Обстановка в Петербурге выглядела для Димитри не лучше положения дел вокруг Алисы. При всей внешней прочности своего положения князь не ощущал уверенности. Да, его любили с каждым днем все больше, но это была не та любовь и не от тех людей. Те, чье расположение он хотел получить, опять замолчали и спрятались, не подавая о себе вестей. Марина, верный стойкий воин, мужественно сражалась за честь Димитри плечом к плечу с Афье да Юалем, не позволяя превратить его в следующего Гаранта, а сам он не мог сделать ничего или почти ничего. Люстрации были не его заботой. Единственное, в чем он ограничил процесс, - потребовал права выбора для служащих силовых ведомств края, попадающих в списки на люстрацию. Эти люди должны были иметь возможность тихо уйти за звезды, если не собирались подписаться под своей позицией и списками деяний. Марина, более чем недовольная этим решением, рассказывала страшные истории из прошлого страны, гражданином которой в край вернулся Исиан Асани, предрекала неприятности и пророчила беды. Если бы не Дейвин, Димитри пришлось бы туго. Только граф и смог ей объяснить чрезмерность ее опасений, причем так, что впечатлились даже безопасники: да Айгит всегда был книжником не меньше, чем воином. Он успел добыть какие-то старые записи и свидетельства и с час доказывал Марине при свидетелях, что ничего хуже, чем уже было в мае двадцать седьмого года, не произойдет, поскольку культурные нормы никто не отменял, и Озерный край не может сразу и вдруг повести себя, как Латинская Америка. И доказал - аргументированно, со ссылками на даты и источники.

   Сразу после этого граф выступил миротворцем в споре Димитри и Марины снова, теперь уже развеивая беспокойство сюзерена по поводу сомнительной для него дружбы Полины Бауэр с Исианом Асани. Князю пришлось согласиться и с этим, хотя история с Алисой саднила, как полузажившая царапина от морской воды, и признать за сайхом успех в том, что должен был сделать сам Димитри, было тяжело. Девушка даже не вышла на парапет набережной, к выясняющим отношения мужчинам, каждый из которых брал на себя ответственность за нее когда-то. Хотя отчасти причиной была и она тоже. Но на самом деле стычка началась не из-за нее и даже не из-за Полины Бауэр. На плитах набережной столкнулись два раненых достоинства - сайхского принца и сааланского князя. И Димитри было больнее. Прошедшая осень принесла ему много тяжелых осознаний, среди которых было и то, что на Дейвина свалилась самая грязная часть работы, что не могло не сказаться на отношении вассала к сюзерену. Нет, граф по-прежнему был верен, исполнял приказы, обязательства и обещания до буквы и с избытком, но Димитри видел, что вассал изменился и к нему, и к службе и завел свою собственную жизнь, похожую на ту, что была у самого князя на Кэл-Алар, хоть и не имеющую отношения к морю. И вернуть Асану тоже было не в силах Димитри, как бы он этого ни хотел. Их пути разошлись окончательно, и не он теперь был главным мужчиной в ее жизни. Хорошо хоть расстались по-доброму, и ее муж не ревнует к князю свое сокровище. Да и причин ревновать у Ника нет: он - не маг, не властелин и не владетель - сделал для избранницы больше, чем смог сам Димитри. И значил он для нее, конечно, тоже больше, как бы ни было неприятно князю признавать это.

   А самым большим укором для него стала судьба Полины, и вот с ней он вообще не знал, что делать. Она, смертная, оказалась игрушкой в распрях магов. И хотя ее честь и имя были почти в безопасности, цена, заплаченная ею, оказалась непомерной и для нее самой, и для тех, кто ее в это впутал. И если с Алисой все было относительно ясно - маги между собой всегда разберутся, времени у них довольно, - то по отношению к Полине, кажется, промашку совершил каждый хотя бы по разу. Инициатора репрессий в край прислал Эрве. Димитри, спасая положение империи в крае, решил громкое дело частным образом, и от этого заварилась каша, которую расхлебывали полтора имперских года. Алиса в этой истории была, конечно, тоже хороша: "мне нужна эта жизнь, я кроме нее ни от кого ничего хорошего не видела" - как будто речь идет о сайни, а не о старшей подруге. Не добавил своей монеты в общий кошелек только Дейвин. И надо же было, чтобы именно Исиан, превративший Алису, свою воспитанницу и подругу своего сына, почти в животное и едва не убивший ее, вызвал у Полины интерес к жизни...

   Все с ней не так. Вообще все. Она дала ему клятву дружбы и честно выполнила, как выполняла бы вассальный договор, но душа ее была с кем угодно, кроме него. Ему, впрочем, хватило и тех даров, что он выпросил себе, еле понимая, что делает. Но остальные, даже случайные в ее жизни люди, получили от нее не меньше. Она подарила Дейвину идею книги, которую он после окончания суда успешно писал, радуя монахов Исюрмера своими регулярными докладами и беся досточтимого Вейлина последовательными и аргументированными разносами всех его теорий относительно Нового мира. Она провела Короткую ночь в доме Вейена да Шайни и пополнила коллекцию историй клана, которую теперь младшая внучка маркиза записывает для библиотеки государя. Она научила сайни танцевать. Подарила его парням, держащим пути от устья Рии до Ддайг, гимн, который успел разойтись по всем кораблям, несущим флаг Кэл-Алар. Про семью да Юн и говорить нечего: энергия Онтры наконец получила достойные цели, и Айриль стал равным с матерью членом семьи, успешным торговцем и удачливым руководителем. Все это Полина сделала второпях, между его очередной "дружеской просьбой" и очередной выходкой Алисы, или с больничной койки в полуобмороке, или в рамках навязанной ей светской жизни после очередной серии допросов. И все это делалось по меньшей мере наполовину для того, чтобы прикрыть спину лично ему, уж раз он попросил ее дружбы.

   Что он дал ей взамен? Ну если отодвинуть намерения и посчитать реальные итоги? Бесчестье, недуг, несвободу и жизнь вне дома. И правильно она его бросила. И Эльвира правильно уехала, нечего ей было от него ждать. И Инга совершенно правильно молча ушла, на него нет никакого смысла надеяться, если все женщины, которые ему доверялись, в итоге умирали. Все женщины, бросившие его, были правы.

   Только после этой мысли он наконец огляделся - и увидел, что Хайшен все это время сидела на парапете набережной, не подавая знаков присутствия.

   - Ты выровнял дыхание, пресветлый князь, - сказала она, встретив его взгляд. - Хочешь мой гребень, или ты уже справился?

   - Смотря с чем, Хайшен, - с некоторым усилием улыбнулся князь. - Если ты о моих волосах, то все в порядке.

   - А что не в порядке? - немедленно спросила досточтимая.

   Димитри ненадолго задумался, глядя на залив.

   - Знаешь, Хайшен... не в порядке всего одно - и поэтому ничто не приносит удовлетворения.

   - Что же это, пресветлый князь? - услышал он голос досточтимой.

   И ответил:

   - Под моими ногами уже семь лет только земля, земля и земля.

   Пока князь не произнес это, он и представить себе не мог, что разлука с морем - самая большая боль этих семи лет. Что, как всегда и бывает на конфиденции, они уже говорят о главных чувствах и главных сложностях его жизни.

   - А что должно быть? - спросила досточтимая.

   - Доски, Хайшен, - вздохнул он. - А под ними - вода и все, кто ее населяют. И это никак не люди суши с их сплетнями, склоками и странными надеждами невесть на что.

   - Тоскуешь по морю?

   - По привычной жизни. Последние семь лет у меня все наоборот: не я ухожу в поход, а меня ждут на берегу, а мои женщины уходят в свои походы, а я жду каждую из них. Того и гляди Фанд тоже встанет к кормилу, а я окончательно погрязну в бумагах и сплетнях.

   - Тебе неприятно думать о таком будущем, Димитри?

   - Оно не мое, Хайшен. Так не должно было быть. Не в моей жизни. Не со мной. А все Озерный край, забери старые боги Вейена да Шайни... Ах да, они уже его забрали.

   - Озерный край? Ведь там любят тебя, ты добился этого.