Даже не знала, какой из двух вариантов окажется страшнее: жених или Палач. Но, судя по словам девочек, почти всех из которых удалось разговорить, кроме "второй" – блондинки-альбиноса с белой мраморной кожей и платиновым оттенком волос, – эти варианты – почти одно и тоже.

Но Палач даже лучше жениха, так как его пытки не длятся вечно.

Но всё равно не хотелось с ним сталкиваться.

– И девочки… – строго продолжал слуга. – Одна из вас не отвечает требованиям господина Амирхана. Думайте, кто, и исправляйтесь, если не хотите получить строгое наказание. Вопрос по поводу одной из вас уже стоит у господина Амирхана, господина Джамала и господина Фархада на повестке дня, но они пока что не пришли к общему консенсусу. Старайтесь усерднее, чтобы изменить ситуацию в выгоду всем. – и открыл дверь в коридор, приглашая меня выйти первой. – Идите, "девятая". На самый верх поднимаемся. На лифте.

Его слова придали мне уверенности, и я резво поскакала к лифту. Если придется спускаться в подземелье только для того, чтобы попасть наверх, значит, не к Палачу меня вели, а к какому-то другому господину.

И не к Фархаду, слава богу. Но ведь он пригрозил мне расправой, если я ослушаюсь и не приду сегодня. Что делать?

То, что аудиенцию мне назначил не Палач, с одной стороны радовало, а с другой – тревожило. Ведь я не знала, зачем меня позвали. Но отчётливо понимала, что не из-за дочери. Марьяну не привезли, иначе бы слуга об этом сообщил. Остальное же было не настолько важно.

Слуга сопроводил меня в сам особняк.

Там, в уютном кабинете, выдержанном в стиле прошлого столетия, меня ожидал старик.

Тот самый дедуля, который присутствовал на моём посвящении и который тогда смутил меня вдвойне. На вид ему было лет восемьдесят. Само собой, оголяться ещё и перед ним, мужчиной в почтенном возрасте, мне было, мягко сказать, стыдно.

Но зачем он позвал меня сюда?

Неужто его тоже ублажать придётся, как очередного господина, третьего по счету? Какое счастье, что этих господ всего три штуки имеется, а не целая футбольная команда.

– Здравствуйте, господин Джамал. – ощущая себя очень неловко от его проницательного взгляда и того неприятного случая, чему этот дедуля, определенно конструктивных взглядов и чёрствой морали, стал свидетелем вчера, всё же первой заговорила я.

Господин Джамал отвесил мне лёгкий ненавязчивый поклон, с надменно-царственным видом восседая в кожаном кресле, словно на троне.

– Только сегодня узнал о твоей истории и пожелал поговорить с тобой лично. Присаживайся, девочка. – предложил господин Джамал, с виду безобидный и открытый для общения, но определенно имеющий способность распознавать, когда собеседник с ним не искренен.

Этот низкорослый и жилистый дед, словно психолог с большим опытом, был особо чувствителен к любым колебаниям на эмоциональном уровне и проявлениям лукавости собеседника, пусть и самого скрытного. Он точно чуял фальшь за версту, без труда распознавал, что из себя представляет тот или иной человек.

Я не знала наверняка, так ли это, или моё субъективное мнение насчёт господина Джамала ошибочно. Но, на первый взгляд, этот дедуля производил именно такое впечатление. В любом случае, с таким, как он, лучше оставаться честной.

Господин Джамал морщинистой рукой с тонким запястьем любезно указал на стул, стоящий рядом с его рабочим столом. На столе имелись две чашки кофе, а также закрытая папка с какими-то документами и слайдами, уголки которых торчали из-под картонной обложки.

Я послушалась и разместилась там, где он сказал. Сев на стул, на самый его краешек, я свела колени вместе и успокоила на них свои, подрагивающие от стабильного невроза, руки.

Глаза на господина Джамала поднимать боялась.

Этот человек и его взгляд, проникающий прямиком в мозг, вызывал мурашки по телу и то подопытное ощущение, что в тебе копаются. От него веяло какой-то непонятной мне, непознанной мудростью, которую невозможно было увидеть глазами, но и невозможно было не осязать на уровне чувств.

Зато господин Джамал был открыт. Бери и считывай, что называется. Он того и хочет от собеседника, но и требует от него аналогичной самоотдачи.

В отличие от двуличного и поверхностного Амирхана, от которого постоянно разило каким-то холодом, опасностью и чем-то омертвевшим, неживым, что свойственно разгулявшемуся на воле психопату, не способного к жалости и другим человеческим ощущениям и качествам.

И в отличие от дикаря Фархада, внутренний огонь которого настолько яростно бушевал в его душе, что излишне щедро выплёскивался наружу лавиной жестокости и безнаказанности, выжигая и обугливая до костей, безжалостно уничтожая любого на своём пути.

Если эти два изверга друг другу противопоставлены характерами, как огонь и лёд, то господин Джамал олицетворял нечто большее, космическое и необъятное.

Он великолепно держал все эмоции в себе.

На первый взгляд, его лицо вообще никаких эмоций не выражало, как и умные глаза, которые пронзали насквозь. И вовсе не от того возникало чувство, что он тем самым пытался подавить меня, выражая свою агрессивность, и представлял не меньшую опасность для меня, чем Амирхан и Фархад. Его взгляд скорее напоминал взгляд учёного, который находится на пороге величайшего открытия.

– Кофе для будущей госпожи?

Господин Джамал проявил ко мне очередную любезность. Ему вовсе не зазорно было это делать, невзирая на менталитет, отличный от моего, а также игнорируя непреодолимую пропасть между нашими статусами.

– Если можно…

От навязанной мысли, что в этом месте, помимо дикарей и маньяков, имелись спокойные и адекватные персонажи, да ещё и признающие меня женщиной, а не пустым местом, я ещё ниже склонила голову. Спряталась от него, растерявшись на порядок выше. Не ожидала к себе подобного отношения.

Теперь, помимо стыда, мной одолевало ещё и чувство духовной опустошенности, а также психологической слабости, неразвитости по сравнению с этим человеком.

Господин Джамал пододвинул ко мне одну из чашек с черным кофе, от которого стоял невероятный аромат по всему кабинету, и завел разговор, постепенно переходя к интересующей его теме.

Взялся незаметно наседать и обрабатывать меня, иными словами. Как самый настоящий лидер секты, с которой вполне можно было провести аналогию в отношении игры "Иллюзия".

– Я проникся тем, сколько ты выстрадала и ради чего пришла сюда. Мне искренне жаль тебя, девочка.

Господин Джамал со своей чашкой кофе откинулся в кресле, с неподдельным любопытством изучая моё лицо. Пока то было без видимых изменений.

– Ужасная жизнь, которая несправедливо далась тебе, уничтожает твою уникальную личность куда стремительнее, чем кажется на первый взгляд. – господин Джамал активно следил за моей реакцией. – Ты тратишь себя на того, кто этого совершенно не достоин. Что он сделал с тобой? Я говорю о твоём муже Андрее. Он тебя изуродовал внешне, однако в душе ты пока что осталась очень красивой. Ты любишь свою дочь и готова ради неё на всё. Ты непорочная и покорная. Ты умна и милосердна. Совесть твоя чиста перед Богом и перед людьми. Ты хорошая женщина, мечта многих из нас. У тебя большое сердце, ты не алчна и не продажна, как большинство девок в нынешнее время. Скажу больше. Ты одна из тех настоящих обездоленных, ради которых и создавалась концепция "Иллюзии". Мой прадед был основателем её старой версии, а я – создателем игры, как таковой. Старой доброй "Иллюзии", до той поры не модифицированной сыном на свой лад. Сейчас моя игра, моё детище превратилось не пойми во что. Сын непонятно, с какой целью, подбирает буквально с мусорного бака падших женщин, склонных к алчности и лицемерию. Они двуличные, пустые, поверхностные, не одарённые гордостью, и с ними нельзя обращаться по-хорошему. Об них следует ноги вытирать, ибо они не заслуживают к себе лучшего отношения. А главное – они сами не хотят того, чтобы их уважали. А ты совсем иная, девочка. Ты удивительная. Как твое имя, прекрасная?