщений об арестах в верхах, значит план продолжает жить. И мы может попытаться его осуществить самостоятельно.

– А если он провалится? – быстрота, с какой президент задал вопрос, выдала его с головой.

– Всё равно. Мы объявим, что все действия ВТК в ЮАР были у нас под контролем с самого начала. И, если мы ничего не предпринимали, то только потому что хотели покончить с ВТК и апартеидом одним махом! – с еле скрываемым торжеством в голосе, ответил Оулдман.

Президент резко хлопнул ладонью по столу.

– Да будет так! Беру свои слова обратно, Джек. Будем считать, что ты компенсировал свою ошибку на одном фронте старательной работой на другом. Похоже времена Кеннеди, действительно, ещё не канули в лету. Сколько нужно времени, чтобы начать действовать?

– Практически ни сколько. Я только дам условный сигнал и кое-какие инструкции. Вот только, что делать с теперешним правительством ЮАР? Раньше был его арест с последующим всенародным судом, а теперь…

– Теперь этого делать нежелательно. Нужно порвать эту пуповину, которая нас с ними связывает, раз и навсегда. В конце концов, это только возмездие.

– Всё ясно, сер!

– Можешь называть меня просто Боб. Такие парни, как ты, мне нужны, Джек. Мне даже кажется, что ты разбираешься в политике на уровне госсекретаря, – многозначительно добавил президент.

Сердце Оулдмана счастливо ёкнуло. На такую удачу он, признаться, не рассчитывал, хотя о неминуемой смене власти в госдепартаменте не сомневался. В свете того, что сейчас приняло облик действия, вчерашнее эмоциональное выступление госсекретаря делала эту должность вакантной.

– И вот ещё что, – остановил глава Белого Дома, пятившегося к двери, точно с королевского приёма, директора ЦРУ, – если дело выгорит, сразу же представь мне план с мерами по ликвидации этого левого правительства.

– Поправь шлем, – бросил Морис напарнику, – мимо их логова нужно проезжать застёгнутым на все пуговицы, если не хочешь остаться без работы.

– Это уж точно! – согласился Леон, выпрямляясь на сиденье и поправляя съехавший набок шлем синхронного наведения огня пулемётов. – Извини, я немного раскис. Малыш не даёт сомкнуть глаз, а Люси… да что говорить, – он устало махнул рукой, провожая взглядом здание префертуры полиции.

– Ничего, – подбодрил его напарник. – Скоро кончится твоя стажировка, тогда у тебя будет жалованье, на которое сможешь нанять не одну, а стразу две няньки.

Леон мечтательно вздохнул и надвинул на глаза очки оптического прицела. Улица резко прыгнула навстречу. Обшаривая глазами идущие по ней электромобили, Леон то и дело натыкался на отсутствие у них на отсутствие у них одного, двух, а то и всех, стёкол. Это были последствия экстренного положения в стране и последующей компании по борьбе с мафией. Вышедший тогда указ, с предписанием немедленно снять со всех без исключения машин светонепроницаемые стёкла, не на всех произвёл должного впечатления, и на первых порах полиции пришлось немало потрудиться металлическими прутами, проводя его в жизнь. Единственные, кто был им благодарны, это фирмы, занимавшиеся поставками запчастей к автомобилям.

Леон устало зевнул и включил диапроектор, с фотографиями лиц, подлежащих задержанию. В правом нижнем углу оптического прицела, не загораживая общего обзора, засветился экран, на котором через каждые двадцать секунд сменялись фотографии преступников, и нежный женский голос перечислял их достопримечательности.