Вот и ящеры эти… Для чего нужны они Мримо, если он одним движением пальца может их мир в порошок стереть? Для чего ему бойцы, как эти ящеры? Собирается войну с кем-нибудь затеять, развлечься, проверяя, кто из них, гостей разных, сильнее? В любом случае, я пас, если начнется какая-нибудь война, с участием всех этих пришельцев. Мне не с кем воевать…
Девушка спала, когда я вернулся. Причем, спала, положив голову на пузо Бо. Зверь даже не шелохнулся, когда я тихо открыл дверь, лишь повернул голову. Поставив посох, я подошел к ним, и показал кулак зверю, который зашевелился:
– Лежи тихо! Пусть спит.
Бо опустил башку на пол, глядя на мешок, который я водрузил на стол. И, не выдержав, перевернулся на лапы, умудрившись при этом не задеть Оксану. И кинулся ко мне, щелкнув челюстью.
Оксана ударилась головой о пол и подскочила, хлопая глазами.
– Ушиблась? – посочувствовал я, раскладывая хлеб и сыр на столе. – Не обижайся на Бо, такое бывает…
– Ничего страшного, – буркнула она, потирая затылок. – Хорошо, хоть не затоптал.
Мой звереныш уже громко сопел возле ноги, широко открыв пасть, и следя за моими движениями. Проглот этакий! Я вытащил нож, быстро отрезал приличный кусок мяса с бараньей ноги и показал ему:
– Опять есть хочешь? Ты когда-нибудь лопнешь…
Мне всегда нравилось смотреть, как эта огромная туша умудряется делать такие прыжки. Моих ожиданий Бо не обманул: он на лету как-то тяжело извернулся, схватив кусок мяса, и слопал его в один присест. Довольно царапнул пол когтями и развернулся ко мне.
– Хватит! – прикрикнул я. – Ты не один здесь! Марш к себе!
Бо подумал немного, глядя на мои ноги, развернулся и, обиженно порыкивая, потопал к корыту, на ходу перевернув хвостом стул. С шумом влез в воду и погрузился в нее полностью, оставив только кончик хвоста…
– Жадина… – пробормотал я и посмотрел на Оксану. – Есть хочешь?
Она кивнула и поднялась.
– Стул возьми. Я принесу вино. Садись, не обижу…
– Я знаю.
– Откуда?
– А зачем тогда тащил сюда?
Я пожал плечами и пошел к буфету. Вытащил запыленный кувшин с вином, два глиняных стакана и две маленьких деревянных чашки. Поставил всё на стол и кивнул на мясо:
– Ешь. Мясо свежее, Мримо сегодня приказал забить. Вот хлеб, сыр, аррту…
– Аррту? Что это?
Усевшись напротив, я открыл кувшин:
– Аррту? Вот эти ягоды. Вкусные.
– Это ж яблоки! – удивилась она, взяв один из плодов. – Ой, как вкусно пахнут…
Яблоки так яблоки, мне все равно. Я разлил вино по стаканам и протянул ей:
– Вино.
– Я не пью! – как-то испуганно отозвалась она, глядя на вино.
– А как ты есть будешь? – удивился я. – Мясо без вина тяжело есть.
– Как-нибудь справлюсь. Поставь на стол. Можно, я твой нож возьму? Ой… острый!
Оксана ловко отрезала кусочек мяса, так же быстро отрезала кусок хлеба. Подумала, взяла стакан, понюхала и улыбнулась:
– Полусладкое? Сколько лет выдержки?
– А говоришь, что не пьешь.
– Ну, от хорошего вина редко можно отказаться. Это виноградное?
– Не знаю. Ему лет пятнадцать уже. Вообще-то, из ягод присы. Это ягода такая, в гроздьях растет. Приса.
– Такие ягоды, иногда розовые, иногда сизые, иногда черные, да? В гроздьях? Ну, точно, виноград! – Она отхлебнула глоток и скривилась. – Кислит…
– Что уж есть… Ешь!
Бо высунулся из корыта, но напоровшись на мой взгляд, снова исчез, громко булькнув.
– М-м-м… вкусно! А соль есть?
– Что есть?!
– Соль. Белые такие кристаллики, в еду добавляют.
– Не знаю, – удивился я. – А зачем кристаллы в еду добавлять?!
– Ладно, забудь. Будем считать, что Министерство здравоохранения не врет и соль вредна для моего организма…
Запутавшись окончательно в ее словах, я решил промолчать.
– Пес?
– Что?
– А налей еще вина…
– Давай стакан.
Оксана отхлебнула напиток, потом задумчиво уставилась на меня:
– Можно спросить?
– Валяй.
– Ты отпустишь меня?
Откинувшись на стуле, я покачал головой:
– Пока нет.
– Можно спросить – почему?
– Нет.
И в следующую секунду я слетел кубарем со стула, когда она прыгнула на меня, с моим же ножом…
– Бо, сидеть!!! – заорал я, услышав, как громко хрустнуло корыто и тяжелый шлепок о пол возвестил о том, что зверь кинулся мне на подмогу.
При этом я успел перехватить руку девушки с занесенным ножом, вывернуть ее и спихнуть Оксану с себя. Сел на нее сверху и склонился к ее лицу, глаза в глаза:
– Почему?
– Потому… Пусти, а? Пусти!!! Пес, ну будь ты человеком… – забилась она, больно лягая меня коленом в спину. – Пес, ну отпусти же! Я домой хочу!
А я почему-то не мог отвести взгляд от ее зареванных, больших глаз. Вызывающе-беззащитных, беспомощных…
– Пусти… я домой хочу, Пес…
Медленно встал с нее, вытащив нож из руки, и швырнул его прямо в корыто Бо. Пусть теперь попробует взять.
А она продолжала реветь, опять свернувшись клубочком, размазывая слезы на запачканном лице. Как побитая собака с человеческим лицом, у которой отняли щенков.
Подняв стул, я сел, и оторвал от бараньей ноги кусок мяса. Так же, пальцами, разделил на несколько кусков поменьше, и стал есть, запивая вином. Потом тронул девушку за плечо:
– Хватит. Садись и ешь.
Она не пошевелилась.
– Как хочешь.
– Почему ты не отпускаешь меня? Зачем я тебе?
– Просто так. Интересно, понимаешь ли…
– Что интересно? – подняла она голову. – Наблюдать, как мне тут плохо?
– Вот не понимаю, серьезно! – отбросил я косточку и сел перед девушкой на корточки. – Ты хочешь домой, так? А зачем? Там тебя убили. Воздух плохой. Люди тебе даже не родственники. Никто не защитил тебя, когда тебе стражники угрожали. Что тебе там делать? А тут, смотри, кормят, поят, врагов нет, я убью любого, кто зайдет сюда, не требую от тебя ничего. Благодать! Так зачем тебе туда возвращаться?!
– Дурак ты… – всхлипнула она, и села, обхватив колени. – У меня там семья осталась.
– И что?
– А то! Если у тебя нет семьи, это не значит, что у других ее не может быть!
Странная она. Или я чего-то не понимаю. Семья, это понятно. Или настолько у них развита привязанность матери к ребенку, что она без семьи не может?
– Лера… – всхлипнула опять Оксана.
– Что?
– Дочь у меня там, Лера. Лерочка… Отпусти, а?
– Ты по ней скучаешь?
– Очень.
– Почему? Она настолько важна для тебя, что ты готова поступиться сытой и спокойной жизнью?
Девушка медленно подняла голову и уставилась на меня долгим-долгим взглядом. Теперь он был совсем другой. Жесткий, серьезный. Ледяной. Я внутренне поежился и спросил:
– Тебе неприятны такие вопросы? Мне просто интересно…
Оксана встала во весь рост, сжав кулаки, и тихо, сквозь зубы, произнесла:
– Вот заведешь ребенка – тогда и поговорим… А сейчас я требую отправить меня домой, Пес.
– Нет. Завтра охота будет. Мне нужно поспать – это раз. Второе – мне надо настроиться на переход. Вернусь с охоты, тогда и поговорим. Ты, кстати, будешь спать там… – показал я на огромный ворох соломы в углу. – Одеяло я тебе дам. Все.
Она молча пошла к соломе, опустив голову. Ногой разворошила кучу, устроив что-то вроде лежанки, и легла, опять свернувшись в клубочек. И как ей не надоест так лежать?
Допив вино, я принес толстое одеяло, которым укрывался зимой. Бережно накрыл девушку, так и не открывшую глаза, постоял немного и пошел в свою комнату, прихватив посох. Зажег две толстые свечи. Посидел немного, обдумывая слова Оксаны. Но чаще всего почему-то вспоминал ее взгляд, тот, такой ледяной. И, сообразив, что сейчас все равно не смогу ничего связать воедино, махнул рукой и завалился спать, дунув на свечи…
*******
Серый туман паутины утренний ветерок пытался разметать, разорвать, навешивая клочки на ветки деревьев, но у него получалось плохо. Туман снова латал прорехи, оставленные ветерком, затягивая их новыми кусками невесомой серой взвеси. Было тихо, лишь изредка в путанице тумана вскрикивала какая-то сонная птица.