– Ав, – подтвердил я и ещё раз фыркнул.
В этот момент в тоннеле снова появился свет, на перрон ворвался сильный порыв ветра, а следом за ним вылетел поезд.
– Ну, тогда поехали…
Мы зашли в последний вагон, и, когда под потолком прозвучало: «Осторожно, двери закрываются», в него забежал наш старший лейтенант. Со стороны он выглядел, как замешкавшийся пассажир. За своё короткое пребывание в подземке я уже наблюдал таких зевак. Стоят у вагона и будто пытаются понять, ехать им на этом поезде или нет, а когда двери начинают закрываться, они кидаются на них, словно на амбразуру, раздвигают руками, точно рвут на себе тельняшку, и ломятся в вагон. Я вот не пойму, неужели нельзя заранее принять решение, а не в последний момент? Морозов остановился возле дверей и, повернувшись к ним лицом, будто приготовился выходить на следующей станции, опять уткнулся в телефон. Конечно, я понимал: он делает это нарочно. Интересно, а другие люди в метро, которые точно так же бесконечно пялятся в телефон, не устают от него?
Пассажиры, сидящие по обеим сторонам вагона, не обращали внимания, когда мы проходили мимо. Лишь какая-то бабулька так зыркнула из-под насупленных бровей, что впору было провалиться сквозь пол, и сильней вцепилась костлявыми пальцами в ручку сумки-тележки, стоявшей у неё между ног. Как будто мы собирались её украсть. Все остальные были заняты своими делами. Люди старшего возраста читали газеты, молодые – электронные книги, некоторые что-то слушали, засунув наушники в уши; какой-то рыжеволосый парень, обхватив свой рюкзак, клевал носом, ежесекундно рискуя уткнуться лицом себе в колени; а кто-то от безделья изучал схему метро и различные информационные наклейки. Даже стоявшие у поручней были чем-то увлечены. Ещё никогда в жизни мой нос не ощущал столько различных запахов, но той термоядерной смеси среди них не оказалось. Дойдя до другого конца вагона, мы остановились у дверей. Недовольная бабулька поднялась со своего места и, толкая впереди себя тележку, направилась в нашу сторону. Она встала рядом, сумку поставила перед собой, а свободной рукой вцепилась в поручень, что аж костяшки пальцев побелели, и недовольно посмотрела на меня. Я невольно съёжился, словно желая уменьшиться под её сверлящим взглядом.
– Ходють они тут, ходють, – недовольно бормотала старушка. – Людя´м уже скоро негде будет пройти, а они ещё сюда кобелей тащуть.
– Женщина, он вам помешал? – спросил Елисеев.
– Помешал, – с сарказмом сказала она. – И так дышать нечем, ещё и псиной воняет.
Этот поклёп возмутил меня до глубины души. Да от меня лучше пахнет, чем от неё. Шура меня драит, как портянку, каждую неделю, а зубы и уши так и вовсе чистит каждый вечер. И когти мои в сто раз аккуратней её костлявых пальцев. Не бабка, а вылитая Баба-яга. Хм, а что ты хотел, глупый пёс? Ты не сахарный финик, чтобы всем нравиться.
Елисеев не стал ничего отвечать. Впрочем, оно и понятно. Мы здесь не для того, чтобы с недовольными бабульками воевать. Вскоре поезд остановился, мы вышли первыми и направились в соседний вагон.
Увы, в тот день небо не услышало моей просьбы. Мы поочерёдно ходили по вагонам и пересаживались в другие поезда, а Морозов всю дорогу следовал за нами по пятам, как тень отца Гамлета. Я потерялся во времени и не понимал, то ли ещё день, то ли уже вечер. Все люди для меня стали выглядеть одинаково, запахи смешались воедино, в голове творилась полная неразбериха. Жуть как чесалась морда под «бронежилетом». Я готов был ужин свой отдать, лишь бы его сняли с меня. Лапы гудели – хоть волком вой. Я то и дело поглядывал на напарника: по его утомлённому виду я понял, что он тоже устал… как собака. В данной ситуации сложно подобрать другое сравнение. Я так обрадовался, когда он повёл меня к этому треклятому эскалатору. Несмотря на свою боязнь, я залетел на него, словно ракета. Елисеев лишь усмехнулся, глядя на меня, и покачал головой.
– Смотри хвост не опускай, а когда доедем до конца, спрыгнешь по моей команде, – предупредил он.
В тот момент, когда раздалось «Прыгай», я почувствовал себя тигром и сиганул так, что едва не сшиб с ног впереди идущего пассажира. Тот обернулся и в недоумении посмотрел на меня.
– Аккуратней нельзя? – спросил молодой человек и пошёл дальше.
Конечно, можно, когда умеешь это делать. Сколько же недоброжелательных людей в метро. Смотрят на меня, точно я им помешал. Слава богу, путешествие в преисподнюю закончилось для меня благополучно. Я остался не только с хвостом, но и с целыми пальцами.
В тот день мы вернулись домой поздно вечером. Мы ещё не успели выйти из лифта, как в квартире раздался звонкий лай.
– Сигнализация сработала, – пошутил Макс, и в этот момент распахнулась дверь.
– Наконец-то вы вернулись! – Шура кинулась на шею мужа. – С этой вашей работой я точно сойду с ума. Целый день места себе не нахожу.
– Милая, я же написал тебе, что с нами всё хорошо. – Елисеев обнял её, положил её голову на грудь и погладил. – Да и что со мной может случиться, когда рядом Трисон? Мне с ним сам чёрт не страшен.
Спасибо тебе, мой дорогой человек, за столь высокую оценку. Подобные слова для меня – самое лучшее вознаграждение.
– Устал? – Александра посмотрела на мужа.
– Не то слово, – ответил Макс. – Как… – он сделал паузу и, усмехнувшись, подмигнул мне, – как Трисон.
Хм, шутник, однако. Конечно, я понял, что он хотел сказать. Честно говоря, я не понимаю этого людского выражения. Абсолютно дурацкое. Ну, сами подумайте: устал как собака. Почему «как собака»? А, к примеру, не как кот, кенгуру, жираф или кто-то ещё?! Странно, очень странно. Но ладно…
– А я-то как устала, – улыбнулась Шура.
– У тебя же сегодня выходной? – Елисеев нахмурился.
– Ты думаешь, ждать легче, чем ловить преступников? – спросила она. – Ещё неизвестно, чья работа тяжелей, ваша или моя.
После её слов я в который раз убедился, насколько всё относительно в нашей жизни. Не зря же говорят: нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Пока люди общались, Марсель от радости кружился вокруг меня, точно юла, то и дело облизывая мою морду.
– Трисон, как же я соскучился по тебе. Устал я тебя ждать, – сказал он.
Хм, ещё один уставший нашёлся. Ты-то от чего устал? Игрушки грызть да по парку за голубями гоняться?
Александра обняла мужа и повела кормить.
– Трисон, приходи ужинать, – сказала она, обернувшись.
Верите, мне в тот момент было не до еды. Я мечтал об одном – занять горизонтальное положение.
Люди скрылись в кухне, Марсель поставил лапы на тумбочку, схватил зубами мячик и с довольной мордой положил его передо мной.
– Давай играть, – предложил он.
– Позже, – ответил я и направился в гостиную. Там я растянул своё бренное тело на полу, закрыл глаза и поблагодарил Елисеева за то, что ни словом не обмолвился о моём позоре…
Почти неделю мы работали в метро. За это время я стал чувствовать себя в подземке как рыба в воде. Меня перестал раздражать её кисловатый запах – чем-то он напоминал мне запах жидкости, которой Шура обрабатывает наши с Марселем уши, чтобы не донимали всякие паразиты. Я больше не боялся ползучей лестницы. Наоборот, я даже полюбил на ней кататься. Правда, приходилось постоянно быть начеку, в прямом смысле слова держать хвост трубой и не отвлекаться на машущих и посылающих мне воздушные поцелуи девушек, чтобы, не дай бог, не прозевать тот момент, когда надо спрыгивать.
Удача нам улыбнулась лишь на пятый день, ближе к вечеру. Как обычно, обойдя немыслимое количество вагонов и поездов, мы направились к эскалатору, собираясь уже ехать домой. Проходя по перрону мимо столпившихся на нём пассажиров, я вдруг уловил еле слышные нотки термоядерной смеси. Я резко замер, заставив остановиться напарника, оглянулся по сторонам и поводил носом. Заметив мою внезапную и такую долгожданную реакцию, Елисеев с надеждой посмотрел на меня, а в глазах его читался вопрос: «Нашёл?». Но тут вмешался чёртов ветер. Он вырвался из подземелья, словно взбесившийся леопард, ударил в морду, едва не сбив меня с лап, и развеял все запахи к чёртовой бабушке. И тем не менее я уже нисколько не сомневался, что воришка в этой толпе.
