— Леонид Ильич, что с норвежцами-то? — не выдержал Гречко.

Брежнев вздохнул.

— Я с товарищами посоветуюсь. Мне нравится. Только так, с бухты-барахты, нельзя. План нужен. Когда про ракеты на Брюссель сообщить, когда кино про ядерные взрывы прогнать. Можно ещё во Вьетнаме к этому моменту наступление организовать, да и в Египте с Сирией шебуршнуть слегка, чтобы американцы Шестой флот из Средиземного моря не рискнули выводить. Может, твои стратеги и ещё чего придумают. В Италии коммунистов сгоношить на забастовку, бельгийским товарищам денежку подкинуть. План нужен.

Брежнев замолчал, и Пётр сидел молча, ждал. Только Гречко хотел что-то сказать, но Штелле его пнул ногой под столиком. Вскинулся и промолчал.

— Молодцы. С товарищами обговорим послезавтра. Позову сюда. Готовь, Андрей Антонович, план. А ты, Пётр, побольше внимания своему министерству уделяй. Вчера мне с ЦК звонили — опять шашкой машешь. Чем тебе борщевик не угодил? Мы же за него Ленинскую премию дали.

— Объясню, — и повернул голову к маршалу.

— Да, Андрей Антонович, ты езжай, а мы тут с Петром Мироновичем ещё поговорим о его делах, — выплюнул в огонь воск. Тот зашипел, и по кабинету прошлась волна запаха. Смесь карамели и ладана. Нет, не ладана. Свечки, не свечки — чего-то церковного. Вкусно.

— Ты, Пётр, знаешь, что такое курник? — неожиданно.

— Нет, Леонид Ильич, — когда не знаешь, что ответить, всегда говори правду.

— Я видел позавчера, как ты морщился от супа. Сам не люблю. По секрету тебе скажу, надеюсь, не выдашь. Я когда один обедаю, суп не ем, а чтобы поваров не обижать, выливаю потом в унитаз. Диету придумали! Ни соли, ни перчику. А сегодня пальцем Коле погрозил — делай курник. Гостей сегодня нет, Виктория да я. Сейчас пообедаем, и «озвучишь». Не сильно ли шашкой размахнулся? Там ведь институт, а ты кто по образованию? Металлург? Озвучишь, — понравилось слово Ильичу.

Основа курника — слоёное тесто, на которое рядами укладываются рис, курица, грибы, зелень, яйца. Все это прокладывается, в свою очередь, блинчиками. Эдакий торт — но не сладкий. Но вкусный. Пирог, но с блинами.

А ещё были разные салатики, сырники, творожок, зернистая икра в приличной хрустальной плошке. Гораздо лучше прошёл второй обед, чем первый. Брежнев пошёл после благодарить поваров. Пётр сдуру увязался — любопытство, будь оно неладно. Генсек поблагодарил двух мужчин и одну женщину, и, по русскому обычаю, троекратно поцеловал каждого. Зачем пошёл? Неприятно смотреть.

— Озвучивай, — опять сидели в кабинете.

Чай поставил зацелованный молодой человек — снова в стаканах с подстаканниками. Блин, нужно сегодня же кружки отправить Ильичу, напомнил себе Пётр.

— Леонид Ильич, я тут два раза уже с одним интересным человеком поговорил. Мальцев Терентий Семёнович.

— Был у него в гостях. С Никиткой. Тогда по кукурузе с ним сцепились, даже в газете его Хрущ травил. А прав-то оказался как раз Мальцев, — Брежнев встал, подошёл к шкафу, вытащил спортивную курточку адидасовскую, снял свитер и в неё залез, — Жарко. И что Терентий?

— Случай один рассказал, кроме всего прочего. Я его для себя назвал — «Мальцевский крест». Работал он после войны полеводом в родном селе. Весной из обкома пришла телеграмма: «Начать сев 10 мая». Соседи исполнили приказ, а Мальцев — нет. Явился разгневанный товарищ: «Почему не сеете?». Полевод ответил: «Рано, земля холодная». Заставили сеять. Весна выдалась затяжная, стылая, в рост пошёл овсюг, а не пшеница. Видя такое бедствие, он взял конную дисковую борону и сделал на поле чёрный крест. Засеял снова. На всем поле был один овсюг, а там, где Мальцев пересеял, пшеничка стояла по грудь. — Вот, а теперь снова молчать, холерик Брежнев всё сам дальше скажет.

— А ты что, думаешь, я не знаю, что дураков хватает? Знаю! — потянулся за сигаретой. Не взял, но и воск не взял. Скрестил руки на груди и даже ноги, вытянутые к огню. Закрылся. Пусть посидит.

Пётр встал, снова открыл свой многострадальный портфель и вытащил из него баночки с пчелиными лекарствами. Поставил на стол.

— Озвучивай, — но не раскрылся, ноги вытянул, а руки оставил скрещёнными.

— Из песни слов не выкинешь, а из этой можно целыми предложениями…

— Да, говори уже. Писатель, — и к воску потянулся. Пора.

Пётр пересказал разговор с Мальцевым почти дословно, нажимая на отстранение партийных руководителей от командования колхозами и совхозами. Брежнев не перебивал. Хмыкал иногда. Тишков закончил, а Ильич всё жевал воск и смотрел в огонь.

— А ведь ты коммунист, и вон в городе у себя правильно и хорошо командовал.

— Да я и не спорю. Я молодец! — посмеялись, — Председатели тоже разные. Особенно те, кого за развал работы в парторганизации спровадили в колхоз. Сейчас анекдот про одного такого расскажу.

Приехали как-то студенты в колхоз… Им председатель показывает гараж с тракторами, курятник с курицами, зернохранилище — правда, пока без зерна. Заходят в коровник, смотрят — все коровы стоят в намордниках.

Студенты, с большими глазами:

— А чё это у вас коровы в намордниках? Кусаются, что ли?!

— Да не, не кусаются… Просто жрут, сволочи, много!

— Уморил. Где ты только берёшь? — просмеявшись от души, до сучения ногами, выдохнул Генсек.

— Народ придумывает.

— Ладно, Пётр, услышал я твою с Мальцевым озвучку. Ничего пока обещать не буду. Посоветуемся с товарищами. Помочь — это да. Погрозим, направим, а вот отстранять полностью от руководства? Посоветуемся. Ну а теперь про борщевик.

— Он ядовит. Особенно во взрослом состоянии. И если бы это всё! Есть такое понятие — фитофотодерматит. Это когда под действием света воспаляется кожа, на которую попал сок некоторых растений. Вот борщевик — один из самых ядовитых. Фурункулы, ожоги, раны незаживающие, даже рак впоследствии. Ослепнуть можно, если в глаз попадёт. Только и это не всё! Он страшно живуч и агрессивен. От него практически невозможно избавиться. Он всё заполонит! Представьте сильно ядовитое растение-сорняк, которым заросли все поля и огороды, все леса, все обочины дорог. Ещё один маленький нюансик — название. Борщевик. Это ведь и подкупает. Биологи говорят, что молодые растения можно добавлять в салаты, которые раньше «борщами» называли — а ещё есть другое мнение, дескать, это слово прежде означало «зазубренный», и растение так названо из-за формы листьев. Сразу отвечу, и почему в Сибири всё не так. Там леса сдерживают, и никто его специально не засевал.

Однако одно полезное свойство у этого растения есть. Это — оружие. И нам надо обязательно им воспользоваться. Нужно во все капстраны занести эту заразу. Забросить туда диверсантов с мешками семян и рассевать в отдалённых местах и вдоль дорог. Через десяток лет они взвоют, и кучу денег и сил будут тратить на борьбу с ним, — Пётр выдохнул. Обличительная речь у самого кучу сил отняла.

— Опять воюешь?! Ладно, вояка. Услышал и эту «озвучку». Ты иди уже, готовь цифры. И не лезь больше к военным. Каждый должен своим делом заниматься. А план хороший — но больше не лезь. И про этот план нужно подумать, — Брежнев уже протянул руку для прощания, но задержал на секунду, — А если придёт хорошая идея, как врахам насолить, ты сначала со мной посоветуйся. Доховорились?

Ещё бы!

— А как по дереву определить, где север, а где юг?

— Да запросто: ёлка — север, пальма — юг!

Принесли. Не прошло и полгода. Сталинский план преобразования природы. Может чуть пафосно? Но вполне себе масштабно. И опять Хрущёв. Месть мелкого человечишки? Что двигало? Похерил. Забросил. Не довёл до конца. Вместо этого начал свой грандиозный. Освоение целинных и залежных земель. Слово залежных напрягает. Значит, их пахали, на них работали люди. Жили, а потом «залежали». А люди где? Даже разбираться страшно. Голодомор? На Украине вспомнили и в лозунг превратили, а в России, а в Казахстане? Да, что уж теперь. Лучше о будущем.