После ухода семьи Толкуновых мы с Лили подошли к остальным ребятам. Стоя на берегу, каждый вглядывался в голубую воду, необратимо похожую на небо. Лили держала меня за руку, также унося свои мысли в пустоту ярких красок, а может в ее самые счастливые воспоминания о жизни. В вечерний час небо с водой слились воедино, образуя единый голубой пласт, на котором виднелись едва заметные отметины в виде островов, будто на леопарде – пятна.
Постепенно чудесный вид померк, растворяясь в лице Кирилла, потому что взгляд так и тянулся к его персоне. Сама мысль была невыносима, когда я увидела его улыбку, предназначенную Еве. Они довольно мило беседовали и видимо шутили. Чувство ревности не было хорошим, как и мое желание нарушить их идиллию. Но я понимала, что не могла позволить себе роскошь признаться, как сильно меня задевало простое человеческое общение между ними, как расстраивало, что на месте Евы сейчас не я. Эти мысли заводили меня в тупик до тех пор, пока небо не начало трещать пополам. Вдруг показалось, что упал метеорит, возвращая меня в воспоминания о минувших страшных пяти последних днях на планете Земля.
Как и говорил Вячеслав Владимирович, звук был слишком громким и невероятно противным для ушей. Вскоре в ауре свечения в темно-синем пласте приближающейся ночи появилась точка, похожая на светящуюся звезду. Ее блеск с каждой секундой становился ярче, пока не проявилась картинка целиком – шаттл. При входе корабля в атмосферу планеты звук стал меняться, превращаясь в писк, пока стал совсем невыносим для моих ушей. Будто это была особая частота шума, отдаленно напоминающая вой летучей мыши. В конце концов, я закрыла уши ладонями и присела на колени, настолько давил звук на барабанные перепонки.
– Ты в порядке? – подбежал Константин, присаживаясь рядом на корточки.
– Да, конечно, – соврала я, испытывая какую-то непонятную для меня чувствительность в ушах, как будто ультразвуковые волны проходили через мозг. Тонкий писк продолжал мучить меня, пока шаттл не состыковался с поверхностью Аполитона, только после этого я посмотрела на склонившихся надо мной ребят. – Вы это слышали? – обратилась я ко всей своей команде, но посмотрела на обеспокоенное лицо Кирилла.
– Что? – не понял Константин.
– Будто импульс или ультразвуковая волна, – попыталась я описать то, что меня обеспокоило.
Ребята посмотрели на меня с долей удивления, обескураженные моим странным поведением, из чего можно сделать вывод о том, что я – единственный человек, непонятным образом уловивший частоту колебания механической звуковой волны, и возможно способный воспринимать другой ее диапазон.
– Анна, с тобой точно все в порядке? – обеспокоенным голосом уточнил Кирилл. Я махнула головой ему в ответ и обвела глазами ребят.
– Забудьте, – попросила я, поворачивая голову в сторону девочки, смотревшей на меня детским, наивным взглядом.
В мучительных тисках от последствий невыносимого писка я попыталась подняться на ноги, чтобы не пугать ребят непонятным для них состоянием. Стараться объяснять причину свиста в ушах мне не хотелось, как и проявить слабость на людях. Поэтому я глубоко вдохнула, наполнила легкие кислородом и на выдохе выпрямила тело. Казалось, проще было скрыть боль и отвести от себя вниманием приближающейся лодкой. На этот раз водный транспорт выглядел иначе: небольшой катер с ободранными бортами. Судя по отвратительному запаху и разбросанным по контуру очисткам от овощей, на лодке перевозили мусор. Наверное, у нынешней возглавлявшей элиты Аполитона с российской стороны было мнение, что по островам развозят отбросы общества, которые случайно попали на планету. Испытывая неугомонное желание возмутиться данному обстоятельству, каждый из нас воротил нос, но продолжал молчать.
– Воняет так, будто здесь кто-то сдох! – не выдержала Лили, выказывая свое раздражение.
Водитель катера издал невеселый смешок, но сделал вид, будто это неважно. Все его тело говорило о великом спокойствии и нежелании отвечать кому-либо из пассажиров. Человек вставил в уши эйрподс, дернул рычаг и с рычащим двигателем направил нос катера вглубь водоема. Над этой частью Аполитона нависла ночная мгла, правда полная темнота, как ожидалось, не наступила. Похоже, сумерки продлятся всю ночь.
Со своего места в лодке я оглядела главный остров, подсвеченный огнями, сплошь утопающий в деревьях с лианами. Еще в поле моего зрения попали маленькие огоньки в виде крошечных точек – это ночное видеонаблюдение. Такие пятна были едва заметны, и я насчитала их больше десятка. Уверена я была в том, что ни Кирилл, ни даже Степан Филиппович не поймут, что эти маленькие светила – камеры наружного наблюдения. С первого дня я уяснила, что основной остров фиксирует каждое передвижение и действие. С безопасностью ребята постарались, спрятав эти огоньки за ярким светом электростанции. Лучи пробивались сквозь густую растительность и бросали небольшой блик на небо.
Я продолжала смотреть на главный остров, пока его тень не скрылась в сумерках. Именно в тот момент я почувствовала локоть, упертый мне в бок.
– Прошу прощения, – брезгливо извинилась Ева, брыкаясь от мусора, который припадал к ее ногам при каждом крене катера, виляющего из стороны в сторону.
– Ничего страшного, – тихо ответила я, переводя взгляд на сестру, задыхающуюся от запаха гнили, морепродуктов и мочи. – Достать тебе респиратор? – предложила я Лили.
Девочка отрицательно покачала головой, показав на лице всю мерзость и ужас от происходящего. В этот момент катер начал постепенно сбрасывать скорость, пока не показался маленький островок с шикарным покрытием из листвы. Стволетон был прекрасен и казался могучим старым деревом. Его голубые листья, словно покрытые лаком, раскинулись по всему острову, и блестели даже в отсутствие солнца. Чудилось, что их свет умножится под его яркими световыми лучами. Любуясь красотой сего творения, я перестала чувствовать отвратительный запах. Сквозь пелену мыслей и раздумий, мужской голос прозвучал угрожающе.
– Остров номер триста восемьдесят девять. Прошу, – предложил жестом руки рулевой лодки, направляя свой взгляд куда-то вдаль. Мужчина не пытался помочь выйти людям из катера, не дернулся, чтобы подать сумки – он просто стоял и наблюдал за темнеющим небом Аполитона.
Фарид рывком перекинул ноги через бортик лодки и спрыгнул в воду, оказавшись по колено мокрым. Он на секунду затормозил взгляд на пейзаже, возникшем перед его глазами столь близко и явно маняще, отчего казалось, что человек зыбко попал в сказку, – и будто бы в замедленной съемке начал протягивать руки своей жене, чтобы помочь выбраться из лодки. Антон и Борис забрали с собой вещи и также быстро за отцом и матерью покинули катер. Не успел Фарид попрощаться с оставшейся частью своей команды, как нетерпеливый водитель транспорта резко потянул рычаг на себя – и лодка, буксуя, начала удаляться, роняя всплески воды на людей, которых оставили на суше.
Никто из нас не говорил друг с другом. Все молчали, переглядываясь. Дерзкое поведение человека, управляющего катером, наводило всех на неприятные мысли, но никто не собирался озвучивать свое мнение вслух, а посему, закрывая носы руками, прятали лица под ладонями и сидели смирно.
Катер вновь резко затормозил.
– Четыреста девятый остров, – огласил металлическим голосом человек.
Услышав номер своего острова, я словно по приказу перемахнула ноги через борт катера, и спрыгнула в воду, намочив всплесками капель новое зеленое платье. Следующее действие также было быстрым и будто внесено в мою мозговую программу: протянула руки к краю лодки, чтобы взять Лили на руки, но в этот момент ощутила теплые объятия. Доброе лицо Игоря сияло чистым светом. Он одними глазами указал, куда мне необходимо отойти, чтобы он мог забрать с катера ребенка и наши вещи. Я покорилась своему парню с одного взгляда.
Лилия плюхнулась в объятия Игоря, обвивая руками его шею. На лице девочки появилось знакомое до боли выражение искренней благодарности и великое успокоение. Сестра души не чаяла в семействе Толкуновых, кое они выражали ей. А я почему-то не смела смотреть в глаза своего парня и не решалась взглянуть в сторону Кирилла. Эти два человека дарили мне одновременно и спокойствие, и бесконечные страдания. Понимала я одно: время расставит все на свои места. И единственное, что мне предстоит сделать – отпустить свои чувства и мысли, просто плыть по течению. При этом муки совести никто не отменял.
