Блатные заржали. Серый протянул ему стакан с водой, и Лёвчик разом влил его в себя. Пламя не унималось и продолжало жечь его изнутри. Парень в тельняшке протянул ему кусок хлеба с кусочком сала сверху. Лёвчик схватил хлеб с салом в руки и стал быстро, словно боясь, что отнимут, грызть и глотать большими кусками. Пламя понемногу утихало и на смену жжению по телу начала растекаться тёплая истома. Ударило в голову. Лёвчик всё видел и соображал, по крайней мере ему так казалось. Но руки работали отдельно, а голова уже не принадлежала туловищу и была сама по себе. Ему сунули в руки колоду, и он начал перемешивать карты. Они были самодельные и липкие. Все затихли и не сводили с него глаз.

– Смотри, пацан, – угрожающе сказал дядя Володя, – если я из-за тебя проиграю, тебе хана.

– А если я, – подхватил Кеша, – то тебе, стало быть, опять хана.

Все вокруг заржали.

– Давай, смертник, раздавай!

Выпитый алкоголь придал Лёвчику смелости, и он начал раздавать. Дядя Володя с Кешей играли в буру по каким-то своим правилам. Каждый играл против раздающего, но ставки забирал один из них. Если кто-то проигрывал, то ставку забирал второй. Если же выигрывали или проигрывали раздающему оба, то ставка не изымалась, а переходила на следующую раздачу. Деньги сновали слева направо, от дяди Володи к Кеше и обратно, справа налево от Кеши к дяде Володе. Дяде Володе явно фартило, и он чаще Кеши срывал банки.

– Эй, малой, ещё раз так раздашь, я тебе яйца оторву и заставлю съесть на моих глазах! Понял, жидовская морда?!

– Не трожь мальца! Ты сам предложил взять человека не при делах. Или играй, или отваливай.

Кеша опустил свои огромные кулаки, но не отвёл от Лёвчика свой свирепый взгляд.

– Может я того, пойду спать? – робко подал голос Лёвчик. – А вы тут сами разбирайтесь. А то я раздаю вам нахаляву, – осмелел он, – а вы ещё и наезжаете.

– Ладно малой, осади. Никто тебя не тронет. Я отвечаю, – вдруг сменил гнев на милость Кеша. – Серый, отрежь ему хлеба. Прав он, пусть получит за работу. А ты, малой, давай, раздавай. Только карты хорошо мешай.

Игра продолжилась. В голове гудело, и несколько раз Лёвчик ошибался. Его заставляли заново перемешивать и сдавать. Больше никто ему не грозил. Потихоньку фарт отвернулся от дяди Володи, и Кеша, отыграв всё своё, стал перекладывать на свою сторону дядь Володины деньги. Дядя Володя злился, но ничего поделать не мог, Лёвчик был явно незаинтересованным лицом и не умел мухлевать, да это было и невозможно под надзором дюжины глаз. Наконец деньги у дяди Володи закончились, играть в долг Кеша отказался, и Лёвчика отпустили. Он забрался к себе на нары с четвертушкой хлеба и немедленно приступил к трапезе, действуя по принципу «лучше сейчас и наверняка, чем потом и неизвестно что». После лёг на спину, закинул руки за голову и задремал.

С раннего утра все обитатели камеры (впрочем, не только камеры, но и всей тюрьмы, и всего города) были разбужены звуками канонады. Теперь это были не глухие, доносящиеся издалека звуки. Теперь ясно слышались автомобильные покрышки, лопавшиеся одна за другой, свистящие новогодние петарды, разрывающиеся в воздухе, рой шмелей, догоняющих в воздухе рой ос. Кто-то сердито хлопал хлыстом, ему вторила заблудившаяся корова, отвечавшая непрерывным «му-у-у», которое сменялось звуком сотни одновременно лопнувших воздушных шаров. Периодически кузнец бухал во всю мочь кувалдой по наковальне, и этот раскатистый звук летел вдаль, забираясь прямо в черепные коробки и сотрясая их. Тысячи кузнечиков стрекотали одновременно со всех сторон. Из сотен банок рассыпался сушёный горох. Обитатели камеры возбуждённо повскакивали с мест. Через маленькое окно ничего невозможно было увидеть, приходилось довольствоваться только звуком этого адского концерта и строить всевозможные догадки. Несколько человек бросились к двери и начали барабанить, требуя открыть камеру. С той стороны к двери никто не подошёл, хотя время от времени слышался топот десятков ног. Один раз даже показалось, что раздались выстрелы, но точно сказать никто не мог – расслышать что-либо через канонаду было невозможно. Один раз послышался хлопок прямо за стенкой – с ближней стенки в камере осыпалась штукатурка. Строились различные предположения. Одни говорили, что прямое попадание снаряда, другие, что мины, и только один, капитан пехоты Водянов, сказал:

– На гранату похоже, на осколочную.

– Так откуда здесь гранате взяться? – сразу загудел народ.

И вдруг пришло осознание:

– Братцы! Да эти суки заключённых уничтожают!

Камера сразу пришла в движение, находящиеся ближе к выходу начали ломать шконки и вооружаться обломками древесины, чтобы атаковать в случае, если кто-то попытается открыть дверь и кинуть гранату. Через какое-то время и впрямь послышался звук ключа, проворачиваемого в замке. Откинулась кормушка, и немедленно в образовавшееся пространство вонзились несколько деревянных обломков.

– Уйди, сука! – заорали, что было мочи заключённые.

Человек с той стороны кормушки потолкался на месте, предпринял пару неудавшихся попыток отодвинуть деревяшки, даже вытащил наган и сделал пару выстрелов через торчащие обломки. Поняв всю тщетность своих попыток, он удалился по коридору, топая сапогами, со словами: «Да х*й с вами! Живите пока, всё одно все передохнете». Топот гулом отдавался в ушах и сердцах, которые колотились так неистово, что если бы их все вставить в двигатель паровоза, то не было бы силы мощнее. Вскоре затихли и последние звуки с другой стороны двери. Только канонада всё приближалась, и раскаты её были всё более оглушительными.

Бой меж тем неумолимо приближался к городу и местами уже шёл на его окраинах. Немецкие самолёты безраздельно господствовали в воздухе и буквально утюжили всё, что встречалось им на пути. Немецкие танки Pz.I, поднимая столбы пыли, неумолимо продвигались к городу в сопровождении пехоты. В отдельных местах танки натыкались на сколько-нибудь организованное наступление, но потерявшие управление воинские подразделения не могли правильно организовать оборону, да и не имели необходимого вооружения. Простой же стрельбой из винтовок, тем более на большом расстоянии, нанести урон противнику просто не представлялось возможным, поэтому нестройные ряды бойцов раз за разом откатывались от переднего края. Отдельные командиры пытались заставить бойцов прекратить отступление, но не могли перекричать канонаду, да и остановить гонимую инстинктом самосохранения толпу тоже не представлялось возможным. Молоденький лейтенант с наганом в руках кинулся наперерез толпе. Он угрожающе выстрелил два раза в воздух, пытаясь вернуть бойцов на позиции, но солдаты быстро смекнули, что танки, надвигающиеся сзади, представляют куда более реальную опасность, чем этот сумасшедший молокосос. Лейтенант упал лицом в песок, получив чёткий удар прикладом.

В это же время большой поток беженцев пытался выбраться из обстреливаемого города. Подгоняемые хлопками взрывов, люди ускоряли шаг, временами даже пытались бежать, но канонада приближалась намного быстрее, чем бежали люди. И в конце концов уставшие перешли на неровный шаг. Люди пытались пробиться к мосту через реку. Собственно, мостов было два в этом районе, но второй был железнодорожный, и беженцам было к нему никак не пробиться. Он тщательно охранялся военными, и по нему раз в несколько минут проходили груженые составы. По узким проходам вдоль полотна железной дороги группами отходили санитары с носилками с неходячими ранеными и сапёры с деревянными ящиками. Санитары следовали прямиком на другой берег, сапёры же складывали свой груз в центре моста, на расстоянии одной трети от каждого берега, чуть не доходя до опор. Командовал ими усатый старшина. За всем этим движением наблюдали лейтенант сапёрных войск и капитан НКВД.

У железобетонного моста была похожая ситуация с той лишь разницей, что поездов здесь не было. Правая сторона была отведена военному транспорту, а левая – подводам беженцев и пешеходам. Время от времени колонну беженцев останавливали, чтобы пропустить легковой автомобиль с партийным и воинским начальством. Иногда следовал спецавтомобиль с архивными документами, такому тоже зелёный свет. Сапёры усиленно минировали оба моста. По ходу движения были взорваны небольшими зарядами в двух местах бетонные ограждения, и через образовавшиеся проходы, в воду сталкивались заглохшие и застрявшие автомобили и повозки. Меж тем бой был уже на подступах к городу, и напуганный народ столпился у входа на мост, где группа автоматчиков регулировала количество проходящего транспорта и пешеходов, чтобы избежать заторов. Время от времени кто-нибудь из охраняющих мост выпускал короткую очередь поверх голов пытающихся прорваться на обезумевших от страха людей. Это помогало всё меньше и меньше. В конце концов, в помощь группе автоматчиков передали десяток НКВДшников, и стало чуть больше порядка. Отдельные самолёты противника уже прорывались к реке, но пока не успели привести к параличу движения.