Но крыса волновалась: бегала по столу и нервно перебирала лапками кусочки недоеденного сыра.

– Понимаю, ты спешишь. Семья. А вот у меня никого нет, – вздохнула я. – Мачеха и бывший жених не в счет. Что мне делать с кольцом? Положу в пиджак и отправлю его Савве. Он догадается, вот увидишь. Потому что я сделаю вот так…

Я свернула золоченую фольгу из аква-сюрприза в трубочку и обмотала ее вокруг бриллианта. Мы квиты. Ты нарушил обет, а я тебе лгала.

– Запрыгивай, – велела я крысе, раскрыв сумку. – Да не волнуйся ты! Не забуду я твой сыр!

Синтия

– А вот не нужно было пить, – бормотала я, пробираясь самыми темными закоулками Солнечного Квартала. – Вот совсем не нужно было.

Это днем квартал Солнечный, а ночью – ночной, и даже очень, и шастают в нем самые разнообразные нездоровые элементы. Дернула меня Навья сила срезать дорогу! Заблудилась я. Три года в Сильверграде – смешной срок, чтобы изучить все переулки города двенадцати кварталов.

Выпивка шумела в голове и толкала на подвиги.

– А вот не нужно под…ик…вигов, нужно сидеть тише воды ниже травы, – уговаривала я себя. Но песня уже рвалась из горла. И не простая, а неприличная, частушечная. – Катится клубо-о-очек, кружево плетет! На порожек к ми-и-лому меня приведет. У клубочка магова не найти конца, а у моя ми-и-илаго – как у жереб…!

В самый пикантный момент песни на меня снова напал безудержный «ик». В моем случае икота и полная потеря чувства благоразумия – побочные эффекты неумеренных возлияний. Переулок всполошился, где-то истошно взвыла собака, по водосточной трубе с громким мявом взлетел под крышу кот.

– Пра-а-астите, люди добрые, сонные! – я раскланялась в разные стороны, пошатываясь на каблуках. – Не смогла на горло песне наступить! Я так счастлива, что жива… и что я тут, в Сильверграде! Я люблю тебя Сильверград, даже таким… вонючим!

– Иди проспись, дура! – рявкнули на меня из раскрывшегося окна.

Хорошо, что ничем не облили. В меру интеллигентный райончик. Тут живет много ведьмаков, а за рекой, за городом, квартал вливается в Тридевятое Царство, мир ведунов и древних богов Седьмицы и Дюжины.

Видимо, рано я воспела дифирамбы темным переулкам Солнечного. Вот тут меня не просто ждали и встречали, а радостно предвкушали. Молча и невежливо, с зажатыми в кулаках серебряными кастетами и тонкими ножами-пёрышками.

Мощеную дорожку вдоль кирпичной стены перегородили трое. Относительно освещенная часть улочки осталась за спиной, там тоже выросли, словно из-под земли, три темные личности. Я принюхалась. От компании тянуло дымом, водкой, кровоостанавливающей мазью и нездоровым предвкушением.

– Вот чего ты? – мягко, с укором, спросил один из мужчин, крупный и, судя по голосу, немолодой. – Горло дерешь, людям спать не даешь. Отдавай свое: деньги и рыжьё(*).

(* рыжьё – золото)

– Стихи! – восхитилась я. – Вы всегда грабите людей под… ик… поэзию?

– Иногда, – скромно признался громила.

– Как мило! Люблю стихи! Хотите почитаю?

– В другой раз. Давай, киса, не рыпайся. Раз пришла, вноси долю в кассу, на благо родного Сильверграда, который ты так любишь.

Грабители загыгыкали.

– Ой, вы слышали, как я пела? – скокетничала я.

– Тебя только мертвый не услышал. Хотя тут кладбище недалеко… Гони деньги и блестяшки, иначе переселишься туда, где стихи не читают.

– Боюсь, что не могу, – призналась я. Песни в моей голове утихомирились, зато заворочались творческие идеи. Весь мир – театр. – Я отдала все свои сбережения одной колдунье из Темного квартала, чтобы…

– Это мы сейчас проверим… – пискляво начал мелкий гопник, тесня меня к стене.

– … снять проклятие мумии, – договорила я.

Мелкий замер и боязливо затоптался в нескольких шагах, пожилой скептически фыркнул.

– И как? – равнодушно спросил он с видом: «что только не придумывают эти жадные ограбляемые ради спасения пары золотых шеленгов». – Помогло?

– Увы, – вздохнула я, разведя руками, отчего пошатнулась и чуть не упала. – Проклятие не снять. Древний царь мертвых земель пожелал меня в жены и вот-вот заберет туда, – я махнула рукой себе под ноги. – Наверное, пришлет своих слуг, черных… – я призадумалась, стараясь подобрать эпитет позловещее, – кровавых… бурых скарабеев, пожирателей плоти. И не будет им… ик… числа.

Бандиты, собравшиеся полукругом, дружно посмотрели вниз. Под щербатую, взрыхленную сорняками мостовую вытянула корни растущая за стеной тыква. В ее корнях жили медведки. Эффектные насекомые. И местами полезные – в Восточном квартале из них делают настойки и порошок от белой сыпи. Не знаю, насколько помогает, но народ берет.

– Кажется, – грустно сказала я, – за мной пришли.

Пришлось сделать многозначительную паузу, не так просто собрать за несколько минут достаточное число насекомых, рассеянных по извилистым норам. Грабители начали посмеиваться и переглядываться и продолжили сужать полукруг.

Именно тогда булыжник, наконец, вздыбился и медведки поперли наружу. Не так много, как мне хотелось бы для полного эффекта, но достаточно, чтобы гопники с воплями бросились врассыпную. Последним отступал пожилой, бормоча:

– Да чтоб меня… это что за магия? Стойте, сволочи, это просто мед…!

Он даже пытался топтать особо ретивых насекомых. Тогда я подняла стаю в воздух и точным пике направила предводителю на голову. Он позорно бежал, прихрамывая, костеря и меня, и своих братьев по оружию. Потревоженные жуки возвращались, недовольно скрипя, и прятались в свои многочисленные норы. Будучи не такими умными, как птицы или грызуны, они не понимали, что стало источником беспокойства, но тоже… ругались.

Пока я устраивала шоу, голова проветрилась, и на освещенные улицы я возвращалась, испуганно шарахаясь от каждой тени. Взяла такси и добралась домой без приключений, вспоминая о крысе, оставленной у стен ресторана. Надеюсь, с ее семьей все в порядке, но пусть лучше поменяют место жительства. Хотелось верить, что крыса поняла мой прощальный совет.

Зуз

– Ликанским наречием хорошо владеете? – осведомился редактор звукозаписывающей студии.

– Как родным, – не покривив душой ответил Зуз.

Он год прожил в мире волков-оборотней, даже высокогорный диалект освоил.

– Отлично! – обрадовался режиссер. Заговорил быстро, устало и взвинченно. – У меня проблема с подбором актеров. Озвучиваем детскую книгу о волчонке-оборотне Пушистике. Нужно побольше задора, но главное, тембр малыша лет семи. Цель издательства – с детства популяризировать здоровый, неагрессивный образ жизни, привить толерантность к тем, кто не похож… ну вы знаете. Пробы у вас отличные, я оценил. Вот текст.

Текста оказалось всего ничего: двенадцать разворотов о приключениях Пушистика. Волчонок на иллюстрациях был очень симпатичный, улыбчивый, хотя немного клыкастый. Ну да, толерантность. Отзывчивость к тем, кто может загрызть и схарчить тебя даже в семь-восемь лет. Зуз решил, что справится – за озвучку платили сто шеленгов, легкие деньги. Хватит, чтобы продержаться три-четыре дня с нормальной едой и комнатой в отеле, даже с любимым светлым «Корона цвергов» по вечерам. Зуз представил, как льется в высокий бокал золотистое пенное пиво, и сглотнул.

Он немного трансформировал горло, чтобы звучать по-детски, и с чувством произнес:

– Оборотень Пушистик ходит в паб, Оборотень Пушистик ходит в бар…

Музыка в наушниках стихла.

– Стоп! – донеслось из динамика. Говорил режиссер. С недоумением. – Какой паб? Какой бар? У нас детская книга!

– В парк! В цирк! – Зуз шлепнул себя по лбу.

– Еще раз! Повнимательнее!

– Оборотень Пушистик ходит в клуб, Оборотень Пушистик ходит в… Черт! Черт!

– Да что с вами? Куда еще? В бордель? Я понимаю, у каждого свои проблемы… – взревел режиссер, отчетливо подергивая веком, – … но господин Араэль, прошу, сосредоточьтесь!

Зуз взял себя в руки и без запинки, с выражением прочитал первую историю: