- Это все понятно, но почему ты сказал, что ты, как она? Кто рассказал тебе о ней?

   - Все это знают, - безразлично сказал Пино.

   - Все - это никто, - жестко произнес Гавриил. В глазах его появился знакомый Полине суровый свет. - Так что никому, кроме тебя, сказавшего, оно неизвестно.

   Охрана толклась на галерее, делая вид, что не то что-то выясняет, не то о чем-то договаривается. Даже Полине, смотрящей в основном в вязание, было понятно, что все уши с галереи направлены в холл.

   - Что тебе рассказали о ней? - спросил монах у ремесленника.

   Тот поморщился.

   - Что она клятвопреступница. Что выйдя замуж, она отказалась слушать мужа, как должна была по обычаю своего народа, и из упрямства и своеволия погубила ребенка.

   Гавриил выслушал это, выгнув брови двумя дугами над своими прекрасными и строгими карими глазами.

   - Она перед тобой. Может, спросишь ее, как было?

   - Зачем? - не понял Пино. - Я и так знаю.

   Монах усмехнулся.

   - А что, если тебе скажут, что у нее под юбкой рыбий хвост вместо ног, тоже поверишь? И будешь знать, потому что все это говорят?

   - Так ведь если спрошу, за такое можно и в зубы отхватить, - озадачился ремесленник.

   - А злословить за спиной, значит, можно? За это в зубы не положено? - осведомился монах с едва заметной иронией.

   Пино пожал плечами и повернулся к Полине.

   - Мистрис, могу я спросить?

   - Спроси, - отозвалась она, переворачивая вязание.

   - Что в твоих делах расследует Святая стража?

   Полина не подняла от вязания головы.

   - Для начала, донос.

   На галерее замерли и перестали даже притворяться, что беседуют. Она продолжила говорить.

   - В доносе было указано, что я, вопреки приказам ваших досточтимых, участвовала в сохранении останков наших мертвых от поругания и глумления. Это и было вменено мне в вину. На самом деле причины, по которым донос был написан, совсем другие. Его писал человек, который хотел себе мой торговый дом. Этот человек - друг моего бывшего мужа.

   С галереи шепотом помянули пьевру-мать и ящерову бабку. Полина, не отрываясь от вязания, мерно и без выражения продолжала.

   - Что же до моего замужества, то хотя клятвы были даны по принуждению, я честно выполняла свою часть договора, пока в нем был какой-то смысл. Я содержала нас, мы жили в доме, принадлежащем мне, и я не жаловалась, когда не хватало денег, еды или одежды, потому что муж просил не жаловаться и не огорчать его. У меня не было времени пойти к врачу вовремя, ведь я работала. Поэтому и не знала, что мой нерожденный ребенок мертв, месяца два или около того. Я плохо себя чувствовала, но не понимала почему.

   На галерее ахнула Арель. Полина смотрела в вязание, опустив голову. По полотну катились капли, но голос женщины был таким же ровным и мерным.

   - Когда я наконец пришла к врачу, меня заперли в кабинете, чтобы не ушла, и отобрали часть одежды для надежности. Потом приехал транспорт и меня забрали в госпиталь. Там дали снотворное и вырезали из меня то, что было моим ребенком, вместе с частью моего тела, хранившей и питавшей его. Когда я вернулась домой, мужа там уже не было. Не было и всех вещей, которые он счел своими. Первым человеком, сказавшим мне, что я разрушила наш брак и убила своего ребенка, была моя мать. Думаю, что они это решили вдвоем с моим мужем. Они и теперь дружны.

   Договорив, Полина замолчала. Угли в камине догорели. В холле было так тихо, что постукивание ее спиц оказалось единственным звуком.

   Подождав некоторое время, Гавриил спросил Пино:

   - Ну что? Похожа ее история на твою?

   Пино пожал плечами. Монах настаивал:

   - Так да или нет?

   С галереи спрыгнул нобиль охраны, статный красавец с толстой светло-русой косой.

   Он подошел к Полине.

   - Мистрис...

   Женщина подняла голову от вязания, посмотрела в полузнакомое лицо.

   - Я Гайям, - напомнил он. - Сопровождал твою подругу Марину, вашу законнницу. Я хотел сказать - прости меня. Я думал о тебе дурно с чужих слов.

   Полина пожала плечами:

   - Я не знала этого, пока ты не сказал. Не знала бы и дальше, но ты подошел и признался.

   Утром сайни принес в комнаты Полины ароматический шар и повесил его за возвышением для огня.

   - От здешних людей, - пояснил он. - Хотят, чтобы ты не сердилась на них.

   За испытанием нового сайхского хладагента для обездвиживания и транспортировки фавнов и всеми прочими делами незаметно наступило первое мая, и Дейвин объявил на девятое число воинские игры. Участвовать должны были Охотники, полиция и городская самооборона. Других вооруженных сил в крае не было. Чтобы не делать ситуацию окончательно идиотской, сталкивая лбами на огневом рубеже вчерашних противников, пригласили и гвардейцев из имперских легионов и личных гвардий. Сюрреализма в нашу жизнь этот план и правда добавил, факт нельзя было не признать.

   Сопротивление охотно согласилось поучаствовать и даже предложило готовый полигон, правда, немного заброшенный. В Заходском. Мне эти новости перепали из чата городских отрядов, еще не закрытого после городских зачисток. Я призадумалась и решила ничего не говорить, а подождать ответа да Айгита.

   Ответ я получила уже третьего: Дейвин вызвал меня к себе и сказал, что в силу моей полной бесполезности в любом виде соревнований, лучшее, что он может предложить, чтобы не позорить мое имя публично, это поручить мне прессу. И выдал список приглашенных. Увидев среди них Эгерта, я обрадовалась. Это была официальная возможность поговорить. Целых два дня. Кроме него, на меня и еще двоих повесили целый кагал, человек двенадцать. По именам я узнала двух долбанутых французов, одного испанца, стоящего их обоих, того самого бельгийца, который едва не полез здороваться к оборотням, польскую начисто отбитую девицу, знаменитую по репортажам о браконьерской добыче китов, и американку, лицо которой мне было знакомо еще по Африке. После знакомства со списком я поняла, почему Дейвин рекомендовал начать с лаборатории ксенофауны при Институте гриппа. Про мою полную бесполезность я тоже все поняла. Намечалась большая демонстрация понтов с обеих сторон, так что выставлять меня в соревнования смысла действительно не было. Мои результаты были средними в группе хороших, и на большее рассчитывать, пока я на Земле, не приходилось. А даже "светлячка" тут было тупо негде взять. В этом месте мысли остановились, и я вдруг поняла, что если мне выдали список приглашенной прессы, то выходит, на условия Пряника да Айгит согласился. И нам обоим, мне и ему, предстояло пройти через место, в котором летом двадцать второго года мы не встретились. По меньшей мере пройти. Судя по всему, экскурсию в Институт гриппа он поставил нам в план именно затем, чтобы решить часть вопросов с Сопротивлением без прессы.

   Так и вышло. Заезжали мы уже на полигон. А поскольку втроем этот мешок тараканов, в котором Эгерт был еще самым спокойным, можно было отследить только очень напрягшись, отскочить на минуточку спросить, что было в предварительной части, я не успела. Общую программу подготовили вполне внятную: и полоса препятствий, и стрельбы, и командная работа с пораженными - словом, все как в жизни.

   Испанец немного удивился, что все цели расположены не выше уровня пояса, они немного поспорили с французом на фиговом английском, потом подошли выяснять. Я и Диган из второй полусотни, получивший третье место в общем зачете за полосу препятствий, им объяснили, что цели - это оборотни. А как мы транспортируем фавнов на лечение, тут показано не будет, поскольку, во-первых, это зрелище не для слабонервных, а во-вторых, они граждане края и имеют право на тайну личности.

   Пока мы объяснялись, настало время показательных выступлений. Девочки Асаны показали работу с сетью, парни Дейвина - сааланский рукопашный бой. Наши, Охотники, показывали стрельбу, конечно. Не поисковые же работы изображать на открытом поле и в сосновом редколесье.