На девятый день протокол заседания изменился: со стороны южной стены зала открыли занавес, и за ним оказалось стоящее на возвышении кресло. Зал опять был полон, хотя некоторые зрители выглядели как после ночной попойки. Да и как еще выглядеть магу, сутки напролет сражавшемуся со штормом, а затем отправившемуся на заседание суда.

   Судейская коллегия уже была на своем месте, но начало заседания еще не объявляли. Все ждали императора.

   Наконец, он вошел - высокий мужчина в белых одеждах, с легкой походкой и рассеянно-приветливым выражением лица. Проходя к креслу, он улыбнулся, помахал рукой прессе Нового мира и техникам саалан на галерее и задержал шаг, позволив сфотографировать себя всем желающим. Затем сел в кресло и кивнул председателю коллегии.

   - Заседание начинается! - возгласил князь да Гранна.

   Покинув судейский стол, он подошел к императору и, поклонившись, подал ему оба вердикта суда. Просмотрев первый, император отдал его назад, затем вчитался во второй и кивком отпустил на место председателя коллегии. Зал замер на долгие минуты, пока император знакомился с вердиктом. И дружно выдохнул, когда мужчина в белом опустил бумаги на колени и устремил взгляд на императорский совет.

   - Досточтимый Эрве, что скажешь? - спросил он просто.

   Магистр Академии поднялся с места и вышел к краю возвышения, миновав стол Совета.

   Остановившись в трех шагах от кресла императора, он поклонился и начал отвечать.

   - Как бы там ни было, государь, - сказал он, - Вейлин потрудился хорошо. Он сделал отличную исследовательскую работу, и все его находки ценны и важны для нас. Но, конечно, он не управленец, а исследователь, это назначение было ошибкой, и в случившемся моя вина, а не его. Привезенные им сведения невероятно значимы. Я считаю, что история религии Нового мира обязательна к изучению всем студентам Академии, даже там, где она перестает быть религией и становится политикой. Эти процессы и события связаны логически, и их социалисты с коммунистами повторили историю церкви Нового мира в сокращенном и упрощенном виде. Мы будем изучать труды деятелей их церкви и основные работы основателей коммунизма, найдем и вычленим все полезное, и применим на благо народа Саалан. Что же до того, о чем говорил в эти дни граф да Айгит - как их церковь не виновата в крестовых походах и в том, что они творили, пока зрели и росли как общность, так же и коммунистическая партия не виновна в смертях и незаконных приговорах. Все это творили люди, а не церковь или политические партии. А сами их программы, как и заповеди, с Путем вполне согласуются, и это все может быть переработано и использовано.

   Полина, чувствовавшая себя с утра как-то вяло и сонно, даже очнулась после этих слов. И заметила сперва резкое улучшение настроения среди журналистов на галерее, а затем то, что Алиса сидит в своем кресле, положив ногу на ногу. Но не успела она даже дернуть бровью, как барышня подала голос.

   - Ага, - сказала она. - И вообще слава КПСС. Ой, извините. Вечная благодарность Пророку, конечно же.

   С галереи послышались шорохи: журналисты давились смехом. Марина Лейшина жевала свою улыбку, глядя на ножки стола Совета.

   Потом государь вызвал Дейвина да Айгита, и смешки на галерее прекратились. Да и представители края посерьезнели. Граф говорил очень неприятные для землян вещи. Он называл главной причиной взаимонепонимания огнестрельное оружие Нового мира и рассказывал о цене прогресса, измеряемой в смертях, в десятках миллионов смертей, причиной которых стало нежелание друг друга слушать и хотеть слышать.

   - Да и зачем, - сказал он, - если можно просто потянуть пальцем крючок и начать разговор заново со следующим, уже понимающим, что выгоднее договориться.

   Он признавал, что и саалан не образцы дружелюбия, люди всюду одинаковы. Но легкость убийства только по причине несогласия с оппонентом, имевшим при себе оружие, все-таки отличает Новый мир не лучшим образом даже от ддайг. Да что там, даже от ящеров.

   - Никакая власть, - подчеркнул он, - не будет служить интересам подданных, пока она может принудить их к покорности оружием. Когда эти возможности исчерпаны, восстановить порядок очень сложно, поскольку любые ограничения напоминают о потерях и унижениях. Никакие идеи, воплощенные в жизнь подобными средствами, не будут приняты и оценены, поскольку нельзя ни осчастливить насильно, ни силой дать человеку жизнь лучшую, чем у него была. Никакие добрые намерения не оправдывают страданий и потерь, понесенных ради них другими людьми, не давшими на это согласия.

   Граф да Айгит говорил о забытой ответственности за смерть и называл причиной оружие, позволяющее убивать противника, лицо которого еле различимо из-за расстояния. Он вспомнил Вейлину инцидент на трассе с маленькими магами, ни один из которых так и не получит инициации теперь уже никогда, и назвал причиной именно то, что гвардейцы были вооружены огнестрельным оружием. Говоря о жесткости и непримиримости конфликтов в Новом мире, граф упоминал и привычку тамошних властей уничтожать оппонентов физически, подчеркивая, что этот ход работает на ужесточение конфликта. Ведь человек, который мог бы высказать позицию, говорил он, будет молчать до последнего, а потом пойдет до конца и через край, поскольку терять ему нечего. Договариваться с ним будет уже бессмысленно, он заговорит, чтобы быть услышанным ценой жизни, а вовсе не затем, чтобы получить желаемое.

   - Мы хотели начать договариваться, - сказал он в заключение, - когда с нами уже и не собирались говорить. Я скорблю обо всех, у кого отнял жизнь. Мне жаль, что разговор не был возможен. Хорошо, что удалось договориться хотя бы с кем-то, но то, что вышло, совершенно не похоже ни на дружбу, ни на хорошее добрососедство.

   Император Аль Ас Саалан выслушал его молча и отпустил одним кивком.

   Вейен да Шайни сидел в своем кресле с отрешенной улыбкой. Он услышал слишком много важных вещей, требующих очень серьезных размышлений.

   Император Аль Ас Саалан посмотрел в глаза Марине Лейшиной, и она непроизвольно подняла голову и ответила на взгляд взглядом, к своему удивлению.

   - Что тебе советуют сейчас ваш закон и твоя совесть? - спросил император.

   Пятнадцатиминутная речь Лейшиной была выслушана столицей Аль Ас Саалан целиком на каждой площади и в каждой таверне, никто не пропустил ни слова. Озерный край получил ее расшифровку следующим утром. Текст этой речи был опубликован во всех новостных источниках края и в половине значимых мировых информационных изданий. Фраза "закон не имеет смысла до тех пор, пока ему не пожелают следовать все и каждый" стала первой одинаково цитируемой по обе стороны звезд. А завершающая фраза речи: "Мир - это хотеть продолжать слушать друг друга и говорить друг с другом" - цитировалась столько раз, что через несколько лет уже и автор не упоминался.

   Император, выслушав ее, сказал:

   - Нам нужен мир. И мы создадим закон. Но сейчас нам нужно решение.

   Вечером участникам процесса разрешили общаться без ограничений. Энцы и моны сбились в кучку на галерее, только Жехар, как обычно, был слегка в стороне. Айдиш, попытавшийся снять повязку раньше времени, закапал одежду кровью и, досадуя, пошел просить Арель о помощи. А разговора толком так и не вышло, все слишком устали и были переполнены событиями последних дней.

   Столица гадала и делала ставки. По вопросам, заданным государем участникам процесса и судьям, нельзя было угадать его вердикт даже в самом первом приближении.

   Ночью Полина заболела. Она поняла это, не просыпаясь и не прерывая сновидения. Если совсем честно, она была бы и рада его прервать, но не хватило то ли сил, то ли чего-то еще. Ей виделись двое, выглядящих как люди и не выглядящих людьми. Один играл на невозможном музыкальном инструменте нечто, чему названия нет - и хорошо, что нет. А то, на чем он играл, не было ни на что похоже и пело всеми голосами мира и еще сотней или двумя. Другой танцевал танец, от которого вставали и рушились горы, моря переползали по тверди, змеи обретали крылья, а рыбы - речь. Во сне она не знала точно, что тому причиной - танец или музыка. Она видела, что когда эти двое смотрят друг на друга, то им весело от того, что каждый из них нашел равного себе, готового понять и принять другого. И понимала, что мир не уцелеет, когда они договорятся. Не знала только, который из двух миров, Саалан или Земля. Открыв глаза утром - не без труда, надо отметить - она увидела Чака, сидящего столбиком около самой постели. Вид у него был взъерошенный и расстроенный. Она ему кивнула: