Первая мировая война с наглядностью показала полную неготовность России. Среди многих крупных просчетов было слабое развитие Архангельского порта. Сразу после начала войны действия немецкого флота исключили для России возможность пользоваться балтийскими портами, а после вступления в войну Турции 16 октября 1914 г. такая же судьба постигла и черноморские порты. Архангельский порт стал единственным, через который Россия могла получать от союзников жизненно необходимые для ведения войны оружие, каменный уголь, заводское оборудование и т. д. Но Архангельск к началу войны был абсолютно не готов к тому, чтобы играть роль основного порта страны. Город был совершенно беззащитен перед лицом германской угрозы, в нем фактически не было ни сухопутных, ни военно-морских сил, никаких береговых оборонительных сооружений.

В первые месяцы после начала войны положение с приемом грузов в Архангельске было отчаянное. К зиме вдоль левого берега Северной Двины на километры протянулись горы угля. Под угольные склады была передана часть Смольного буяна, и любимое место гуляния горожан Мосеев остров был весь завален углем. Эти грузы необходимо было вывезти из Архангельска в центр страны, однако узкоколейная железная дорога не могла справиться с таким объемом перевозок. Высшие государственные власти России постарались решить проблемы, которая война поставила перед страной. Были приняты меры к обеспечению безопасности Севера и морских коммуникаций.

Энергичные усилия были предприняты для расширения Архангельского порта и для организации работы в нем в военных условиях. Если накануне войны в порту могли одновременно разгружаться не более 5–7 больших морских пароходов, то уже к осени 1914 г. одновременно разгружалось до 50 океанских пароходов. В 1914 – начале 1916 г. в Бакарице был построен фактически новый порт с 36 причалами, на портовой территории – железнодорожный путь, выходивший к двум разъездам Северной железной дороги. Посетивший летом 1915 г. Архангельск член ЦК ПНС С. В. Чесноков в интервью местной газете был вынужден признать, что Бакарица «с ее чисто американским устройством, с десятками пароходов напоминает уголок Сан-Франциско»[14].

Но, учитывая все трудности использования только одного Архангельского порта с крайне коротким навигационным периодом, в 1915 г. началось строительство Мурманского порта и Мурманской железной дороги в незамерзающей части Баренцева моря. 21 сентября 1916 г. был основан город Мурманск, к этому времени были уже построены порт и железная дорога.

В мае 1915 г. начались работы по расширению железнодорожного полотна на линии Архангельск – Вологда. 18 января 1916 г. по усовершенствованной железной дороге началось движение поездов. За 9 месяцев в тундре было построено еще 96 верст дороги.

Превращение Архангельска в основной порт России привело к резкому увеличению численности населения. 1 января 1914 г. население города составляло 43 388 человек; 1 января 1917 г. – 65 572[15]. Но в это число не входили военнослужащие, беженцы, а также население разросшихся за время войны пригородов: Маймаксанских поселков, Экономии, Бакарицы, Левого берега, Исакогорки и вновь появившихся во время войны рабочих поселков, расположенных вверх по течению Северной Двины и на островах ее дельты. Официально эти районы не входили в городскую черту, но составляли с городом одно целое. Численность населения постоянно менялась. Сезонные рабочие уезжали обратно в деревни, беженцы расселялись в губернии или покидали суровый северный край и т. д. По подсчетам местных историков, в городе накануне Февральской революции проживали до 130 тыс. человек[16]. После начала войны многие жители губернии остались без работы. Угроза со стороны немецких кораблей и подводных лодок привела к резкому падению рыболовного промысла. В связи с перестройкой Архангельского порта в первую очередь на прием иностранных судов с военными грузами, закрылись многие лесозаводы. Но колоссальная работа в порту и строительство новых портовых сооружений и железных дорог требовали огромного количества новых рабочих рук. Руководство порта резко подняло заработную плату. Расценки на разгрузочные работы в Архангельском порту в 1914 г. составили до 8 рублей в сутки, т. е. в пять раз превысили довоенные. В дальнейшем нехватка рабочих рук еще более обострилась, частично из-за проведенной летом 1915 г. внеочередной мобилизации. В августе 1916 г. зарплата грузчиков в порту составляла в среднем 300–360 рублей в месяц, а оклад городового – 35 рублей. Дело дошло до того, что сотрудники полиции «испрашивают отпуск на 1–2 недели и работают в порту, чтобы улучшить свое материальное положение»[17]. Тысячи людей со всей страны стремились попасть в Архангельск, несмотря на тяжелые климатические условия, трудности с жильем и проблемы с продовольствием.

Нехватка рабочих рук ощущалась на всех предприятиях Архангельска, кроме порта. Ее пытались восполнить, используя женский, подростковый и детский труд. Для различных работ использовались военнослужащие. Власти пытались решить проблемы нехватки рабочей силы, направляя в город беженцев из других районов страны. Так, в Архангельск было направлено большое количество квалифицированных рабочих из Риги, раньше работавших в Рижском порту. Латыши занимали первое место среди беженцев разных национальностей. Если представители других национальностей жили в различных населенных пунктах Архангельской губернии, то латыши селились в Архангельске. В важнейший военный порт страны прибыла группа откровенных врагов существующей власти – рижская группа большевиков (42 человека). Многие члены группы давно состояли в РСДРП(б) и участвовали в революции 1905 г. Они создали подпольную организацию, но вели пропаганду только среди рабочих-латышей. Интересно, что ни местное жандармское отделение, ни военная и флотская контрразведки не обращали на рабочих-большевиков никакого внимания. Это происходило в то время, когда в Архангельске и по всей стране нагнеталась настоящая антинемецкая истерия.

К февралю 1917 г. Архангельск, как и вся страна, находился в состоянии острейшего экономического, политического и социального кризиса. Местные жители по-разному восприняли сообщения о падении царизма. Если рабочие и представители левой интеллигенции устраивали радостные массовые демонстрации, то в других слоях населения отношение к происходящим событиям было более сложным. Евгения Фрезер вспоминала: «В нашем доме известие о революции было встречено со смешанными чувствами: печаль, неуверенность и смирение перед совершившимся <…> преобладала страстная надежда, что демократическое правительство положит конец войне, прекратит эту страшную бойню»[18] взглядов чувствовали, что произошла катастрофа. Священник одной из церквей в Исакагорке П. Ильинский писал: «Совершилось что-то такое совсем необычное, совершенно неожиданное. Может быть, люди, внимательно наблюдавшие общественную жизнь, ожидали этого переворота, но для нас, воспитанных на идеях монархизма, святости и неприкосновенности царской власти, события, которые мы переживаем, явились громовым ударом, сразу выбили нас из колеи жизни… Первые переживания – это полная растерянность, точно почва уходила из-под ног, невольный страх перед будущим»[19].

Директриса женской Ольгинской гимназии, только что пославшая телеграмму Николаю II с выражением «чувства беспредельной верноподданнической любви и преданности», не знала, что сказать своим ученицам о произошедшем. Одна из них через много лет вспоминала ее слова: «Девочки, многие из вас, вероятно, слышали, что в нашей стране произошла революция. Мы больше не будем петь Национальный гимн в конце службы. Вот и все, – закончила она, не в состоянии сказать что-нибудь еще. На стенах, где еще вчера висели портреты царя и его семьи, теперь были пустые места»[20].