– Я хочу закончить эту речь словами моего отца: стремитесь к вдохновению. Стремитесь к правде. Стремитесь к приключениям. У нас есть только одна жизнь, и, чтобы почтить память моего отца, я собираюсь проживать каждый день так, как будто это моя последняя глава.
– О боже, – прошептала Тори, вытирая слезы с глаз. – Ты это видишь? – спросила она, кивая на свои колени.
– Что? – прошептала я.
– Какой у меня огромный невидимый стояк. Я не знала, что можно возбудиться от похоронной речи.
Я рассмеялась.
– И я тоже.
После того как все закончилось, мы с Тори обменялись номерами, и она пригласила меня в свой книжный клуб. После нашего прощания я направилась в заднюю комнату, чтобы забрать цветы. Пока я искала свои розы, я не могла не думать о том, как неловко я чувствовала себя на пышных похоронах Кента. Это казалось похожим на… цирковое представление.
Я вообще не понимала похороны, по крайней мере традиционные. В моей семье последнее прощание обычно включало посадку дерева в память об ушедшем человеке, чтобы почтить его жизнь и принести в мир больше красоты.
Когда мимо прошла работница с одной из моих цветочных композиций, я ахнула и крикнула ей вслед:
– Извините!
Но из-за наушников она ничего не услышала, и мне пришлось проталкиваться сквозь толпу, стараясь не отставать от нее. Она подошла к двери, открыла ее и бросила цветы на улицу, а затем просто развернулась и ушла, танцуя под звуки своей музыки.
– Это были цветы за триста долларов! – воскликнула я и поспешила к двери. Когда она захлопнулась, я подбежала к розам, оказавшимся в мусорном баке на закрытой территории.
Ночной воздух коснулся моей кожи, и я принялась собирать розы, наслаждаясь серебряным светом луны. Закончив, я сделала глубокий вдох. В этой ночи было что-то умиротворяющее: все как будто замедлилось и дневные заботы исчезли до следующего утра.
Я вернулась к двери и несколько раз дернула за ручку.
Заперто.
Вот черт.
Мои руки сжались в кулаки, и я начала колотить в дверь, изо всех сил пытаясь попасть внутрь.
– Эй! Есть кто-нибудь?
Я покричала еще десять минут и наконец сдалась.
Через полчаса я уже сидела на бордюре и смотрела на звезды, когда услышала, как позади меня открылась дверь. Я повернулась и ахнула.
Это ты.
Грэм Рассел.
Он стоял прямо позади меня.
– Прекрати, – отрезал он, заметив мой удивленный взгляд. – Хватит на меня смотреть.
– Стой! Дверь… – я вскочила на ноги, и прежде чем я успела сказать ему придержать дверь, она с грохотом закрылась у него за спиной, – …запирается автоматически.
Он поднял бровь, обдумывая услышанное, а затем дернул за ручку и вздохнул.
– Это какая-то шутка? – Он дернул еще раз, но дверь была закрыта. – Заперто.
Я кивнула.
– Ага.
Он похлопал себя по карманам брюк и застонал.
– А мой телефон остался в кармане пиджака.
– Я бы предложила свой телефон, но у него села зарядка.
– Ну конечно, – мрачно сказал он. – Потому что этот день просто не мог стать еще хуже.
Грэм несколько минут постучал по двери, но это не принесло никаких результатов, и он выругался себе под нос, проклиная свою жизнь. Затем он прошелся до другого конца огражденной территории и сцепил руки за шеей. Он выглядел изможденным после всех событий этого дня.
– Мне очень жаль, – тихо прошептала я. Что еще я могла сказать? – Соболезную вашей утрате.
Он безразлично пожал плечами.
– Люди умирают. Такое часто случается.
– Да, но от этого не становится легче, и мне очень жаль.
Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я все еще была поражена тем, что стою так близко к нему. Я прочистила горло и заговорила снова, потому что просто не умела молчать.
– Это была прекрасная речь.
Он повернул голову в мою сторону и одарил меня холодным взглядом, прежде чем снова отвернуться.
– Вы смогли показать, каким добрым и нежным человеком был ваш отец и как он изменил вашу жизнь и жизнь других людей. Ваша сегодняшняя речь – это… – я прервалась, подыскивая подходящие слова.
– Чушь собачья, – вдруг сказал он.
Я выпрямилась.
– Что?
– Моя сегодняшняя речь – это чушь собачья. Я сорвал ее на улице. Кто-то написал это на листе и вывесил у главного входа. Кто-то, кто, вероятно, никогда не находился рядом с моим отцом дольше десяти минут, потому что иначе они бы знали, насколько дерьмовым человеком был Кент Рассел.
– Погодите, так, значит, вы своровали прощальную речь на похороны своего отца?
– Когда ты так говоришь, это звучит ужасно, – сухо ответил он.
– Возможно, это звучит ужасно, потому что так оно и есть.
– Мой отец был жестоким человеком, который манипулировал людьми, чтобы получить как можно больше денег. Он смеялся над тем, что вы, люди, платите деньги за его дерьмовые вдохновляющие книги и пытаетесь построить свои жизни на этом мусоре. Ты слышала о бестселлере «Тридцать дней до трезвой жизни»? Он написал эту книгу пьяным в стельку. Мне буквально приходилось вытаскивать его из собственной блевотины, и это происходило так много раз, что я уже сбился со счета. «Пятьдесят способов влюбиться»? Он трахал проституток и увольнял ассистенток за то, что они не хотели с ним спать. Он был последней дрянью и посмешищем, и я уверен, что он никому не помог, хотя сегодня многие заявляли, что он «спас им жизнь». Он использовал вас всех, чтобы купить себе яхту и несколько свиданий на одну ночь.
От изумления у меня отвисла челюсть.
– Вау. – Я засмеялась, пиная ногой маленький камешек. – Расскажите, что вы чувствуете на самом деле.
Он принял мой вызов и медленно повернулся ко мне, шагнув ближе. Мое сердце забилось быстрее. Ни один мужчина не должен был быть таким красивым и мрачным, как он. Похоже, Грэм значительно преуспел в притворстве. Интересно, умел ли он улыбаться?
– Ты хочешь знать, что я чувствую на самом деле?
Нет.
Да.
Может быть?
Он не дал мне возможности ответить и продолжил говорить:
– По-моему, продавать билеты на похороны – это абсурд. Я считаю нелепым извлекать выгоду из смерти человека, превращая его последнее прощание в цирк. Я думаю, это ужасно, что люди платили сверх цены, желая попасть на «афтерпати», но, опять же, люди были готовы заплатить и за то, чтобы посидеть на одном диване с Джеффри Дамером. Казалось бы, что меня уже ничем не удивить, и все же каждый день люди шокируют меня своим недостатком интеллекта.
– Ничего себе… – Я разгладила свое белое платье и покачалась взад-вперед. – Он так сильно тебе не нравился?
Его взгляд опустился на землю, но затем он снова посмотрел на меня.
– Ни капли.
Я всмотрелась в ночную темноту, изучая звезды.
– Это так странно, правда? Как один и тот же человек может казаться кому-то ангелом, а кому-то – самым злостным демоном.
Впрочем, мои мысли его не интересовали. Он вернулся к двери и снова начал стучать.
– Мактуб, – с улыбкой сказала я.
– Что?
– Мактуб. Это значит, что все предрешено и что все происходит по определенной причине. – Недолго думая, я протянула ему руку. – Кстати, меня зовут Люси. Сокращенно от Люсиль.
Он прищурился: мое откровение ни капли его не позабавило.
– Ладно.
Я тихо засмеялась и сделала шаг вперед, все еще протягивая руку.
– Я знаю, что иногда писатели не распознают социальные сигналы, но обычно в этом случае люди жмут друг другу руки.
– Я тебя не знаю.
– Вы удивитесь, но в таких случаях люди жмут руки.
– Грэм Рассел, – сказал он, не принимая моей руки. – Я Грэм Рассел. И давай на «ты».
Я опустила руку с застенчивой улыбкой на губах.
– О, я знаю, кто ты. Не хочу показаться банальной, но я твоя самая большая поклонница. Я прочла все, что ты написал.
– Это невозможно. Некоторые мои рукописи так и не были опубликованы.
– Но если бы их опубликовали, клянусь, я бы их прочла.