- Ну, хорошо, - наконец сказала она. - Ты так и не рассказал про сестер.

   - Обязательно расскажу, - кивнул Дейвин, - в ближайший свободный вечер, а пока у меня есть другая тема для разговора. К сожалению, менее приятная. Я тебе должен кое-что сказать.

   - Так. - Полина посмотрела на него очень знакомым взглядом. Настолько знакомым, что он едва не назвал ее именем настоятельницы монастыря Белых Магнолий, но вовремя спохватился. Не хватало только этого ко всему, что сейчас придется сказать.

   - Четыре года назад, примерно в это время, я закончил допрашивать Алису. Вы подруги. Это я истязал и принуждал ее, Полина. Она чуть не умерла во время этих бесед. Да, ее ответов ждал князь, да, беседовал с ней не я, но я устроил это все, нашел специалистов и присутствовал при всех этих разговорах, от первого до последнего дня.

   - Я уже знаю, - легко кивнула она.

   - Что, Алиса рассказала? - обреченно спросил граф.

   - Да нет, - тихо вздохнула Полина, - она вообще считает, что ее арестовали в октябре. Но, извини, ты правда думаешь, что поработав с ней в августе по запросу князя и в его присутствии, я могла не заметить, что ее пытали? Тебя там не было, но я кратко скажу, что было и что я увидела. Князь собрал для нее небольшое совещание, чтобы попытаться убедить ее согласиться восстановить гражданство. Сама по себе формулировка интересна, не находишь?

   Дейвин печально кивнул.

   - На этой встрече были только люди, очень дружелюбно настроенные к ней и заинтересованные соблюсти ее интересы. Там была и я, наместник попросил меня присутствовать в моем профессиональном качестве. И вот - совещание собрано ради нее, она равноправный участник разговора. Рядом психолог. Присутствует правозащитник. Казалось бы, безопаснее некуда. И она уходит в глухой отказ, а за дверью валится в обморок. Само по себе говорящее сочетание, нет?

   Граф сел в кресло, забыв предложить присесть гостье, протер руками лицо.

   - Продолжай, пожалуйста.

   - Да, конечно, - кивнула Полина. - К сказанному добавляем следующий список. Раз: то, как ты ее не любишь. Два: ее замечательное к тебе отношение из трех несочетаемых слоев. И не менее замечательное твое отношение к ней, а именно то, что ты ей никак простить не можешь, что она жива. Три: этот двухмесячный провал в ее памяти. Что, кроме пыток, я должна была предположить?

   Услышав в этих словах откровенную рифму с августовским разговором о сплетниках, трепавших имя самой Полины, Дейвин окончательно упал духом.

   - Я должен извиниться за вчерашнее. Не хватало только марать тебя дружбой с насильником и мучителем. Прости меня.

   В кабинете повисло молчание. Полина понимала, что если она сейчас развернется и выйдет, это будет правильно - с точки зрения лидера Сопротивления, горожанки, да жителя Земли, в конце концов. И она бы охотно это сделала еще весной. Но с весны прошло полгода, и часть предстоящего пути все еще не была пройдена. В этой дороге ей понадобятся если не спутники, то свидетели. Дейвин, с его упорством, честностью и тщательностью, принципиальный до упрямства и последовательный до ригидности, был не тем, кого ей теперь стоило отталкивать. Хотя на нем было написано, что ждет он именно этого. Нет, парень, подумала она, если это и случится, то не теперь.

   - Но твое доброе имя вовсе не в моих руках, - нейтральным тоном заметила она.

   - Я знаю, - скорбно произнес он. - В том числе за это и не люблю Алису. Увы, по приказу князя она подчинена именно мне...

   - Я могу знать подробности? - спросила Полина.

   - Ты сама только что все сказала, - Дейвин усмехнулся как-то нервно и криво. - Если она при любом из наших скажет мне "боррай" - мне останется только утереться.

   - Что это за слово? - уточнила она.

   - Палач, мучитель, тот, кто причиняет боль, принуждает, угрожает, пугает. И я делал все это с ней, Полина. И не знаю, как теперь быть, чтобы она не бросила мне это в лицо. Мои люди привыкли верить мне и считать, что их граф - порядочный человек...

   - Ну да, - сочувственно кивнула она, - точная копия коллизии Новосильцева и Чернова.

   - Не хочешь ли ты сказать, что я должен перед ней извиниться? - шокированный Дейвин встал из кресла и сделал к ней шаг, затем другой.

   Она пожала плечами:

   - Остальные варианты ты, кажется, назвал.

   - Я понял, - сказал он, остановившись. - Благодарю тебя. Я буду думать над этим.

   Думал он недолго, всего лишь ночь и утро. Дружба с ней была слишком ценна для него, чтобы вот так, по душевной лени и из страха потерять лицо, отказаться от нее. Тем более что перед тем, как принимать ее дружбу, лицо следовало умыть. И раз так случилось, что кувшин с водой был в руках у Алисы, к ней он и пошел. Точнее, попросил Нодду передать ей вызов, чтобы не оказаться в неловком положении самому и лишний раз не привлекать внимания к девушке.

   Когда меня вызвали к да Айгиту, я ждала, что он захочет от меня чего-то в связи с зимней Охотой в городе и с именами ребят, знавших меня до ареста. Оказывается, живые еще остались и даже согласились с ним общаться. Но после того, как они с ним поговорили, по его приказу мы фотографировались всем отрядом, чтобы он мог показать мои свежие фото и этим успокоить ветеранов боевого крыла. Что разговор будет серьезным, я поняла по тому, что граф встретил меня стоя и, против обыкновения, выслушав мое "по твоему приказанию прибыла...", не сказал "подойди", а сам сделал несколько шагов ко мне и остановился на расстоянии протянутой руки. Но угадать тему я не взялась бы и за литр контрабандного вискаря.

   - Я должен просить твоего прощения, Алиса, - сказал он.

   Чувствуя, как у меня ноги и руки немеют от изумления, я слушала, а он продолжал говорить.

   - Я был причиной твоих страданий и твоего унижения, я принуждал и неволил тебя, мое поведение было недолжным и по вашим законам, и по правилам чести дворянина, и по наставлениям Пророка. Мне жаль, что это было. На деле ты храбро дралась и заслуживала благородной смерти.

   - Аааэээ... - ответила я. - Ааа... А когда?

   Дейвин тяжело вздохнул.

   - Я знаю, что ты не помнишь эти два месяца. Тебя арестовали в августе, в последние его дни. Князь участвовал лично, хотя нашел и вычислил тебя я, - он прервался и вздохнул. - Впрочем, это неважно. Арест, обыск, первый допрос - при всем этом я не присутствовал. Но уже тогда мы были неправы, потому что князь не вызвал тебе адвоката, а я, дурак, не только не настоял на этом, я даже не вспомнил эту вашу практику. Мы с тобой встретились уже в лаборатории. Сначала я только блокировал тебя, потом мы применили браслет и попытались снять защиты... - он вздохнул. - В общем, колоть тебе снотворное, даже не вызвав вашего врача, было плохой идеей. Но ты выжила. И ведь я еще тогда знал, что два месяца расширенных допросов без отдыха - это нарушение твоих прав два раза одним действием. Первыми мне об этом сказали те местные следователи, которые с тобой работали. Да, после всего случившегося наши действия уже нельзя называть следствием. И обыскивать твой дом без официального оформления проникновения в жилище тоже было неверно. Прости меня. Я признаю, что ты права в своем отношении ко мне, а я не был прав, относясь к тебе так, как относился, но прошу тебя о прощении. И обещаю тебе помощь в восстановлении твоего человеческого достоинства там, где это от меня зависит.

   С полминуты я стояла, еле чувствуя пол под ногами, и очень быстро думала. О том, что на самом деле я очень не хотела в Хельсинки той осенью, то есть тем летом. И в разведшколу, куда Эгерт планировал меня пристроить, судя по его оговорочкам, я тоже не хотела. Я хотела остаться в крае. И дождаться Лелика с дежурства, как бы это ни звучало. И этот арест, чем бы он потом ни кончился, избавил меня от необходимости принимать очень страшное решение - о том, что Лелик не вернется никогда, о том, что наша борьба не имеет смысла, и о том, что мне надо покинуть родину очередной чертов раз. Но говорить все это графу да Айгиту, пусть даже очень дружелюбно ко мне настроенному, было бы слишком. Поэтому я выполнила сааланский ритуал примирения: раскрыла руки, как для объятия, и сказала "принимаю". Он в ответ склонил голову и сказал "спасибо" по-русски. Идя вместе со мной к дверям кабинета, он спросил: