- Да, - кивнула я, - двоих вполне конкретных. Годные дядьки. Устойчивые и выносливые.
Кажется, графа передернуло.
Программа защиты для морских млекопитающих в территориальных водах края оказалась программой предоставления животным убежища в этих самых территориальных водах. Эгерт узнал об этом из вторых рук. Первыми руками был второй заместитель торгового атташе Норвегии в крае. О реальных его целях не знал только ленивый, поэтому когда он связался с администрацией наместника и попросился на корабли саалан с неформальным визитом, сославшись на свое увлечение исторической реконструкцией, Улаев только тоскливо скривился. Формальных причин для отказа не было, а ждать после такого визита можно было чего угодно, начиная с "жучка" в капитанской каюте и заканчивая всплывающими где попало копиями секретной переписки или лоций. Саалан, однако, к просьбе отнеслись прямо-таки с энтузиазмом, особенно когда мастер Гутлейф явился к капитану с визитом в тунике коричневой шерсти, отороченной зеленой узорчатой тесьмой, узких коротких серых штанах и подобии брайта из двух овечьих шкур, обутый во что-то, очень напоминающее броги, и при мече. Как приличный человек. Визит, как и следовало ждать, закончился приглашением на борт и обещанием рассмотреть возможность участия норвежского гостя в каком-нибудь коротком рейсе. Безопасники края тосковали, морщились, кривились... и молчали. Герцог Беломорский в двух разговорах на тему этого странного контакта отозвался о визите с оптимизмом, которого подчиненные генерала Улаева разделить не могли, в отличие от живого интереса и уважения, которое Келах да Атей чувствовал к самому Гутлейфу Лангсефу. Вот только основания у этих чувств были совсем разными.
Представители управления внутренних дел края вздохнули и смирились, готовясь разгребать неизбежное. Только посоветовали оставить комм на берегу, во избежание конфликта технологий. Господин Лангсеф пообещал последовать совету и... протащил на борт пленочную камеру. Это было только началом. Да и, если начистоту-то, пленочная камера там была не только у него. В конце концов, какое кому дело, кто какие кадры предпочитает в личном архиве, пока корабль спокойно стоит у пирса.
Гость, ободренный практически полным отсутствием проверки и обнадеженный приглашением в рейс к китам, радостно рванул готовиться. В назначенную дату он появился в приемной капитана Келаха в кожаных штанах, шерстяной рубахе, кожаной короткой куртке и снова при мече. Ботинки, правда, были вполне современными, но гость снял их, едва поднявшись на борт, и переобулся в мягкую обувь из кожи с завязками на щиколотках, чем вызвал молчаливое одобрение не только капитана, но и всей сааланской части команды.
Неделя контакта культур по пути до места обитания небольшой стаи сельдевых китов, обосновавшейся на границе Баренцева и Белого морей, запомнилась всем участникам и свидетелям событий как очень милое времяпрепровождение, учитывая покладистый характер гостя и то, что он послушно участвовал во всех необходимых корабельных делах, выполняя, что просят, и ни разу не отхватил по затылку ни фалом, ни шкаториной.
Всерьез норвежец удивился, только увидев, как Келах да Атей спускается в шлюпку и приглашает его с собой. К китам. Китов было трое: самец, самка и шестиметровый детеныш. Капитана Келаха они знали и даже были готовы общаться. Когда сааланец, наклонившись к воде, издал звук, напоминающий громкий и не слишком музыкальный скрип, Гутлейф Лангсеф поморщился и поковырял пальцем в ухе. Кто-то из саалан философски улыбнулся - мол, им наш язык тоже не кажется приятным на слух, однако же стараются. Весь процесс фиксировался на механическую пленочную камеру моряком из жителей края. У китов капитан с сопровождающими провел примерно час, потом счел договоренности достигнутыми и распорядился направляться обратно к кораблю, ждавшему на воде. Киты провожали шлюпку.
Уже на борту гость расспрашивал о том, как такого взаимопонимания возможно было достичь так быстро, и узнавал особенности сааланского хозяйствования, включавшего в цикл любое договороспособное живое существо, начиная с морского ящера, размером в два раза превышающего этого самого сейвала, и заканчивая разумным грызуном, напоминающим бобра или нутрию. Вопрос норвежца, чем же может быть полезна в хозяйстве такая прожорливая и огромная тварь, как кит, тоже не вызвал затруднений. Ему прямо ответили, что герцоги и графы северных земель планируют хотя бы на летнее время, пока сейвалы в субполярных водах, заменить ими катера охраны, приданные Московией, чтобы они предупреждали нарушителей морских границ края о том, что их судно уже в чужом водном пространстве. Мол, так и люди смогут отдохнуть в нормальное человеческое время, и дурацких ситуаций будет меньше. Главное, добавил капитан, обучить соседей видеть в морских млекопитающих не еду или источник сырья, а хотя бы чужих служебных животных, на большее-то мы не рассчитываем, мораль в этом мире не та. Зам торгового атташе осторожно поинтересовался, откуда такая терпимость к подобным несовпадениям по довольно принципиальным вопросам - и получил рассказ про горных и северных ддайг соседней с Аль Ас Саалан страны, Даргана, и их обычаи. Начиная с выращивания разноцветных матерных надписей на фруктах и овощах и заканчивая воровством сааланских детей в воспитанники, а их матерей - в рабство. Включая продажу за деньги. Норвежец умилился и рассказал про горных троллей, обычаи которых, по преданиям, очень напоминали этих самых ддайг. Пока часть из них не поубивали нафиг за плохое поведение. А вторая часть вроде бы в какой-то момент крестилась и превратилась в людей, хотя и несколько нетипичной внешности, и потомки их затерялись среди нормальных норвежцев и шведов.
Разумеется, расстаться просто так, вернувшись в порт, было нереально, и прощание затянулось до глубокой ночи. Пока прощались, заверяя друг друга в лучших чувствах, выпили достаточно, чтобы начать пить за хорошие дипломатические отношения. Тост за благополучие князя и его команды гость охотно поддержал, тем более что как раз в компании с частью этой самой команды он и успел поднять бокал уже неоднократно. Император Аль Ас Саалан врагом тоже не был, так что и за него выпить зазорно не было. А после него Келах да Атей предложил тост за Харальда Пятого, и эту идею норвежец тоже с удовольствием принял, а куда бы он делся. После этого кто-то из русской части команды продолжил логическую цепочку тостом за Маргрет Датскую, от чего старший помощник, сорокапятилетний воспитанник "Макаровки", чуть заметно поморщился, но сказать ничего не успел, потому что тут же кто-то предложил тост за английского монарха, а потом и за императора Японии, и неудобная ситуация сгладилась, как всегда и бывает, полным нарушением протокола, который на частном приеме, в общем-то, никого особо и не волновал.
Через два дня после этих событий Иван Кимович Рудой попросил наместника о персональной встрече. Князь удивился, но время выделил, и даже довольно быстро, всего-то в конце недели. Выслушав внимательно рассказ подполковника о приключениях зама торгового атташе Норвегии на борту сааланского "цветка", он терпеливо посмотрел на Рудого.
- Это все понятно. Но в чем проблема, Иван Кимович?
Подполковник вздохнул.
- Я понимаю, что найденное на борту корабля герцога Беломорского прослушивающее устройство проблемой быть не может, поскольку к моменту обнаружения оно уже давно перегорело от соседства с вашими, кхм, технологиями. Но вот что меня беспокоит, господин наместник. Господин Лангсеф - торговый дипломат. Почему-то обладающий прекрасной военной выправкой, которую он вовсе не всегда дает себе труд скрывать.
- Так, - улыбнулся князь.
- Также у него отличное время реакции, судя по тому, что он ни разу не сделал ошибки ни при передвижении между такелажем судна, ни при работе с ним по просьбе капитана. Две недели в море на парусном корабле незнакомого типа - и ни одной травмы, господин наместник, вам самому не удивительно? Это же не ваш соотечественник, в конце концов.
