Поэтому, когда Джильс Флетчер в 1588 г. писал восторженные строки о русской артиллерии («Полагают, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить подтверждением Оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые»[44]), то вряд ли он сильно преувеличивал. Изучение документов позволяет рассмотреть основные особенности производства русской артиллерии накануне Смутного времени.

В документах первое упоминание о неком «Пушечном приказе» относится к 1577 году: в списке «бояр, окольничих и дворян, которые служат из выбора» указаны начальник этого приказа Семен Коркондинов и его помощник Федор Пучко-Молвянинов, которые еще два года назад числились в Разряде как «головы у наряда»[45].

Постепенно круг контроля приказа расширился – к 80-м годам он был ответственен за производство не только орудий, но и боеприпасов[46]. В октябре 1582 г. игумену Кирилло-Белозерского монастыря Игнатию с братьею велено сварить «емчуги добрые» (селитру) и прислать ее в Пушечный приказ[47]. В 1585 году кузнецам этого учреждения были выданы деньги на сукно[48].

В отечественной историографии существует версия о том, что с 1610 года Пушечный приказ поменял название и стал именоваться Пушкарским приказом[49]. Однако обращение к источникам опровергает это предположение. В 1580-е гг. приказ именуется то Пушечным, то Пушкарским. В документах долгое время путали старое («Пушечный») и новое («Пушкарский») названия приказа. Так, словосочетание «Пушечный приказ» встречается в документах 1577–1598, 1627 гг., Пушкарский с 1582 г.

Ввиду неясности функций и работы Городового приказа в конце XVI – начале XVII в. уже в советское время на страницах научных журналов родилась дискуссия, в которой приняли участие известные историки А.П. Лебедянская, С.М. Каштанов, В.И. Буганов и др.[50]. В 2007 г. Д.В. Лисейцев пришел к выводу, что упоминаемый в 1577–1613 гг. Городовой и в конце XVI в. Засечный приказы – это иные названия того же Пушкарского[51]. То есть, по мнению историка, Пушкарский приказ в документах могли именовать и Городовым, и Засечным. В справочнике Лисейцева Д.В., Рогожина Н.М., Эскина Ю.М. отмечено, что Пушкарский приказ «фигурировал также под названиями Городового, Городовых дел и Засечного приказов (что породило в науке ряд ошибочных гипотез об этих ведомствах)»[52].

Основная аргументация о тождественности Пушкарского, Засечного и Городового приказов сводится к тому, что:

1. В 1577 г. на отписку воевод Борзуня в Городовой приказ стоит пометка об отсылке грамоты к Истоме Евскому, который через три года упоминается как дьяк Пушечного приказа. Еще 3 июня 1577 г. Истома Евской выступает еще и в качестве дьяка Засечного приказа.

2. В 1613 г. по документам Печатного приказа Городовой и Пушкарский приказы возглавляли одни и те же лица – кн. Л.О. Щербатый, Ч.И. Бартенев, дьяки Н. Перфирьев, И. Федоров и Ф. Ларионов.

3. Круг задач Пушкарского приказа в 1613 г. вполне совпадает с функционалом Городового и Засечного: он занимается починкой городских укреплений и засек.

Не со всеми приведенными аргументами можно согласиться. Во-первых, можно говорить о том, что И. Евской был дьяком одновременно и Городового, и Земского приказов – явление достаточно распространенное в те годы. То, что он 19 июня 1580 г. упоминается в Пушечном приказе, не может свидетельствовать в пользу того, что тремя годами ранее он работал в нем же.

Нет ничего удивительного в том, что Городовой, а не Пушечный приказ ведал пушкарями и припасами в подчиненных им ливонских городах. Для примера: с конца 30-х гг. XVII в. города Новгородской земли вместе с находившимися в них пушкарями управлялись в Новгородской четверти, пушкари приморских городов – в Устюжской четверти.

Комплекс документов 1577–1583 гг. Городового приказа связан с деятельностью по управлению крепостями Ливонии, а также городами России (Коломна, Галич). Засечный приказ в это время управлял засечным строительством, а функции Пушечного приказа заключались в производстве орудий («пушечное дело», «пищальное дело») и припасов («зелейное дело», «ямчужное дело», «ядерное дело»).

Нет ни одного документа, указывающего на то, что Городовой или Засечный приказы ведали производством артиллерии. Первый приказ исчезает со страниц документов после 1583 г. и вновь появляется только в июне 1613 г. Второй также мимолетно упоминается в 1577/78 гг. и исчезает со страниц документов. Пушечный же приказ постоянно фигурирует в 1577, 1580, 1581, 1582, 1585/86, 1589/90, 1598/99 гг.

По второму пункту аргументов можно лишь отметить, что здесь могла быть как техническая описка (единичное упоминание Городового приказа с управленческим составом Пушкарского приказа), так и временное учреждение («воскрешение») нового ведомства накануне последующего поглощения его функций Пушкарским приказом.

Нет никаких сомнений в том, что не позднее 1616 г. дела о крепостях и засеках стали ведаться в учрежденных городовом и засечном столах Пушкарского приказа, а документация Городового и Засечного приказов перешла в артиллерийское ведомство.

Дела Пушкарского приказа об определении засечных голов и сторожей к рязанским, лихвинским, одоевским и прочим засекам, об исправлении засек, платеже пенных денег за порубку казенного леса в засеках и т. д. хранятся в Научном архиве СПбИИ РАН в фонде И.Х. Гамеля (Ф.175) и Коллекции Ф.А. Толстого (К.133), в фонде 532 ОР РНБ. Документы показывают разделение приказа на особые отделы – «столы». Вопрос о времени их образования на сегодняшний день остается открытым. Историки С.К. Богоявленский и А.П. Лебедянская установили, что в Пушкарском приказе существовало три стола – денежный, городовой и засечный[53].

Изучение имеющихся в нашем распоряжении документов АСПбИИ РАН (ф. 175. Оп. 1. Кн. 27) позволяет говорить о существовании не трех, а пяти столов: деятельность пушечного стола источники фиксируют еще в 1610-х гг., судный стол упоминается с 1620-х гг. XVII в.[54]. Засечный стол Пушкарского приказа встречается в документах с 1616 г. Он ведал «засечным делом», а именно постройкой укреплений («засек») на западных, восточных и южных рубежах Московского государства. В первой четверти XVII в., в годы Смуты, засечная черта на южной окраине Московского государства перестала играть роль южного рубежа; состояние оборонительных сооружений было неудовлетворительным, т. к. многие укрепления были разрушены татарами. Первые действия засечного стола заключались в починке сооружений «черты». Фрагменты приходо-расходной книги 1616 г. содержат сведения только о латании брешей в оборонительной линии. Строительство новых засек и укреплений не производилось, по крайней мере документы Пушкарского приказа об этом ничего не сообщают. Даже после набега 1622 г., когда татарами были разграблены Белевский, Данковский, Дедиловский, Епифанский и Одоевский уезды, каких-либо существенных изменений не происходило. Правительство поделило засеки между Разрядным и Пушкарским приказами. Первому подчинялись восточные и западные засеки (Алаторская, Опочецкая и др.), второму достались самые ответственные южные укрепления[55]. До 1632–1634 гг. деятельность Пушкарского приказа была сосредоточена на подготовке к Смоленскому походу. Южная черта только формально входила в его ведомство. Опустошительные набеги 1631–1634 гг. заставили правительство сосредоточить основное внимание на развертывании новых мощных укрепительных линий. Тогда строительство затянулось на несколько десятилетий.