Орденцам же, не защищенным ничем, кроме своих жалких амулетов, досталось в полной мере, — именно на них была направлена страшная стихийная сила, и их она нашла, сминая хрупкие человеческие тела. Дьюар в упор смотрел на того, что стоял к нему особенно близко, и наблюдал с неожиданным для себя ужасом, как на его лице проступают набухшие вены, темные, будто вместо крови по ним пустили чернила. Как округляются глаза, пучатся, готовясь вылезти из орбит, как желтоватые белки покрывает сетка таких же черных сосудов, и как в один момент они лопаются, взрываются фонтаном густой темной жижи. Клинок со звоном упал к ногам, орденский ищейка схватился за лицо, сделал нетвердый шаг куда-то в сторону, завыл на одной ноте и повалился. Маска сползла на подбородок, обнажая тонкий нос с сочащейся из него кровью, широко распахнутый рот. Жизнь его стремительно покидала тело почти осязаемыми ручейками — достаточно лишь руку протянуть, но отчего-то некроманту не хотелось касаться ее, как если бы он знал, что потом не отмоется.

Та же участь постигла и остальных. Шесть человек за несколько долгих мгновений превратились в хрипящие, стонущие на последнем выдохе тела. Дурно сделалось даже некроманту, хоть и привычному к виду мертвых более, чем к виду живых. Захотелось убраться отсюда, да чем дальше, тем лучше — вот и путь теперь как раз был свободен… Но проблемой оставался источник этой силы, и проблемой все более ощутимой.

Отгораживаться от стихийной магии больше не было необходимости, она иссякла так же быстро, как и прорвалась. Девчонка мешком свалилась на пол, едва не задев макушкой ног уже мертвого верзилы, даже не пискнула. Акила поспешно подхватил ее, словно по-прежнему не видел в ней причину всех бед, принялся тормошить, в каждое произнесенное слово вкладывая частичку легкой исцеляющей магии — это чувствовалось едва ощутимым ветерком силы, который легко не заметить, если только не привык к нему. Девчонка сначала совсем не реагировала. Бледное, почти бескровное лицо не выражало ничего, даже недавнего страха. Затем глаза раскрылись — Дьюар с подозрением пригляделся к ним, но ничего, похожего на недавнее безумие, в них уже не рассмотрел. Акила поспешно обхватил ее лицо ладонями и отвернул от лежащих на полу тел, заставив смотреть в огонь. Он еще бормотал что-то успокаивающее и в целом бессмысленное, когда Дьюар заставил себя сдвинуться с места. Отер ладонью зудящую от пореза шею, только больше размазывая выступившие капли крови, и с неохотой склонился над первым мертвецом. Уборка предстояла основательная.

***

Он вытащил всех орденцев на улицу, под все еще не унявшийся ливень. Гайне подозрительно косился и прядал ушами, привычный к мертвечине и некромантии Шиморк просто рассерженно скреб копытом влажную землю, недовольный, что его оставили под холодным дождем. Между двух сосен получилась целая гора одинаковых тел, словно после полного рабочего дня хорошего палача. Глупо было бы надеяться, что их не станут искать и не поймут, что с ними случилось. Целый отряд — не один заплутавший бродяга, что мог бы затеряться на дорогах. Но Дьюар мог сделать хотя бы так, чтобы их не нашли раньше времени. В его исполнении это никак не походило на ритуал обновления, сотворенный Акилой для родителей Асты, но орденские псы и не заслуживали чего-то большего. Некромант начертил по замысловатой руне на лбу каждого мертвеца, словно пометил их для своей госпожи, призвал спящий в груди дар, и тела начали разлагаться на глазах: мясо сползало с костей, кости превращались в труху, одежда истлевала в прах, даже амулеты старились и распадались с невероятной скоростью. Зловония это, впрочем, не убавляло — запах пошел такой, будто гниющие останки лежали тут уже не один день, и неслышно подошедший сзади Акила невольно закрыл нос рукавом. Однако же не вернулся в хижину, все еще слишком встревоженный, только пояснил коротко, что обессиленная девочка забылась сном.

— И как только мы не почувствовали их приближение? — глухим, обреченным голосом посетовал травник. Даже не столько спрашивая, сколько сокрушаясь по глупой ошибке и стольким смертям за раз. Дьюар от его тона передернул плечами.

— Это ищейки, их не почуешь… Орден берет туда самых бесполезных, у кого собственный дар настолько слаб, что ни к чему больше не пригоден. Их натаскивают только на то, чтобы ощущать других магов, находить по следу, вот как сейчас.

Они замолчали. Дьюар ждал, пока магия окончательно сделает свое дело и уничтожит следы, будто смерти здесь случились не полчаса назад, а в прошлом десятилетии. Акила просто подставил лицо прохладным дождевым каплям и думал о чем-то своем, больше не озвучивая. В обоих поселилось уже не просто беспокойство — постоянное, изматывающее ожидание удара в спину, засады, столкновения, от которого им не удастся так легко уйти, как в этот день. Оно гнало на самые окраины, по буреломам и оврагам, не давая времени, чтобы разобрать дорогу, к самой деревеньке с только что похороненным колдуном.

***

Дьюар остановился у свежей могилы, упер в землю лопату и внимательно посмотрел в лицо спутника.

— Я могу провести тебя по Грани. Там, где мир живых соединяется с миром мертвых… Загранье всегда оставляет след, помнишь? На какое-то время это собьет ищеек, они будут чувствовать нас как мертвецов.

— Вот так просто?

— Нет, конечно. Это, друг мой, будет далеко не просто и не безопасно, а Загранье — не бордель, из которого зашел и вышел. Но некромантов в Ордене мало, хороших еще меньше, так что раскусить нас не должны.

Акила слабо кивнул, сдаваясь перед этим утверждением.

— Жаль, но ничего вернее я предложить не могу. Лопаты, которые ты выпросил у старухи, это тоже часть ритуала?

— А то, — Дьюар усмехнулся, на миг теряя всю серьезность. — Мы же сказали ей, что идем упокаивать неправильно похороненного колдуна, чтобы он не принес деревне еще больше вреда, когда встанет из могилы. Только как же он встанет, если его не откопать?

Оба уставились на аккуратный холмик еще влажной земли. После недавнего ливня она поддавалась легко и хранила множество отпечатков вокруг могилы. Хоронили местные хоть и без особых ритуалов, но со всем тщанием — ничего, напоминающего о неупокоенном духе, поблизости не наблюдалось, даже Акила это мог бы подтвердить.

— Хочешь разбудить его?

— Ненадолго. Поднимем, пошумим тут, а на утро крестьяне найдут пару разоренных могил и наши неприглядные останки.

Он выудил из-за пазухи звякнувший флакон — такой маленький, что с легкостью помещался на раскрытой ладони. Тонкое стекло не местной, слишком сложной работы, матово отражало свет луны. Внутри него колыхалась жидкость столь насыщенного зеленого цвета, точно целый изумруд в ней растворили. Дьюар усмехнулся самодовольно.

— Чистый сок гореданы. Выкрасть ее из Ордена было нелегко, потому что только в их саду она и растет, но здесь достаточно, чтобы всем показалось, будто в трупах теплятся остатки магического дара.

— Неужели та самая трава, что способна восстанавливать силы, даже когда они полностью исчерпаны? Говорят, она сгинула из мира столетия назад… или вовсе была выдумкой.

— Орден скрывает много выдумок, которыми не хочет делиться. Хотя, я слышал, что даже у них осталось последнее растение, которое давно не давало семян…

***

Чем дальше, тем больше Акила чувствовал себя не в своей тарелке, но отступать было уже некуда. Усадив Асту в сторонке, он покорно помогал копать, откидывая один ком земли за другим и стараясь не думать о том, что делает. Тревожить мертвых — страшный грех, но ищейки ордена, не гнушающиеся убить даже ребенка, еще страшнее. И приходилось копать, сосредотачиваясь на тяжести лопаты, на стылом ветре, теребящем волосы, на сбитом дыхании копавшего рядом эльфа — на чем угодно, кроме смысла самого действа, пока не раздался глухой стук лопаты о крышку гроба. Акила вздохнул с плохо скрываемым облегчением: вот и все, дальше забота некроманта, не его. Но Дьюар невесело покачал головой.

— Надо доставать. Сам из ямы не выберется, силенок не хватит.