Изумление Эрла было искренним:
— С Руни? Игру?
— Да, наверное, это для вас называется так! Вы зачем-то стремитесь разрушить ее чувства к Орму, заставить ее забыть долг!
Свельд старалась держаться, как подобает защитнице, но почему-то голос дрожал, выдавая ее страх. Нежданно Эрлу стало смешно. В своем гневе Свельд была очень забавна. И трогательна…
— Ты заблуждаешься, Свельд, — очень просто ответил он ей.
— Нет! Вы внушаете ей, что она вам нужна, но ведь это нечестно!
— Почему?
— Потому что ее выбрал Орм! Вам обидно, что все его любят, и вы решили хоть как-нибудь отомстить? Вы хотите лишить Руни счастья быть рядом с ним? Добиваетесь, чтобы, устав дожидаться, Орм просто прогнал ее? Маните ложной надеждой? За что вы хотите ее погубить?
Эрл помолчал, чтобы гостья могла успокоиться.
— Свельд, скажи, ты веришь в то, что сказала? — спросил он ее. — Руни мне очень нравится, вместе нам хорошо. Ты ее любишь? Хочешь видеть счастливой? Так дай ей возможность выбрать самой. Если ей нужен Орм, я не смогу изменить ее чувства, а если…
Голос Свельд неожиданно стал очень злым:
— Вы не имеете права манить ее ложной надеждой! Все знают, что вы не такой, как все! Вам не нужно… Не нужен никто! А ведь Руни… Ей надо… Ей надо родить!
— Ну и что?
Эрл прошелся по комнате и посмотрел на лесянку:
— Знаешь, Свельд, это смешно! Ты берешься судить о том, чего не знаешь. Слухи не всегда соответствуют правде. Одни увлекаются быстро и так же легко остывают, другие могут долго искать, а потом любить целую жизнь. Ты не знаешь чувств Руни, не знаешь моих, но считаешь, что вправе вмешаться. А почему? Из-за сплетен, которые ты никогда не проверишь?
Глаза Свельд вдруг засверкали:
— Не только! Пусть даже вы ее любите! Пусть даже у вас будут дети! Но ведь ребенка, в котором смысл ее жизни, она не родит! Его может ей дать только Орм!
— Гадалки — такие же люди, как все. Они могут и ошибиться.
Свельд закусила губу:
— Значит, вы не хотите оставить ее?
Эрл вздохнул:
— Я хочу объяснить тебе, что невозможно решать за другого. Пусть даже искренне веря, что делаешь все для него.
Неожиданно в ее темных глазах Свельд блеснула слеза:
— Дело не в старом пророчестве! Просто Орм может защитить и ее, и свою дочь, а вы — нет! Дети Рыси и Выродка! Вы ведь выросли здесь, вы должны понимать, что за участь их ожидает! На них будут показывать пальцем, обсуждать каждый шаг! Их начнут сторониться, им будут не доверять, опасаться их! Неизвестно, позволят ли им просто жить!
Эрл был изумлен. На минуту ему показалось, что Свельд “исполняет чужой мотив”, как у них говорили о людях, выдающих слова других за свои. Но жар речи, а так же поток нескрываемых слез подтверждали: лесянка искренне верит во все, что твердит.
— Рядом с Ормом она будет счастлива! Руни полюбит его! Уже любит, но просто боится признаться в этом себе! Не пытайтесь давить на нее! Отпустите! Прошу вас! — рыдая, твердила она.
Свельд потеряла контроль над собой, неприятная сцена и так затянулась. Взяв с нижней полки стакан, Эрл налил воды. “Хорошо бы добавить настой трав, снимающих стресс,” — автоматически пришло в голову, но готовить его было некогда. Протянув стакан Свельд, он сказал:
— Я прошу тебя, сядь и попробуй успокоиться. Вряд ли мы сможем продолжить наш разговор, если ты будешь плакать.
Но Свельд оттолкнула стакан.
— Вы потом пожалеете, но будет поздно… Для всех! — вытирая бежавшие слезы, сказала она и, повернувшись, вышла из комнаты.
Проводив ее взглядом, Эрл запер дверь. Он хотел бы забыть разговор, но не мог. Эта сцена вдруг пробудила воспоминания. Долгие годы Эрл думал, что стер их из памяти, но теперь понял, что ошибался.
Пятнадцать лет… Пробуждение юных страстей и мечтаний… Преображение мира, когда каждый запах и звук наполняется странным, загадочным смыслом… Готовность лететь на край света за чем-то неведомым… И так до боли знакомым… Безумные сны, о которых наутро вспоминаешь с невольным стыдом, но желаешь увидеть вновь… И томление… Поиск прекрасной мечты… И безумная жажда любви, для которой можно забыть вся и все…
Уйдя в лес, он часами лежал на прогретой земле, глядя в синее небо, вдыхая запах трав. Говорливый широкий ручей беззаботно журчал, навевая мечты. Солнце было еще высоко, когда шорох легких шагов разогнал полусонные грезы. К ручью вышла девушка… Сбросив одежду, она вошла в воду, не зная, что кто-то видит ее. Соскользнула в веселый поток, словно белая рыбка… Нырнула, игриво перевернулась на спину и поплыла… Он не мог отвести взгляд… Не в силах был сдвинуться с места…
Закончив купаться, девушка вышла на берег. Неторопливо ступая по камешкам, прошла к платью, но одеваться совсем не спешила… Присев на большой валун, отряхнула подошвы ног от налипших песчинок… Стряхнула ребром удивительно узкой ладони холодную влагу с коротких волос…
Хруст высохшей ветки, задетой его сапогом, заставил ее обернуться. Только теперь Эрл узнал ее. Гутруна, молодая служанка из замка… Он думал, что она с криком сорвется с места, сбежит или просто посмеется над ним, но Гутруна не шелохнулась. Она не пыталась поднять свое платье, а просто оперлась на валун.
Влажные капли еще не просохли на гладкой коже… Он отчетливо видел и плавный изгиб стройных бедер, и хрупкую шею, и небольшую темную родинку рядом с сосочком на правой груди, и насмешливо-томный взгляд серо-зеленых глаз… Ее мелкие зубки вдруг приоткрылись в улыбке…
— Ну как, хороша?
Он не смог ей ответить… Он видел, как, подняв платье, она пошла прочь. Обернувшись, опять улыбнулась…
Случайная встреча на берегу показалась ему знаком свыше. Эрл верил, что встретил именно ту, о которой он грезил в последнее время. Гутруна казалась воплощением тайной мечты.
Возвратившись в замок, Эрл заперся в комнате. Он побоялся сказать ей, кем стала она для него. Все слова были слишком грубы, приземляя высокое чувство. Только стихи могли выразить этот порыв…
Пачка жестких листов, что хранилась в столе, к утру кончилась… Полная ваза смятых листов говорила о безуспешных поисках формы признания. Фразы… Обрывки… Фрагменты… Они были слишком уж личными, чтобы позволить случайно прочесть их чужим… Улыбнувшись, он поднес свечку к листам. Наблюдая за огнем, пожиравшим бумагу, Эрл чувствовал, как с язычками пламени к небу взмывает душа.
— Я напишу… Я найду слова, чтобы Гутруна меня поняла… Я смогу… — думал он, покидая комнату. — И не важно, что она старше… Мы будем с ней вместе… Всегда…
Если кто-то посмел бы сказать, что он глупо ведет себя, так как служанка ответит на страсть господина и без стихов, Эрл прибил бы его. Низводить откровение к грубой интрижке!
Немного побродив по двору и ответив на пару приветствий, Эрл понял, что вовсе не хочет общаться с людьми. Он взобрался на сеновал. Утомленный бессонной ночью, Эрл сам не заметил, как заснул. Разбудил его шум дождя. Капли громко стучали по крыше.
Нежданно хлопнула дверь, и чей-то голос крикнул отставшим: “Давайте под крышу!” Ответом был звонкий смех. Вздрогнув, Эрл приподнялся. Еще не успев понять, кто две других, он мгновенно узнал жестковатый тембр Гутруны:
— Да уж, вымокли все!
Смех, возня и шушуканье… Постепенно голоса стали громче…
— Так значит, этот сопляк наконец?…
— Есть в кого! С таким папой и братцем… А ты что, Гутруна?
— Я?
Приглушенный, двусмысленный смех.
— Что, уже?
— Ну уж нет! Пусть пока распускает слюни! Наверно, не спал до утра, занимался…
Теперь хохот стал откровенным.
— Пока?… А потом?
— Я не буду слишком строптивой! Надеюсь, он догадается…
Гутруна вдруг приглушила свой голос, и он не расслышал конца этой фразы.
— А ты не боишься? Ведь все же Выродок! Кто его знает, как там у него? — вполне громко спросила одна из подружек.
Гутруна фыркнула:
