Однако переводчик в любом случае вынужден делать тот или иной выбор, и мы, во избежание недоразумений с полисемантичностью и литературной насыщенностью русского «образа», при каждом вхождении Bild, как правило, предпочитаем использовать более нейтральное и, на наш взгляд, более подходящее для передачи мысли Витгенштейна русское слово «картина», прекрасно отдавая себе отчет в том, что подобная настойчивость не всегда оправданна (и в связи с этим рекомендуем читателю на свой вкус мысленно подставлять слово «образ» вместо «картины» там, где ему эта лексема покажется более подходящей). В обоснование этого решения можно приводить множество аргументов (и все они будут относительны), но мы укажем лишь на рассуждение Келли Хамильтон: «Как отмечает Дэвид Стерн, “Витгенштейн использовал немецкое слово Bild, говоря о модели, и этот термин обычно переводится как ‘картина’; в результате теория значения, для которой оно послужило источником вдохновения, стала известна как картинная теория. Хотя оба слова охватывают такие вещи, как образы, кадры на пленке/кадры из фильма, рисунки и картины, идея трехмерной модели передается немецким словом Bild лучше, чем английским словом picture (картина). Поэтому, хотя я буду следовать сложившемуся словоупотреблению и не буду говорить о ‘модельной теории значения’ у Витгенштейна, важно иметь в виду, что теория предполагает обобщения на основе того, что предположительно объединяет модели, картины и т. д., и рассматривает двухмерные картины всего лишь как один из видов Bild”. Точно так же для понимания перевода немецкого Bild как английского picture в предложениях, цитируемых в последующих рассуждениях, важно иметь в виду этот трехмерный смысл немецкого слова Bild»[23].

Слова благодарности. Работа над этим переводом продолжалась невероятно и (для переводческого этоса) неприлично долго, сталкиваясь с многочисленными инклюзивными препятствиями. Нехватку времени, бич многопрофильных активностей, удалось преодолеть лишь со временем; с лингвистическими затруднениями помогли справиться друзья и коллеги, щедро поделившиеся своими компетенциями и тем самым фактически являющиеся соавторами перевода (разумеется, в части верных решений; все погрешности остаются исключительно на нашей совести): Людмила Кортунова на ранних подходах к Zettel терпеливо и кропотливо разбирала все ошибки и предлагала свои варианты перевода, который без ее участия едва ли смог бы состояться; Артем Смирнов проделал с черновиком перевода то же самое, но уже на следующем этапе работы, дополняя это неоценимыми консультациями научного характера; Дмитрий Кралечкин и Инна Кушнарева подмечали интонационные и содержательные огрехи, направляя и выравнивая стиль; Кирилл Чепурин старался обозначить и высветить те темно́ты, которые являлись неминуемым следствием фрагментарности и недоработанности автором некоторых заметок, входящих в этот корпус; и наконец, Михаил Маяцкий взял на себя труд научной редактуры финальной версии перевода. Окончательную форму перевод приобрел в умелых руках редактора издательства Ad Marginem Максима Фетисова и его в высшей степени профессиональных коллег. Глава издательства Александр Иванов дал шанс публикации осуществиться. Всем этим людям мы искренне и безмерно благодарны.

Перевод не мог бы завершиться без исследовательской стипендии «Евразия в глобальном диалоге» Института наук о человеке (Institut für die Wissenschaften vom Menschen) в Вене.

Публикуемое ниже собрание заметок составлено самим Витгенштейном. Он вырезáл различные фрагменты из машинописных текстов и хранил их в коробке с надписью “Zettel”[24]. Большинство исходных текстов сохранилось в копиях. Однако некоторые первоначальные материалы обнаружить не удалось: предположительно, Витгенштейн уничтожил их, сохранив лишь фрагменты для Zettel. В коробке находилось также небольшое количество рукописных заметок, по-видимому, представлявших собой дополнения к некоторым темам с других листков.

Самые ранние из этих фрагментов, насколько мы можем судить, относятся к 1929 году. Самая поздняя заметка датирована августом 1948 года. Подавляющее большинство листков ‒ фрагменты машинописи, надиктованной Витгенштейном в 1945‒1948 годах.

Заметки об одном и том же предмете часто были соединены между собой скрепкой, но в коробке лежало и много разрозненных бумаг. Несколько лет тому назад Питер Гич систематизировал этот материал. Он оставил вместе то, что было скреплено, и постарался сгруппировать прочие заметки по темам. С некоторыми незначительными изменениями мы придерживались этой системы и, пользуясь случаем, хотели бы здесь поблагодарить Питера Гича за его нелегкий и утомительный труд. Хотя по своему характеру такая последовательность фрагментов весьма отличается от того, что сам Витгенштейн применял в своих «Заметках», мы сочли, что у нас получилась довольно удачная, легко читаемая и показательная подборка.

Поначалу мы долго не могли объяснить себе, чем, собственно, являлось содержимое этого короба: остатками, не вошедшими в какую-то другую работу? Или это был контейнер для хранения внезапных озарений? Следовало ли опубликовать те полновесные работы, которые, как оказалось, служили источником для этой коллекции, а Zettel отложить в сторону? Одна из таких работ – новая редакция «Философских исследований»[25] (со значительными добавлениями), другая – пространный ранний трактат[26], который, если бы мы решились его опубликовать, из-за многочисленных смысловых повторов поставил бы перед нами неразрешимую издательскую задачу. Третья работа, – из которой, правда, было заимствовано совсем немного вырезок, – уже была опубликована ранее под названием «Философские заметки»[27].

После того как были обнаружены источники большинства машинописных фрагментов, сравнение с этими первоначальными вариантами, как и некоторые внешние признаки, ясно показало, что Витгенштейн не просто хранил листочки с этими заметками, но работал над ними, переделывал их и шлифовал. Это позволяет предположить, что отдельные материалы добавлялись им к этому собранию с определенным умыслом. Содержимое короба в целом имело совершенно иной характер, чем многочисленные папки более или менее «разрозненных» бумаг, также составляющие его наследие.

В результате мы пришли к убеждению, что здесь хранились заметки, которые, по мнению Витгенштейна, могли ему пригодиться и которые он берег с намерением при случае вплетать в соответствующие места законченных работ. Однако теперь нам известно, что стиль его работы отчасти в том и состоял, чтобы выбирать – из великого множества написанного им – короткие, самостоятельные, готовые фрагменты и сортировать их по группам.

Не все опубликованные здесь заметки таковы; некоторые отрывки были грамматически неполными, и это выглядело так, будто они внезапно оборваны ради новой мелькнувшей мысли или удачно найденного выражения. Тогда, по возможности, мы добавляли отсутствующие слова из упомянутых выше сохранившихся копий. Один раз нам пришлось самим домысливать заключительные слова. В исключительных случаях возникала необходимость добавить местоимение или что-то подобное, что помогало бы установить связь с содержанием предшествующих заметок. В одном месте мы вставили соответствующее слово из оригинальной рукописи, и в нескольких немногочисленных случаях мы сделали подобающие добавления. Квадратные скобки использовались издателями; заметки на полях, добавленные к своему тексту самим Витгенштейном, приведены в квадратных скобках после слов «заметка на полях». Во всех других случаях помещенные в квадратных скобках слова добавлены нами.