Если бы Хрущёв не остановил выполнение плана, то всё и шло бы по нему — а теперь потеряно десять, а то и все пятнадцать лет. Теперь нужен рывок. Нужно поднять всю страну. Смогли же в Краснотурьинске! Там живут обычные люди. Раз эти люди в одном городе сделали маленький подвиг, то и вся страна на этот подвиг способна.

Дворики завалило, а дорогу новую — нет. Конечно, не достроили. Привезли десяток бульдозеров, сняли сантиметров пятьдесят грунта. Навалили куски скалы, потом и крупный щебень. Укатали. Подошёл мелкий из Краснотурьинска — рассыпали, укатали. Всё, зима началась. Половине России кирдык. Снег! Где и накатают тракторами, а где так обойдутся, козьими тропами. Дворики — исключение из правил. Во дворах-то снег, и в поле, а вот дороги почищены. С одним из присланных из Франции тракторов в комплекте был отвал. С утра прицепили и прошлись. Красота! До самой старой кузницы можно доехать прямо на «Чайке».

Неделя у Петра выдалась рисовальная. На работе некогда, вот и приходилось — то в машине, пока от высотки до здания-парохода едет, пока обратно. Вот и сейчас немного почеркал. Нужно два проекта тянуть. Требуются новые эскизы для люстр. Не слишком и просто. Когда организовывали мастерскую, одним из вкладов Петра были, в том числе, и эскизы люстр со светильниками. Пришлось напрячься, вспоминая походы в магазины, и когда в интернете по сайтам лазил, подбирая свет в квартиру после капитального ремонта. В голову, как назло, лезли не нормальные люстры, а всякие изыски с использованием бутылок и прочих банок. Ну, десяток всё же выжал из себя. Бесплатно работал.

А вот второе рисовальное упражнение было платным — и не просто платным, а очень платным. Нужно было выдавать оговорённый в контракте новый проект для «Лего».

Готфрид Кирк Кристиансен ненавязчиво пнул Бика, а тот позвонил сразу Петру. Вчера.

— Петья, мы готови прилететь снимать сцену из Рогоносца, где битва в сньегу. У вас есть сньег?

— Сейчас идёт.

— Карашо. Я звонью режиссьёр Жан Жиро. Да, Петья, мне звонил из Дании Готфрид Кристиансен, спрьяшивал, готови ли новьи эскизы, — из-за несовершенного русского и не понять, это просто вопрос или угроза.

— Почти закончил. Через пару дней вышлю через ваше посольство. Хотя… А кто приедет на съёмки? Ты будешь?

— Да, я приехать с Мишель. Будьют ивестные актёр. Бельмондо, Жан Маре, Алан Делон. Ми собраль лучших. Нельзья жальеть деньги, нужно снять шедьевр.

— Блокбастер.

— Та, та! Блокбастер. Так не поньял, что с рисункамьи.

— Тебе и отдам — может, сам что подскажешь, — на самом деле! Должен же и француз кроме денег и мысли в общий бизнес вкладывать.

— Карашо.

Карашо ему. А тут! Соврал. Забыл же начисто про «Лего». Забыл про сто тысяч долларов? И, тем не менее, забыл. Ещё выгонят из совета директоров, где потом деньги брать на «три корочки хлеба»? Фильм про Буратино, между прочим, начали снимать, чуть раньше, чем в той истории. Актёров Пётр сам утверждал, а то ещё подберут не того. И сам съездил к Окуджаве, и по столу кулаком стукнул. Нужны песни. В кулаке путёвка в Карловы Вары. Подлечитесь, маэстро, и песенок там насочиняйте. Есть уже украденные, но их всего несколько — а там весь фильм был музыкальный.

Самое интересное, что чехи тоже снимают, причём и по самой книге, и по двум продолжениям. Целый сериал.

Пришлось опять половину ночи сидеть рисовать. Сначала не шло, всё не мог интересный конструктор вспомнить — а потом сразу три напрояснивало. «Пожарная часть», «Стройка высотки», со всякими подъёмными кранами башенными и вертолётами грузовыми, и «Лунная база». Вспомнить-то вспомнил, а теперь вот надо каждую детальку прорисовать.

В тишине мастерской за мольбертом сидел художник и творил… Щас! Грохотал недавно поставленный молот. Вот ведь армяне, чего хочешь достанут. Дальше за перегородкой жужжал токарный станок. Звенели кувалды и молоточки обычных кузнецов, что-то пилили. Ужас! Как в таком грохоте можно творить? Потому художник и не творил — он нарезал резьбу на металлических трубках на том самом токарном станке.

Петра увидели, но работы не прекратили. Ходют тут всякие! Руками замахали, мол, затворяй, сволочь. Оставаться Штелле не решился, закрыл дверь с той стороны. Оба-на! К кузнице пристройку из досок организовали, комнатку. Там начальство и нашлось. Пётр Мкртчяну позвонил заранее, рассказал о проблеме.

— Дарагой министр, конечно. Не сомневайся даже. Восемь люстр и четыре светильника будут. Отменим все заказы. Где заказы, и где Брежнев! Ночью работать будут. Не переживай. Слюшай, Пётр Миронович, а ту дорогу, что сейчас строят в селе, до кузницы доведут?

Твою ж! Как сам-то не додумался? Что эти триста метров?

— Позвоню.

— Ай, хорошо.

Пообнимались, посмотрели люстры. Красиво. Чуть до виденных Петром в магазинах Праги и Карловых Вар не дотягивают, чувствуется кустарщина — но это ему чувствуется. А для хроноаборигенов — вынос мозга.

— Спросом пользуются? — спросил, чтобы похвалу себе услышать.

— Почти нет.

— Ни х… себе! Почему?

— Выбирать приходится, люстру покупать или автомобиль. Жадные пошли.

— Серьёзно? Почём же продаёте? — машину?!

— От двух до трёх тысяч.

— Так если клиентов нет, почему цену не сбросите? — не понял Тишков.

— Ай, а ещё министр. Сейчас это очень престижная вещь, только уважаемые люди могут купить. Снизим цену — всякие шавки полезут, грызня начнётся, до милиции дойдёт. Зачем? Я не сказал, что нэт заказов. Я сказал — очереди нэт. Звонят люди, приезжают, смотрят, берут. Все довольны. Склад не ломится, но и драки на входе нет.

— Тоже верно. Ладно, хочу ещё с председателем пообщаться, да с директором школы. Грузите в машину коробки. До свидания.

— Подожди секунду, Пётр Миронович. Ты ведь теперь сельским хозяйством занимаешься. Меня уважаемые люди просили узнать у тебя, не разрешат ли мандариновых деревьев, гранатовых больше сажать?

— Разрешат. Сейчас готовлю новый указ по приусадебным участкам.

— Ай, молодец. Люди спасибо скажут. Дети в Новый Год спасибо скажут. Будут говорить — Хрущёв дурак, а Тишков молодец — умный.

— До свидания, — правда ведь: доброе слово и кошке приятно.

Разбогатеют армяне и грузины. Вот ведь гады! Раскулачить их. Отобрать и поделить. А может быть, можно посадить десять грядок клубники и продавать на базаре? Не?! Не прокатит. Работать надо. Легче отобрать и поделить.

А если теплицу построить и укроп весной вырастить? Ай, тут в колхозе напашешься, да ещё дома корячиться. Отобрать!

Сталин с Хрущёвым виноваты. Один раскулачил, другой налогами и обязательными сдачами задавил. Вывелись пахари, теперь поколениями возрождать надо. Да плюсом водка. Самогонка. Деревня же.

Как там сказал старый немец — «дурачок»?

— Дедушка, мы тимуровцы. Давайте мы Вам дрова наколем, забор починим, крышу залатаем.

— Спасибо, ребятки, какие же Вы молодцы… Только по хозяйству я и сам управляюсь. Вот соседу бы морду набить…

Зарипов Марсель Тимурович изменился. Кардинально. Был в кирзовых солдатских сапогах и зелёной фуфайке, тоже, судя по цвету, из солдатской юности. Теперь другое дело. Сидел перед самодельным нагревателем, в простонародье именуемом «козлом», человек в валенках белых и белом полушубке. В чём кардинальность? Тоже ведь армейская одежда. Ношеная переношенная. Было отличие. Отрастил Марсель Тимурович усы и бороду. Лопатой? Он бы может и лопатой отрастил, но нация не та. Потому на хана монгольского стал похож. Не Тимурович, а чистый Тимур.

Две бабушки подхватились чай варить, а аксакалы поздоровались, чинно расселись на табуретки и стали беседы вести.

— Похвастай, Марсель-Ага.

— Да, неплохо всё. Пётр-джан.

— А подробнее, не стесняйся, брызни достижениями колхоза «Верный Ленинец».

— Всё, как Константин Николаевич говорил, так и делаем.