— Чем же вам покойник так не угодил? — осторожно заговорил с бабкой Акила. Та глянула кисло, как на дурачка, но отвечала без промедления:
— Колдун он — и при том зловредный. Даже внуков своих со свету сжил, так что все только рады от него избавиться.
Старуха в сердцах сплюнула под ноги идущим, те ответили ей ленивыми проклятиями и продолжили свой скорбный путь.
— А вы двое — откуда будете? — с подозрением сощурилась она. Смотрела бабка отчего-то именно на Дьюара, хоть тот и не проронил пока ни слова. Будто эльфов никогда не видела. Ему захотелось вновь натянуть капюшон.
— Едем домой, — Акила неопределенно махнул рукой вперед, уже привычно отвечая за обоих. — Может, вы подскажете, где найти ночлег? А то ребенок с нами…
— Ну так у меня и оставайтесь. Вон, тама мой дом, за пригорком.
Она не взяла с них денег за приют, и это тоже было очень кстати, потому что почти все оставшиеся монеты пришлось отдать трактирщику в Нордмаре за постой лошадей. Как будто боги сами вели их к этой деревне…
— Я все думаю про колдуна, — Акила оторвался от созерцания огня. — Проверить бы… Сам знаешь, что бывает, если человека с даром не по правилам хоронят.
— Знаю, что нам самим сейчас один выход — умереть. Только так от ищеек Ордена укрыться можно…
— Я полагал, мы пытаемся придумать, как остаться в живых… Дьюар, что ты имеешь ввиду?
Эльф тоже повернулся и посмотрел ему в глаза без тени насмешки. Впрочем, он и в лучшие времена почти не шутил, а сейчас на весах лежало слишком многое, чтобы не быть серьезным.
— Ровно то, что сказал.
========== Глава 6 ==========
Кладбище ночью в самом деле похоже на врата иного мира, главное определиться, входишь ты в них или выходишь, ведь в этом деле направление не так важно, как намерение…
На этот раз Дьюар шел не один, но его спутникам явно было не по себе от прогулки по приюту мертвых в столь поздний час. Акила крепко держал Асту за руку, не отпуская ни на шаг от себя, в то время как на его собственном лице отражалась вселенская скорбь, будто он лично знал каждого лежащего здесь мертвеца.
— Что если Орден пошлет за нами другого некроманта? — решился озвучить он свои сомнения. — Как быстро тот сможет раскрыть твой обман?
Дьюар оглянулся через плечо. В рассеянном лунном свете лицо Акилы приобретало особенно растерянное и почти беспомощное выражение, он был словно лис, зашедший на чужую территорию, — вынюхивал и высматривал, нет ли впереди ловушек или охотников, раздумывал и все не решался высунуть нос из кустов. В тишине, затопившей это место, любые слова звучали непростительно громко, поэтому Дьюар лишь коротко покачал головой. Пусть Орден делает, что хочет — наутро у ворот кладбища найдут только несколько обгоревших тел, по которым будет уже не понять, кем они являлись при жизни — причем, не понять даже некроманту, если милость Извечной госпожи пребудет с ними.
Акила не удовлетворился молчаливым ответом, сомнения продолжали глодать его изнутри, и почувствовать это можно было без всякой магии. Он ни за что бы не согласился участвовать в некромантском ритуале и уж тем более не подпустил бы к нему свою подопечную, но Орден… Тень Ордена уже незримо легла на их следы и продолжала надвигаться с неотвратимой быстротой.
***
Это случилось спустя день после того, как они покинули Нордмарру. Порт все еще казался слишком близко, чтобы хоть на миг ослабить бдительность, и оба мага не переставали вглядываться в клубящийся над дорогой туман, тщетно надеясь распознать в нем врага раньше, чем он заметит их самих. Резкий шорох заставил вздрогнуть, подобраться, но это лишь сова пролетела над головами — единственное существо, что в этот час не беспокоилось ни о чем. Сделала круг, поднялась повыше и вновь устремилась назад, навстречу предполагаемой погоне.
Туман еще не успел рассеяться окончательно, как хмурящееся с самого утра небо заморосило дождем. Мелкая водяная пыль повисла пеленой, пуще прежнего застилая глаза, намочила перья птицы и захолодила воздух. Путники помрачнели, хотя настроение их и без того далеко не походило на радость, а небо все темнело, все тужилось, грозясь вот-вот превратить нудную морось в настоящий осенний ливень. Капюшоны дорожных плащей, хоть и крепко натертые воском, уже не казались надежным укрытием от надвигающейся непогоды, как не могли бы стать и достаточной маскировкой в любом кишащем магами городке, потому что прятали лица, но не дар. Очередной указатель у перекрестка путники миновали, поторапливая коней и стремясь вперед так, точно надеялись обогнать дождь — и это упорство в конце концов было вознаграждено Великой Матерью.
Охотничья времянка на пути была чистым благословением. Пусть крыша ее и покосилась, а пустые оконные проемы сплошь затянула паутина, но Дьюар и Акила устремились к ней даже не задумываясь и не сговариваясь, как только увидели. Под шлепанье первых крупных капель по листьям они приблизились к домику, привязали лошадей у двери. Дьюар подозвал сову, спланировавшую почти бесшумно, посмотрел в ее пустые глаза — никого поблизости она не обнаружила. На вопросительный взгляд Акилы он только снова покачал головой и пошел вдоль хижины, прислушиваясь — не столько к скрипам обветшалых стен, сколько к своим внутренним ощущениям. Рядом витал запах смерти — едва заметный от умирающих деревьев, чьи корни подточили коварные грибы; чуть более явный от какого-то мелкого зверька, нашедшего свой последний приют в подполе хижины; совсем неопределенный от сгнивших в затопленной канаве растений. Извечная госпожа незримо присутствовала везде, но ничего странного или необычного Дьюар не нашел, магии рядом не ощущалось.
Он обошел хижину по кругу и вернулся к крыльцу. Аста недовольно сопела рядом с лошадьми — ей было холодно от промозглой сырости, но Акила строго-настрого запретил входить внутрь, и приходилось ждать.
— Никого? — Дьюару пришлось наклонить голову, чтобы пройти под низкой притолокой.
— И, похоже, давно, — Акила оглянулся и теперь, наконец, поманил Асту внутрь. — Посмотри, угли в печи покрылись пылью.
Дьюар и в самом деле огляделся, подмечая, что не только пыль говорит о давнем отсутствии хозяев, но и пустота, поселившаяся в доме — перед уходом кто-то прибрал все так чисто, что не оставил ни следа своего присутствия. Только глиняная кружка с отбитой ручкой сиротливо стояла посреди шестка*. Совсем небольшое пространство внутренней комнаты — единственной, если не считать совсем уж тесных сеней — вовсе не было рассчитано на то, чтобы жить здесь долгое время: вся мебель состояла из узкой кровати у печи да стола с двумя стульями, тесно прижавшимися к оконцу.
И все же брошенная хижина еще ждала кого-то, будто старуха, надеявшаяся на новую встречу с навсегда покинувшими ее детьми: для случайного путника в дровнице остались сухие поленья, а в бочонке у дверей — какая-никакая вода.
— Если дороги совсем размоет, то придется тут и заночевать, — посетовал Акила, присаживаясь около печи. Заложил растопку из найденной тут же березовой коры и принялся высекать искру. — Аста, снимай плащ, сейчас просушим у огня.
Дьюар только кивнул рассеянно — не раз приходилось проводить ночи и в менее пригодных местах: в конюшнях и склепах, а то и вовсе под открытым небом, мерзнуть и мокнуть, о теплой печи и крыше над головой только мечтая — даже и такой, которая протекала бы нещадно. О последнем они узнали, когда снаружи все-таки зашумел настоящий ливень. Громко, заглушая даже всхрапывание коней и скрип ветхих половиц, с присущей осенним дождям яростью, точно надеялся затопить собой весь мир и смыть последние следы душного лета. В дальнем углу сразу же закапало, так что туда пришлось подставить найденное в сенях ведро, и по хижине разнесся гулкий стук капель в железное дно, похожий на ритм ярмарочной музыки на веселых южных барабанах.
Вскоре к нему присоединился треск поленьев в печи. Негромкий, но навевающий уют, так органично вплетающийся в шум дождя и удары капели с крыши, словно труппа бродячих менестрелей решила устроить выступление среди леса. Дьюар и Акила расселись перед занимающимся огнем, повесили промокшие плащи на предусмотрительно натянутую перед печью веревку, и это казалось почти по-домашнему правильно. Аста забралась к Акиле на колени, положив взлохмаченную голову ему на плечо, разморенная теплом и уставшая от долгой дороги. Не хотелось даже разговаривать, чтобы не нарушать хрупкий покой, так редко выпадающий на их долю в последние дни.
