— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Стивен, когда Робби встал, чтобы помочь мисс Эмили подняться на ноги. Он все еще был ошеломлен рассказом Робби, но внезапная суматоха в закусочной отвлекла его и немного помогла выйти из состояния шока.

Робби, прежде чем ответить, на мгновение задержал взгляд на мисс Эмили. Когда он посмотрел на Стивена, его глаза вновь наполнились слезами.

— Не забывай о нем, — сказал Робби. Он оглядел закусочную. — Для здешних людей наша семья всегда была охапкой хвороста для их костра сплетен. Но только ты один разглядел настоящего Дастина. Он даже меня не впустил бы так далеко. Не забывай о нем. Не забывай, что он сейчас там, наверху, с Господом нашим Иисусом, сжимает в кулаке огромную связку воздушных шаров и ухмыляется, словно старый охотничий пес. — Он снова посмотрел на мисс Эмили. — Это все, что нам осталось после него.

Стивен всхлипнул и разрыдался, слезы хлынули по его лицу, он тяжело и натужно задышал. Ему было наплевать на то, что все вокруг затихло и посетители закусочной, застыли у порога, прежде чем выбежать наружу. И ему было все равно на то, как нелепо он сейчас выглядел, и на то, что в этом месте, скорее всего, его ненавидели и презирали. Он чувствовал только пустоту от постоянного отсутствия Дастина. Он лишь понимал, что Дастин никогда к нему не вернется. Что ни месяцы ожидания его возвращения, ни все эти бесполезные письма, что он посылал, не могли вернуть его обратно. А теперь было уже слишком поздно.

— Я не смогу забыть его, — всхлипнул он. — Никогда.

— Не вспоминай о нем с болью, мистер Стивен, — посоветовал Робби. — Пусть это будет любовь. Это то, что было у тебя и то, что он дал тебе. Пусть это будет так. В жизни Дасти не было времени, чтобы ему не было больно, за исключением тех случаев, когда он был с тобой. Вот что ты держишь в руках. Это.

Да, только эта безмолвная любовь. Он поднял глаза на Робби, услышав бормотание за одним из столиков позади себя. И увидел, как лицо Робби окаменело, а взгляд стал жестким и злобным. Ропот тут же прекратился.

— Мисс Эмили, — сказал Робби, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться, не отрывая взгляда от примолкших злых языков.

Мисс Эмили встала, надела перчатки и внимательно посмотрела на Стивена, прежде чем поднести ладонь к его щеке и вытереть слезы большим пальцем.

— Теперь я понимаю, почему он любил тебя, — тихо сказала она ему. Она убрала руку с его лица и обвела закусочную мрачным, полным обвинения, взглядом.

После того как дверь закрылась и маленький колокольчик, звякнув, объявил об их уходе, единственным звуком было тихое рыдание Стивена.

*****

— Мистер Стивен?

Стивен поднял голову и увидел стоящего над ним Робби; он быстро выглянул в окно и увидел мисс Эмили, ожидавшую снаружи. Со смущением на заплаканном лице он снова посмотрел на Робби.

— Мисс Эмили просила передать тебе вот это, говорит, что оно по праву твое. Сказала, что нашла его у Дастина. Если это то, что я думаю, то они искали именно его. — Он вручил Стивену запечатанный конверт, легонько похлопал его по плечу и снова повернулся, чтобы уйти. — Возможно, ты захочешь взять его с собой, прежде чем откроешь, мистер Стивен. Здешние люди не очень-то сильны в том, чтобы следить за своими языками и не совать свои длинные носы в чужие дела, — сказал Робби, в последний раз оглядывая закусочную.

Стивен взглянул на конверт, не спеша брать его в руки и в то же время отчаянно желая узнать, что там написано. Может быть, записка от Дастина, письмо, которое так и не было отправлено?

Когда Робби и мисс Эмили скрылись из виду, он встал и бросил на стол несколько американских долларов. Он заметил там полтинник и еще несколько купюр, но ему было все равно. Он хотел убраться из этого проклятого места подальше от любопытных глаз. Но куда же ему теперь направиться, когда Дастин ушел навсегда?

Когда он подошел к двери, то услышал приглушенную враждебность и хихиканье, но лишь стоило ему повернуться, глаза присутствующих были устремлены куда угодно, только не в его сторону, и ни один из них так и не набрался храбрости, чтобы взглянуть прямо в его измученное лицо. Но он не нуждался в зрительном контакте, их полускрытых ухмылок было достаточно. Он повернулся, вышел из закусочной и быстро зашагал к своей машине.

Добравшись до нее, он взглянул на конверт, постоял на солнышке, чувствуя, как бежевые блики отражаются от него, и только тогда заметил монограмму мисс Эмили, выбитую на клапане.

— Пожалуйста, — прошептал он вслух, просунув палец под клапан и, осторожно разрывая бумагу, молился, чтобы Дастин оставил ему хоть что-нибудь. Что-нибудь.

Но когда он заглянул внутрь, то понял: все вернулось к нему. Каждое слово в закусочной, каждая ненавистная ухмылка, каждая невысказанная обида. Он почувствовал их все и рухнул на колени, причитая, когда письмо, написанное им четыре месяца назад, выпало на тротуар.

Глава 21

Дастин,

Я думаю о тебе, думаю о последней ночи, которую мы провели вместе.

Ты помнишь ту ночь? Я любил тебя на холодном полу под завывания ветра, а ты цеплялся за доски пола, влажные от пота наших разгоряченных тел.

Это был первый раз, когда ты сам попросил взять тебя, озвучив желание, глубоко запрятанное в твоем сердце. И я никогда не подумал бы, что когда-нибудь услышу эти слова под звуки ветра.

Я помню, как ты заплакал, едва произнеся их. Как с ужасом смотрел на меня. Как снова замкнулся и попытался затолкать это желание назад, в глубину своей души, пока твои слезы рвались наружу.

Ты задрожал, когда я остановился, когда я опустил твои ноги и поднялся к твоему лицу, убирая ту непослушную рыжую прядь с твоего лба.

Я все еще чувствую, как искренне ты улыбнулся мне, как от этого моего простого жеста к тебе, наконец, пришло понимание, что я никогда не причиню тебе боли, что, когда ты в моих руках и в моем сердце, твои темные страхи могут отступить. Даже сейчас я чувствую жар твоей ладони, когда ты обхватил мой затылок и потянулся к губам, как ты открыл свое тело и умолял меня своей душой.

Ты был так безмолвен до того последнего момента, пока мы не поднялись на новую ступень бытия.

— Пожалуйста.

Ты прошептал мне на ухо, Дастин, и я наконец-то впервые понял, как тяжело тебе было все это время, как много ты пережил во всех своих прошлых трагедиях, чтобы добраться до этой точки.

Что-то сжалось у меня внутри и с оглушительным грохотом рухнуло вниз, когда я осознал, через что я заставил тебя пройти из-за моих собственных эгоистичных желаний. Меня охватило чувство стыда, когда я понял, что был источником твоих страданий, а не любви. И я до сих пор живу с этим.

Сгорая от этого стыда, я прижимался к изгибу твоей шеи, приготовившись оторваться от тебя в отчаянной попытке сдержать плотину, грозившую прорваться внутри меня. Но ты видел это во мне, видел то, что я только что осознал и заставил меня открыть свое сердце, как ты открыл для меня свое.

— Пожалуйста, Стивен.

Я все еще слышу, как ты повторяешь это еще раз.

Когда ты притянул меня к себе и соединил наши лбы, я увидел тебя обнаженным, без всех этих страхов, увидел, как твое сердце наполнилось отражением, которое ты видел в моих глазах. И разглядев это на твоем лице, я понял, что тебе надо было пройти через эту боль, потому что для тебя она была и рекой, и плотом.

И в этом я видел твое понимание и твою любовь.

Я никогда не замечал этого в чужих глазах, Дастин. Никогда не замечал того, на что все поэты и барды могли только намекать в своих стихах. Это потрясло меня до глубины души.

И вот, когда на следующий день ты ушел и сказал мне, что не вернешься, я снова погрузился в себя. Я снова провалился в эту черную бездну и наконец понял, в какой ужасной нищете ты жил так долго. Как сильно это пробуждение напугало тебя в холодном свете дня.