Сплетен и пересудов было не избежать совершенно точно. Собравшиеся и входящие в зал представители столичной аристократии, получившие места в зале Старой ратуши, были поражены видом маркиза. Принеси князь его скелет в зал и положи на стол Совета, это не вызвало бы большего шока, чем появление того дряхлого старика, в которого превратился за восемь лет в Новом мире молодой да Шайни, едва миновавший пору юности. Даже то, что искра его жизни еле тлеет и это видно всем, не так пугало, как его вид. Унрио, впрочем, держался мужественно и испуганных косых взглядов в свою сторону, казалось, не замечал.
Журналисты Нового мира, рассаживающиеся на галерее, удивлялись другому: до сих пор им не доводилось одновременно видеть столько юных, свежих и не тронутых временем лиц сильных мира сего. Косметическая медицина Земли, в том числе хирургия, могла многое, но по сравнению с восстанавливающей силой Потока это выглядело жалкими попытками закрасить разрушения краской.
Наконец, из Старого дворца прибыли и представители Озерного края. С галереи защелкали фотоаппараты: пользуясь световым шаром, созданным кем-то из магов, корреспонденты фиксировали начало процесса. Димитри видел, как собрана и сосредоточена Марина Лейшина, заметил он и испуганные глаза Алисы. Он послал ей ободряющий взгляд и глянул на Полину. Та рассматривала потолочные балки зала и чему-то улыбалась.
Судебная коллегия занимала свои места. Среди выбранных жребием оказался и дед Хайшен, герцог да Кехан. Димитри наклонил голову, приветствуя его, и получил в ответ короткий теплый взгляд. Пять герцогов и семь князей выбраны были, чтобы слушать это дело. Судьей выпало быть тринадцатому, им стал князь да Гранна. Все правила были соблюдены строго: нечетное число, больше десятки и меньше трех пятерок. Но посмотрев на состав суда, князь понял, что Академия твердо намерена защищаться всеми доступными средствами. Кроме Аизо да Кехана, в той или иной мере связаны с Академией были все. Семья да Кехан оказалась единственной, соблюдающей правило отсечения родственных и иных близких связей после принятия обетов. Все остальные высшие церковные чины этим пренебрегали более или менее открыто. У Димитри не было никаких причин сомневаться в честности выбора, но результат смотрелся странно.
Императорский совет в полном составе разместился на северной части кресел, чтобы видеть и истцов, и ответчиков одинаково хорошо. Димитри мельком глянул туда, заметил Вейена да Шайни и сразу же отвернулся, еще раз мысленно поблагодарив Полину за уроки.
Полина, повернув голову, спросила Жехара:
- Здесь собирается парламент?
- Парламент? - переспросил он. - У нас нет такого совета. Тут заседает городской магистрат, собираются советы гильдий, проходят общие собрания королевского совета и Академии, и два или три раза в год назначается большой государственный совет. А само здание принадлежит городскому магистрату, они построили его для себя. Остальные арендуют у них залы, этот и малый, он в другом крыле.
- Благодарю, - Полина наклонила голову, давая понять, что разъяснение ее устраивает, и повернулась к центру зала.
Там уже занимали свои места за столом Совета судьи, и с минуты на минуту можно было ждать объявления начала процесса. А, нет, поняла она, все-таки сперва озаботились формальностями. Приглашение переводчиков, подтверждения доверия к ним представителей сторон, все эти совсем не лишние мелочи. Только какое тут к черту доверие, когда один из них в сером, а второй в цветах да Шайни. О, князь заявил отвод тому, который в рыжем и розовом, сейчас позовут другого. Этот в коричневом эннаре с кирпичной и оранжевой тесьмой. Разница невелика, решила она. Но тут же вспомнила, что это лицо она мельком видела в резиденции, и значит, причина отвода была в опыте или качестве работы первого переводчика. Наконец, все признали, что готовы и можно начинать. К столу судей пригласили Марину Лейшину. Объявлял приглашение переводчик, так что по-русски прозвучало идеально.
Марина поприветствовала суд, потом собравшихся - и начала речь. Она заявила иск к империи за причиненный ущерб экономике края, культурным ценностям и человеческому потенциалу. Затем перешла к деталям. Первыми прозвучали сводки МЧС за восемнадцатый и девятнадцатый годы о ликвидации аварии, об эвакуации, о подготовке противоэпидемиологических мероприятий, которые, к счастью, не потребовались, но были проведены с соответствующими затратами. Затем она упомянула уничтожение уникальных культурных ценностей мирового значения - подробно, с цитированием писем и статей из международной прессы. И наконец, подняла вопрос о репрессиях. Эта последняя ее справка слушалась как бесконечный некролог по людям, бывшим сердцем города и края и значившим для культуры и искусства не меньше, чем погибшие здания и коллекции музеев. Королевский совет успел впасть в задумчивость, заскучать, испугаться и начать раздражаться, а Марина дважды охрипла и трижды попросила воды, пока озвучивала иск.
Наконец, она произнесла: "У меня все, уважаемый суд", - и ее отпустили на место. Коллегия начала совещаться. Прямо за столом, не смущаясь полного зала свидетелей.
Половина реакций зала ни Полине, ни Марине доступна не была. Стас сидел и ждал, пока обстоятельства явят себя сами, и это было, пожалуй, лучшее, что он мог сделать. Алиса чувствовала, что обстановка довольно напряженная, но у нее хватало ума не вертеть головой по сторонам. А вот Дейвин отлично видел, что Муан да Горие с нехорошим прищуром смотрит на Вейена да Шайни, и заметил, как внимательно Брайда да Алгей слушает речь Лейшиной, разглядывая людей Нового мира, в том числе журналистов на галерее. И не только они показали отношение к происходящему. Присутствующие в зале определялись с точкой зрения на вопрос. Кто-то сочувственно смотрел на князя, кто-то избегал встречаться глазами с Вейеном да Шайни, некоторые бросали осуждающие взгляды на Унриаля. Не проронив ни слова, знать империи советовалась. От судейского стола доносились негромкие реплики на сааланике, переводчик молчал.
Наконец, суд заявил, что иск будет рассмотрен - ради сохранения третьей точки для Аль Ас Саалан.
Пока Марина Лейшина заявляла иск, а суд обсуждал, будет ли он принят, в Озерном крае праздновали День защитника Отечества. Охотники и ветконтроль встретили праздник на работе, как и часть полиции. "Последние рыцари" занимались ремонтом гаражей. А во Фрунзенском РУВД Айриль добивался продвижения материала. Дежурный вяло отговаривался тем, что хулиганы пока не дали внятных объяснений своих действий, а Дагрит да Шадо занят и не может их допросить. Кончилось все тем, что Айриль пообещал ему дождаться, пока эти олухи выйдут из отдела, и спросить их обо всем самостоятельно. После этого он попытался выйти на улицу. Ему тут же предложили подождать, не торопиться и не беспокоиться, журнал почитать и даже чай. Дагрит да Шадо освободился через каких-то четверть часа. Увидев Айриля, он скривился:
- А, да Юн... что там у тебя? Твои бандиты получили по заслугам и пришли жаловаться?
- Ты не хочешь заниматься этим? - Айриль был сама невозмутимость. - Хорошо, я свяжусь с графом да Онгаем, пусть решает он.
Дагрит скрипнул зубами и пошел брать объяснения. Через два часа, опросив даже не всех задержанных, он уже вынужден был звонить в ГУВД с докладом и получать инструкции. Еще через час в отделе был следователь из города. А вечером Айриля пригласили на беседу, и оперуполномоченный объяснил ему, что кроме хулиганских действий вменить пока ничего невозможно, а по новым практикам, существующим в крае, поместить этих деятелей под стражу тоже нельзя. Дагрит присутствовал при разговоре молча, но не скрывал удовольствия.
- Хорошо, - сказал маркиз да Юн. - Тогда я вынужден решать проблему сам. В конце концов, ущерб нанесен моей курьерской службе.
