Когда-то жаждала.

Давно не жаждет.

Неудовлетворенное равенство выродилось в честолюбие.

Поэтому, когда правая рука завладела ключами, и металлический запах власти, дотоле далекий и недостижимый, коснулся и левой руки, она испытала такое вожделение к ключам, какое никогда прежде не испытывала, впала в такое подобострастие перед правой рукой, в какое никогда прежде не впадала, проявив поистине тартюфовскую породу. Она и чесала правую руку, и потирала, и чуть было не обхватила ее кулак, чтобы вместе донести ключи до кармана, но правая рука отпрянула и крепче стиснула пальцы – до судороги стиснула.

Учуяв судорогу, левая рука в один взмах подлетела к правой в надежде, что та не справится с мышечной болью и разожмет пальцы.

Но правая рука справилась. Жажда обладания сильнее боли.

Копошение за дверью стремительно набирает обороты, становясь возмущеннее, требовательнее, неровен час выхлестнет на площадку – на меня выхлестнет!

Уносить ноги, и немедленно!

Что это, право, за деятельность на лифт нашла? Ездит и ездит, никак угомониться не может.

Останавливать лифт на ходу нельзя, ни в коем случае нельзя, слишком велик риск нарваться на пассажиров.

Придется ждать.

Но как неудобно! как туго, тесно ждать под прицелом! кожа так и стягивается, мышцы хрястнут, конечности каменеют.

Окаменела и правая рука, и теперь ключи из нее ни за что не выманить.

И все же лучше в руке, чем в замочной скважине.

Что это? Тишина?

И вправду тишина.

Лифт замер. Копошение прекратилось.

Поразительное совпадение!

Подозрительное совпадение.

Не перед бурей ли затишье?

Однако не стоит давать мыслям шанс пробраться в материальный мир!

Мыслям, может, и не стоит, а вот лифту дорогу в материальный мир проложить не помешало бы, покуда дорогу ему не проложил кто-нибудь другой и в другой мир.

Главное, прокладывать дорогу так, чтобы она нигде не петляла, и лифт по ней следовал беспрерывно – от депо до меня – не делая по пути остановок.

Раньше надо было прокладывать! до вызова лифта.

И нечего елозить ластиком по нарисованной реальности! Реальность состоялась.

И состоялась не в мою пользу – лифт проехал мимо, взяв на два этажа выше, и теперь едет обратно; ко мне едет!

В укрытие! сей же миг в укрытие!

Не вниз! наверх! – в верхний пролет – человеческий глаз в первую очередь обозревает низы, только потом устремляется к горним высям, к моменту же когда глаз, проштудировав низы, двинется наверх, я проштудирую внутренность лифта и в случае ее наполненности шагну в мертвую зону – зону недосягаемости для обозревающего ока; ежели лифт окажется порожним…

Быстрее! покуда не захлопнулись створки лифта.

Мать честная!..

Таки пробрались в реальность! таки реальность покорежили…

И что мне теперь с покореженной реальностью делать? Каким Макаром выправлять?

Макар здесь явно не поможет, здесь нужен лифтер.

Где же взять лифтера? из какой конуры вытравить?

Из лифтовой – из какой же еще!

Где же она, лифтовая конура?

Слишком много вопросов – слишком много вопросов на одну человеческую голову.

А мозг ликует. Мозг трепещет.

Не от обилия вопросов! от разрешившейся мести, пусть и не силами мозга, силами случайности, но разрешившейся – правая рука оплошала, отныне и вовеки веков, аминь, ключи в полном распоряжении его величества головного мозга.

В полном распоряжении шахты лифта они – вот где! и извлечь их оттуда может только лифтер.

Или крысы.

Но я не гамельнский крысолов! крысы под мою дудочку плясать не будут!

Да и дудочки у меня нет.

И свистеть я не умею.

Остается лифтер.

Что это?

Где-то отворяется дверь?

Прямо надо мной отворяется!

Нажимается кнопка лифта.

Раз.

Второй.

Третий.

Лифт безмолвен. Лифт недвижим.

Оно и неудивительно, оно и понятно – ведь лифт оккупирован мной! да с каким выражением оккупирован! – с выражением защитников окружающей среды, распростирающих тела пред танками и минометами, только мое тело распростерлось поперек лифта и без каких-либо убеждений, единственно по зову батюшки-рефлекса, выбросившего левую руку на кнопочную панель, чтобы та зажала кнопку "стоп", застолбив тем самым лифт, чтобы…

А вот и убеждения вырисовываются.

… чтобы, ни дай боже, кто-нибудь лифт у меня увел – увел, спустился в шахту, завладел моими ключами, проник в мой дом; стал мною!

Не отпускать лифт! ни в коем случае не отпускать! несмотря на крайне неудобную позу, которая, кстати говоря, является несколько преувеличенной, и которую не помешало бы несколько преуменьшить, убрав правые конечности с правой створки лифта, которую они с таким усердием держат, особенно правая рука, вцепившаяся в створку до белизны пальцев, – видно, осознала свой грех и решила в срочном порядке его исправить, покуда поверх одного греха не наросли точно полипы другие грехи, непонятно только, зачем правая нога сему исправительному акту содействует, подпирая створку снизу, ведь вины ее в потере ключей нет, – видно, батюшка-рефлекс решил подстраховаться, бросив на удержание лифта правосторонний фланг – на тот случай, если левая рука промахнется.

Но левая рука не промахнулась.

Левую ногу можно оставить там, где она есть – на стыке двух порогов: лифтового и подъездного, в расщелину которого ключи так ровнехонько, так прямехонько влетели, будто долгое время отрабатывали сей маневр.

Нечистый, маневр, ей-богу, нечистый! Кто-то за маневром явно стоит.

Цокот каблуков.

Ближе и ближе.

Кожа на спине натянулась, пытаясь поднять дыбом несуществующую шерсть. Уши подались назад, но не сумев развернуться, навострились. Глаза замерли, высвободив ушам энергию концентрации. Зубы вместо оскала стиснулись. Звериная сущность пронеслась по всему организму, проявляясь как может.

Каблуки бодро отсчитали ступени первой лестничной гармошки.

Бодро процокали пролет.

Бодро ступили на следующую гармошку…

Замерли…

Узрели!

Не оборачиваться! ни в коем случае не оборачиваться! даже на полголовы! и полголовы могут выдать личность с потрохами, затылок же, будучи элементом задворным, незримым – за исключением неординарных черепных данных, коими я, к счастью, не обладаю – вполне может сойти за неопознанный объект.

Чего нельзя сказать о наряде.

Людская память на чужие наряды зла – уж если обозлится на чей-нибудь гардероб, век гардероб помнить будет, человека забудет, а гардероб его помнить будет.

Но мой гардероб ни в чем перед родом человеческим не провинился, стало быть, в анналах людской памяти не значится, и – неопознанный затылок вкупе с неопознанным гардеробом становятся человеком самым что ни на есть неопознанным; мною становятся – вот что! что и требовалось доказать.

… Отмерли и продолжили нисхождение с лестницы – медленно, осторожно.

Всматриваются.

Не оборачиваться! ни в коем случае не оборачиваться!

Лестница кончилась. Цоканье прекратилось.

Обозревают…

Не поддаваться! ни в коем случае не поддаваться инстинкту оправдывания!

… Шаркнули и пострекотали дальше.

Ни словом, ни полусловом.

Не опознали!

Или опознали, но промолчали.

Или опознавать им было нечего в силу того, что сами являются объектом в нашем краю неопознанным, возможно одноразовым – что было бы весьма мне на руку: не пришлось бы затылок под головным убором прятать, а так придется, непременно придется, и гардероб придется сменить, несмотря на всю его непримечательность, ибо в нестандартных ситуациях все непримечательное становится примечательным.

Густое терпкое амбре с примесями затхлости и прогорклости, следовавшее за каблуками попятам, от каблуков отщепилось и встало в воздухе колом.

Хоть не дыши.

Совсем не дышать не получится, да и толку в том нет никакого, среда в носу и во рту испорчена окончательно и бесповоротно, по крайней мере будет испорчена до тех пор, пока окончательно и бесповоротно из воздуха не будут изгнаны парфюмерные духи.