Петру Сергеевичу без феи-ангела возвращаться было в Петергоф никак нельзя, это было равноценно постригу в монастырь, либо осуждению на каторгу, на пещерно-подземельный быт. Денег без Анны не будет, а значит, никогда он не вернётся к своей Авдотье. Либо вернётся слишком поздно... Всё время чаепития на кухне, он неустанно помнил о кинжале, оставшемся в гостиной, коим вдовушка откупоривала бутылку. И одежду снял неспроста: не от переполнявшей его страсти, а из соображений безопасности. Дабы не испачкаться. Ежели чего...
Кинжал оказался не тупым, отнюдь, так что горло вдовушке граф перерезал быстро и аккуратно, памятуя, как в детстве нянька резала кур. То зрелище ему не нравилось, он всячески избегал его, но теперь вот пригодилось - снова выручил деревенский опыт. А уж вложить кинжал в руку мертвецки пьяному немцу оказалось сущим развлечением, опять-таки на манер деревенской забавы.
6.
В гостиной, где валялись пьяные любовники, тоже имелся ключ - точно так же торчал из скважины. Пришлось и его на связку повесить. Граф плохо отдавал себе отчёт, зачем похитил ту огромную связку ключей, но бросить, однако, было жаль - и тут сказалась деревенская хватка. Оставалось вымыться на кухне из-под самовара, вытереться посудным полотенцем и, наконец, вернуть тело в одежды, которые остались незапятнанными. После этого можно было и Анну проведать.
Девица спала сном ангела, жалко было будить. Да и не к спеху: в её одеждах тоже порыться не мешало! Букетик из искусственных цветов, вместе с пояском, к которому он крепился, лежал на комоде. Миниатюрные бутылочки на серебряной цепочке были на месте - не потерялись. Пётр Сергеевич радостно выдохнул. Уф-ф-ф... В его коллекции как раз таких бутылочек и не хватало!
А чего не хватало в коллекции Анны - так это отличных французских платьев из гардероба усопшей.
Пётр Сергеевич тихо выскочил из будуара, ринулся на поиски дамской одежды - благо в шифоньерах гостиной, да и в капитанской спальне этого добра было навалом. Разрешения спрашивать было не у кого - бывшая владелица корсетов, рюшей и умопомрачительных рукавчиков аккурат завершала свой земной путь в комнате для утех, а в дальнейших путешествиях ей одежда никакая уже не требовалась.
Проверив остальные комнаты, коих было свыше дюжины, граф убедился, что они пусты, и что других покойников, равно как и живых, там нет. Покойников Пётр Сергеевич перестал бояться с тех пор, как почили его родители, невинные жертвы Высокочтимого Имперского Болота. Если уж им, наивным, судилось безвременно умереть, то хитрая Аглая заслуживала ещё худшего. Ей-то поделом было вдвойне! Никто из жителей Курской губернии, откуда эта дамочка прибыла на заработки в столицу, не всплакнёт и не заохает, ибо ничего не узнает. Да и нечего тут узнавать: зряшная, бесполезная личность была та Аглая. Словом, чувствовал себя Пётр Сергеевич в покоях у покойницы покойно.
Процесс переодевания "сестры" в чужое платье прошёл не без восклицаний, но графу таки удалось втемяшить барышне, что платье её старое, "выстиранное хозяйкой", будет доставлено днями, прямёхонько в петергофскую гостиницу, равно как и поясок, и букетик, и все-все-все висюльки, которые при нём болтались.
А в шесть утра незлобивый кучер уже маячил у подъезда на Гороховой, не подвёл. Денежки, которые ему накануне выплатили, он хотел получить ещё раз. Ну, и что, что за барином инцест подозревался? Балагурить в кучерской об этом не стоит, ни в коем разе не стоит. "Надо будет барина на этот счёт успокоить..." Какой же славный характер был у того кучера!
Парочка сонных путешественников, наконец, появилась, только почему-то не со стороны Гороховой, а от Малой Морской. Оба уселись по-пуритански, максимально порознь, подальше друг от дружки и велели трогать. Вернее, барин велел. Сестра его, или кем она ему там приходилась, мигом уснула как сурок - не успели отчалить, как она снова приклонилась к барину, легла ему на грудь. Дело молодое! Сам-то барин изволили не спать, головой вертеть изволили, смотреть по разным сторонам предпочли ну, чисто иностранец! Будто не видели тех дворцов никогда... Такие вот мыслишки порхали в голове у плохо выспавшегося возницы.
А голова барина, как ни странно, в ту минуту была занята самыми неожиданными размышлениями - о природе. Он чувствовал себя на удивление спокойно, особенно когда выехали за город. Если что и не давало ему умиротвориться и тоже заснуть, приклонясь к попутчице, так это не совесть, а красивый окружающий пейзаж. Приятно пахло увядшей листвой - тот аромат был гораздо приятнее, чем запах смерти у тела вдовушки.
Был ноябрь, но почему-то вспомнилась весна. И Авдотья. Ах, как они с ней когда-то! Нет, Авдотью он никогда не бросит, даже ради болотной царевны.
Запах листвы продолжал волновать и всячески будоражить Петра Сергеевича. И вовсе не потому, что он в деревне родиться изволил. Родился бы в столице, так стал бы всё равно изучать биологию в университете. Обожал граф природу, донельзя обожал!
Дорога оказалась не такой уж и тряской. К приезду брата императора готовились на совесть: срыли все большие ухабы и уездили, утоптали мелкие, для чего из разных мест были вызваны солдаты.
Ехали по той дороге весело, кучер балагурил соло, не дожидаясь ответов графа, говорил в два раза быстрее обычного. Будто чувствовал, что наговаривался на всю жизнь. На всю оставшуюся, недолгую. Буквально через два часа его жизнь весьма глупо оборвалась. Видно, на роду ему сие было написано.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
"ЧАЕПИТИЕ В РОЗОВЫХ ТОНАХ"
1.
Незлобивый кучер умер не так, как обычно умирали извозчики, не свалился в овраг, не сломал себе шею, и бричка его не думала переворачиваться. В этот раз ни одно колесо не отлетело - за всю обратную дорогу ни одного случая!
Характер у кучера был улыбчивый, а посему и смерть он принял спокойно, с улыбкой, хотя и рановато, мог бы ещё пожить. Косвенным чиновником той смерти явился новомодный трактир, в котором городские сплетни подавались с особым шиком и с необычайной помпезностью. Построено было то придорожное заведение наспех - опять же в честь события, намечавшегося в Петергофе.
В трактире всё сияло чистотой и новизной, а посему туда не только ямщики да всякая там деревенщина, но и баре иногда не брезговали заглянуть. Пётр Сергеевич, заметив заведение, обратился к кучеру:
