Кардстон представил ей гостей. Помимо Крукендена, которого она уже знала, здесь были Джеймисон, Хэнском, Шефферс и Фогг.
Спустя минуту Франческа уже не могла отличить одного от другого. Все они были высокие, внушительного вида, в вечерних костюмах. У одного из них – Хэнскома – были пронзительно голубые глаза, у Шефферса – борода. Фогг оглядел ее с ног до головы с уверенностью человека, который может купить все. Про Кардстона можно было сказать то же самое; правда, в Миэршеме он показался ей добрым и милым.
Но здесь благодушия не было и в помине. Сам воздух, казалось, дрожал от похоти, подогреваемой вином и соперничеством. Слишком много было сосредоточено мужской энергии в одной комнате.
Они хотели ее. Они не были друзьями – соперниками, сражающимися за нее. И от них можно было ждать любой непристойности.
А Алекса рядом не будет.
– Немного шерри, миледи? – любезно осведомился Кардстон. На самом деле это был просто предлог приблизиться к ней, коснуться ее руки, продемонстрировать свою власть по праву хозяина дома. – Что-нибудь перекусить?
Казалось, он сам готов ее съесть. Франческа растерянно взглянула на Алекса, Кардстон между тем продолжал говорить:
– Музыканты устроились на галерее. Вам стоит только сказать – и все будет сделано. – И чуть тише добавил: – Я не перестаю о вас думать.
Алекс расслышал его слова и вспыхнул. Франческа отняла у Кардстона руку, возмущенная тем, что Алекс ей не приходит на помощь. Кардстон явно ожидал, что Сара растает перед ним.
Ей придется самой разбираться с этими напыщенными болванами при помощи главного своего оружия – молчания и пренебрежения и контролировать ситуацию, чтобы не стать жертвой их сумасбродных фантазий.
– Очень сожалею, милорд, но я о вас ни разу не вспомнила.
Кардстон сник.
– Вспомните, – пообещал он каким-то зловещим тоном, видимо оскорбленный ее отпором, да еще в присутствии соперников.
Она приподняла брови, что еще больше разозлило его.
– По-моему, вы просили начать ровно в девять, милорд? – Чем быстрее все это закончится, тем лучше. – Нельзя ли пройти на галерею?
Кардстон предложил ей руку и многозначительно посмотрел на собравшихся, словно говоря: «Ну разве не аппетитная штучка?»
Алекс хмыкнул. Кардстон проводил Франческу на первый этаж, где находились комнаты для приемов.
Все они были довольно скромно обставлены. В последней, с низким потолком, находилась сцена, а перед ней обитые бархатом кресла. На балконе скрипач и виолончелист настраивали инструменты.
Франческа тяжело вздохнула. Расстояние между креслами оказалось слишком маленьким.
– Можете переодеться вон там, – холодно сказал Кардстон, указывая на дверь позади сцены. – Если захотите переговорить с музыкантами, поднимитесь по лестнице. Мы вас ждем.
– Замечательно. – Она направилась к двери, но Алекс удержал ее за локоть.
– Мне нужно двадцать минут.
– Для чего, милорд?
– Эти двадцать минут они должны быть полностью поглощены сексом и греховными мыслями.
– Как скажете, – ответила Франческа с вызовом. – А пока вы могли бы разложить на сцене мои священные предметы.
– Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь это сделал.
– Прекрасно. – Она исчезла за дверью. Ее холодность и безразличие вновь вывели Алекса из себя.
У него нет выбора. Чтобы осуществить свой план, он вынужден оставить Сару один на один с компанией похотливых мужчин.
Впрочем, все они хорошо знают, что представляет собой Сара, а он – лучше всех.
Он должен найти то, ради чего приехал сюда. Он станет позади кресел и выскользнет из комнаты, как только появится Сара.
Нечего за нее волноваться.
Сара Тэва сама может позаботиться о себе.
Стоя на холодном мраморном полу, Франческа озябла и, завернувшись, в черную накидку, застыла в ожидании.
В какое-то мгновение ей казалось, что она совершенно одна и может уйти. Но за зловещей дверью ее ожидала горничная, чтобы помочь подготовиться к выступлению.
Интересно, чья это была идея – Кардстона или Алекса? Но разве это важно? Важно то, что у нее нет ни единого шанса ускользнуть.
«Да и куда я могу убежать?» – размышляла Франческа, когда горничная расстегивала ей платье. Она просто заблудится в этом замке. И ни Кардстон, ни Крукенден ей не помогут.
Кардстон, вполне возможно, поступит с ней так же, как Алекс: запрет, накажет за непокорность, а потом использует.
Что бы ни случилось, этот сценарий все же лучше. Она постарается их сдерживать до возвращения Алекса. Ей это удастся. Она заставит их ждать. Алекс ненавидел каждое мгновение такого ожидания.
Это было еще одно мощное оружие в ее арсенале.
Виолончелист провел смычком по струнам. Служанка открыла дверь в комнату, где было совсем темно и только на импровизированной сцене горели свечи.
Франческа замерла на пороге, потом шагнула на сцену, дрожащими руками удерживая плотно обернутую вокруг тела накидку, лихорадочно придумывая, как завладеть вниманием мужчин.
Постарайся сделать свой танец возвышенным... священным...
Возможно... возможно, тогда они с уважением отнесутся к тебе.
Она подошла к краю сцены и застыла, изобразив смирение.
– Я исполню священный танец, его исполняют в восточных храмах, где чтят женщину и где любой мужчина, осмелившийся прикоснуться к ней, погибает в расцвете лет, сраженный таинственной, сверхъестественной силой.
Это заставит их задуматься, решила она, плавно повернувшись к ним спиной, и заскользила по сцене к свечам, где стояли маленькие золотые фигурки, священные предметы, которые выбрал для нее Алекс. Франческа склонилась перед ними в глубоком поклоне.
Теперь пути назад нет. Она вздохнула. Собравшись с силами, сбросила накидку, скрывавшую ее длинные волосы, две прозрачные полоски, прикрепленные к золотистому воротнику, и два золотых браслета на обнаженных ягодицах. Она подняла руки, чтобы опустить на лицо вуаль, и полоски приподнялись, словно крылья, из-под них показалась золотая цепочка, спускавшаяся чуть ниже поясницы.
Мерцание свечей отразилось в сверкавшем золоте, когда она сложила руки на груди и медленно повернулась к зрителям.
Сейчас они видели ее склоненную голову, тело, обернутое в волнистый шелк, золотистые цепи, охватывающие шею, руки и лодыжки.
Она подняла голову, и музыка зазвучала атональным глиссандо. Это был сигнал начинать танец.
Она уронила руки, услышав резкий вздох, горловой звук вожделения, когда обнажила высокую, упругую грудь, подчеркнутую длинным, золотистым шаром и цепью, свисавшими с золотого воротника почти до пупка.
Она заметила движение в темноте – Алекс? – и, обхватив руками грудь, начала двигаться вперед-назад, вперед-назад, то, обнажая, то, прикрывая тело, пока не оказалась почти на краю сцены. Там она вытянула руки, согнула ноги в коленях и склонилась до самого пола.
Что делать дальше? Они были околдованы ее наготой. Франческа перенесла тяжесть тела с одной ноги на другую. Мужчины, затаив дыхание, следили за каждым ее движением.
Теперь надо распрямиться, но так, чтобы они не видели ее тела, и вновь склониться, показав ягодицы.
Подняв руки, она положила их на талию, повернувшись боком, выгнулась всем телом так, что ее груди с тугими крепкими сосками стали казаться еще пышнее.
Франческа потеряла счет времени. Повращав бедрами и опустившись на колени, услышала, как прерывисто задышали и застонали в темноте мужчины.
Она подняла глаза с мольбой, опустила с покорностью. Вытянула руки, словно отдав себя на милость господину. Коснулась головой пола.
Вся атмосфера в комнате была пропитана похотью, Франческе казалось, что она чувствует ее запах.
Они не могли насытиться ею.
Она подняла голову, в отчаянии пытаясь определить, вернулся ли Алекс, но ничего не смогла рассмотреть.
Проклятие! Она так согнулась, что не знала, как грациозно выпрямиться.