С противоположной стороны стола бьет ударная волна и туша химеры валится всем весом на стол от чего и так изношенные манипуляторы Вивисектора выходят из строя один за другим и громада с протяжным скрипом валится прямиком на меня. Последнее, что проносится в сознании перед неминуемой смертью — это чувство стыда за то, что в том, последнем телефонном разговоре с братом пришлось так много врать.

— А, вы, везунчик, молодой человек. — произносит профессор, в последнее мгновение вытянувший мое тело из под падающего стола.

— С-спасибо.

— Право, не стоит, Екатерина Пална, очень расстроится, если виновник всего этого бардака скоропостижно скончается.

— Что вы… — я пытаюсь перевернуться, чтобы сесть и опереться спиной о край стола, когда нога профессора толкает меня в больное плечо, вынуждая завалиться обратно на бетонный пол.

— Лежите, голубчик, лежите. Вы сейчас и с ребенком не справитесь, я даже позволил себе усыпить остальных химер. После той бойни, что вы тут учинили, вам необходим отдых, надо же пятерых химер погубили.

— Трех. — машинально поправляю его.

— Еще двух, не успевших выбраться из клеток, осколками от гранат посекло. Они мелкие были, скоростного типа. Ну да ладно, все равно не самая удачная партия была, так что не расстраивайтесь.

— А я и не расстраиваюсь, сейчас мои товарищи закончат снаружи и будут здесь. — в таком незавидном положении мне остается лишь храбриться.

— А вы слышите стрельбу? Вот и я не слышу. — и правда, из-за стен больше не доносится ни единого громкого звука. — Летучие мышки позвали свою маму и мама со всем разобралась. Молодой человек, неужели вы думали, что такой объект не охраняется?

— Я вообще не думал, выбора не было. Зачем был весь этот фарс, вы ведь помогали мне убивать этих тварей?

— Это была перестраховка, согласитесь, было бы подозрительно, если бы я отказал вам в содействии, когда нам обоим якобы грозила опасность. — он наклоняется ко мне и назидательно выставляет указательный палец вверх. — А насчет выбора, выбор есть всегда. Вы просто не на том уровне, чтобы его увидеть

— Ни в этом случая и вообще пошел на хуй. — лезвие Когтя рассекает ахиллово сухожилие на ноге старика и тот, потеряв равновесие, оступается. Этого мгновения и его растерянности мне хватает, чтобы ухватиться за его за неповрежденную лодыжку и дернуть ту на себя, отчего профессор с громким, болезненным криком падает рядом на бетонный пол. — Вот, теперь мы на одном уровне, а сейчас я тебе гандону дам возможность увидеть выбор.

— Аааа! — орет старик, когда лезвие Когтя отсекает кончик длинного носа. Он пытается вырваться из захвата, но я крепко удерживаю его здоровую ногу у себя подмышкой.

— А теперь, дружок, у тебя есть выбор. Я перерезаю тебе все сухожилия на ногах и ты на всю оставшуюся жизнь становишься инвалидом или рассказываешь, как мне выпутаться из всего этого дерьма. За понравившейся мне вариант я, так и быть, не буду отрезать тебе палец. Заманчиво звучит?

— Но это же…

— Начало мне уже не нравится. — Коготь отсекает кусочек туфли вместе с мизинцем.

— Ууууу! АААА! Нога, нога!!!

— Это второй вариант или ты отказываешься сотрудничать? — примериваюсь лезвием к его колену.

— Нет, нет, прошу, останови кровь, я ведь могу умереть. — хнычет он.

— Иди на ранку пописяй! Я не слышу вариантов. — еще один окровавленный кусок туфли отлетает в сторону под аккомпанемент из криков боли старика. — Я, кажется, четко донес правила игры. Могу, конечно, повторить, но ты истекаешь кровью, а в твоем возрасте это может стать бо-о-о-о-льшой проблемой.

— Манок! У меня на шее манок, он успокаивает химер, усыпляет их! — плачет старик. — Хватит, умоляю.

— Сладких снов, Иннокентий Петрович.

— Что, откуда вы… — бью его здоровой ногой в висок.

Профессор вырубается от удара и я без всяких угрызений совести срываю с его тощей шеи, запрятанный под медицинским халатом, манок. Затем с трудом поднимаюсь на ноги и, приволакивая раненую конечность, направляюсь к выходу из помещения, на ходу восстанавливая вышедший из строя Вивисектор.

Улица встречает меня настолько густым запахом крови, что фильтры в маске перестают справляться. Под ногами хлюпает и чавкает, но я не опускаю взгляд, помня откуда в прошлый раз атаковал противник. Моих товарищей нигде нет, вокруг лишь кучи трупов маленьких монстров, похожих на помесь летучей мыши с белкой-летягой, и гнетущая тишина. Не теряя бдительности, я поднимаю один из валяющихся в крови Витязей и, подсмотренным у вояк движением, неловко отстегиваю магазин, чтобы проверить боезапас. Удовлетворенный увиденным, привожу оружие в боевую готовность и медленно захожу в соседнее здание, где предположительно должны были засесть бойцы.

— Это я, не стреляйте! — с запозданием кричу я, но помещение похожее по своей конструкции на коровник встречает меня не выстрелами подготовленных бойцов, а глухим эхо собственного голоса.

Неужели я ошибся зданием. Развернувшись, я делаю первый шаг в обратном направлении, когда в спину мне доносится едва уловимый шорох. Резко, насколько позволяет раненная нога, оборачиваюсь и вскидываю оружие, но в обозримом пространстве никого и ничего нет, лишь пустые загоны, застеленные прелой соломой. Немного выдохнув, вновь начинаю опускать оружие, но что-то капает на мои пальцы, обхватывающие цевье пистолет-пулемета. Не ошибся.

Задираю голову вверх и, еще не успев рассмотреть угрозу, даю над собой длинную очередь. От отдачи пальцы соскальзывают с покрытого кровью цевья и я хватаюсь за раскаленный пламегаситель, но все равно продолжаю палить в потолок над собой. Сквозь вспышки выстрелов, взгляд успевает зацепить, метнувшуюся ко мне с потолочных балок, стремительную тень. Ее бросает из стороны в сторону от попадающих в нее пуль, но та целенаправленно пикирует в мою сторону, не обращая внимания на понесенный урон. Когда до неминуемого столкновения остается каких-то пару метров, я без затей валюсь ничком, разрешая наконец манипуляторам Вивисектору порезвиться. Мой сознательный контроль над полуавтономным комплексом дает свои плоды и, стремительно выскочившие из-за моей спины, манипуляторы становятся для твари неприятным сюрпризом. Она на полной скорости влетает в них, словно муха в заготовленную заранее паутину. Вот только габариты твари и ее мощь делают свое дело, меня отрывает от земли на которой успел распластаться и я чувствую, что лечу. Полет длится недолго, мы сносим один из загонов и, кувыркаясь, зарываемся в солому. Все это время Вивисектор продолжает свое кровавое пиршество, но в отличии от других, встреченных ранее, химер эта тварь особо не реагирует на, появляющиеся с бешеной скоростью, увечья. Придавив меня своей тушей, она, изредка порыкивая, методично уничтожает один манипулятор за другим. Я пытаюсь просунуть руку под ветровку, чтобы достать манок, но ничего не выходит — тварь слишком плотно прижимает меня к полу. Тогда, среди сопревшей соломы, я пытаюсь нащупать, выроненный при ударе о землю, автомат — также безрезультатно, а манипуляторы за моей спиной тем временем выходят из строя с пугающей скоростью. От отчаяния я активирую дефибриллятор и прикладываю руку, облаченную в Лазарь, к лапе, нависающего надо мной, чудовища. Ничего, как я и думал, тварь даже не замечает атаки. Наплевав на все доводы разума, я использую свой последний козырь: вонзаю, выскочившую из медицинской перчатки, иглу в лапу твари и накачиваю ту конской дозой адреналина. В ту же секунду, последний манипулятор за моей спиной уступает в неравной схватке и шею обжигает горячее, дыхание. В поле зрения попадает широкая, оскаленная пасть с мощными мышцами. Я замечаю, что морда твари посечена, но ее раны зарастают прямо на моих глазах.

Она склоняется ко мне и тычет своим влажным носом в мое плечо, отчего я переворачиваюсь набок и моему взору предстает какая-то уродливая пародия на собаку. Увитая могучими мышцами, которые перекатываются под кожей при каждом движении, с огромными кожистыми крыльями за спиной, эта химера имеет более завершенный вид, чем все виденные мной ранее. А еще я замечаю то, что сильно диссонирует с ее устрашающим образом — ходящий ходуном хвост, точнее змея, которая этот хвост заменяет. После этой детали, оскаленная пасть больше не кажется мне признаком агрессии, химера явно улыбается, как умеют делать только собаки.