– Я хочу закончить эту речь словами моего отца: стремитесь к вдохновению. Стремитесь к правде. Стремитесь к приключениям. У нас есть только одна жизнь, и, чтобы почтить память моего отца, я собираюсь проживать каждый день так, как будто это моя последняя глава.

– О боже, – прошептала Тори, вытирая слезы с глаз. – Ты это видишь? – спросила она, кивая на свои колени.

– Что? – прошептала я.

– Какой у меня огромный невидимый стояк. Я не знала, что можно возбудиться от похоронной речи.

Я рассмеялась.

– И я тоже.

После того как все закончилось, мы с Тори обменялись номерами, и она пригласила меня в свой книжный клуб. После нашего прощания я направилась в заднюю комнату, чтобы забрать цветы. Пока я искала свои розы, я не могла не думать о том, как неловко я чувствовала себя на пышных похоронах Кента. Это казалось похожим на… цирковое представление.

Я вообще не понимала похороны, по крайней мере традиционные. В моей семье последнее прощание обычно включало посадку дерева в память об ушедшем человеке, чтобы почтить его жизнь и принести в мир больше красоты.

Когда мимо прошла работница с одной из моих цветочных композиций, я ахнула и крикнула ей вслед:

– Извините!

Но из-за наушников она ничего не услышала, и мне пришлось проталкиваться сквозь толпу, стараясь не отставать от нее. Она подошла к двери, открыла ее и бросила цветы на улицу, а затем просто развернулась и ушла, танцуя под звуки своей музыки.

– Это были цветы за триста долларов! – воскликнула я и поспешила к двери. Когда она захлопнулась, я подбежала к розам, оказавшимся в мусорном баке на закрытой территории.

Ночной воздух коснулся моей кожи, и я принялась собирать розы, наслаждаясь серебряным светом луны. Закончив, я сделала глубокий вдох. В этой ночи было что-то умиротворяющее: все как будто замедлилось и дневные заботы исчезли до следующего утра.

Я вернулась к двери и несколько раз дернула за ручку.

Заперто.

Вот черт.

Мои руки сжались в кулаки, и я начала колотить в дверь, изо всех сил пытаясь попасть внутрь.

– Эй! Есть кто-нибудь?

Я покричала еще десять минут и наконец сдалась.

Через полчаса я уже сидела на бордюре и смотрела на звезды, когда услышала, как позади меня открылась дверь. Я повернулась и ахнула.

Это ты.

Грэм Рассел.

Он стоял прямо позади меня.

– Прекрати, – отрезал он, заметив мой удивленный взгляд. – Хватит на меня смотреть.

– Стой! Дверь… – я вскочила на ноги, и прежде чем я успела сказать ему придержать дверь, она с грохотом закрылась у него за спиной, – …запирается автоматически.

Он поднял бровь, обдумывая услышанное, а затем дернул за ручку и вздохнул.

– Это какая-то шутка? – Он дернул еще раз, но дверь была закрыта. – Заперто.

Я кивнула.

– Ага.

Он похлопал себя по карманам брюк и застонал.

– А мой телефон остался в кармане пиджака.

– Я бы предложила свой телефон, но у него села зарядка.

– Ну конечно, – мрачно сказал он. – Потому что этот день просто не мог стать еще хуже.

Грэм несколько минут постучал по двери, но это не принесло никаких результатов, и он выругался себе под нос, проклиная свою жизнь. Затем он прошелся до другого конца огражденной территории и сцепил руки за шеей. Он выглядел изможденным после всех событий этого дня.

– Мне очень жаль, – тихо прошептала я. Что еще я могла сказать? – Соболезную вашей утрате.

Он безразлично пожал плечами.

– Люди умирают. Такое часто случается.

– Да, но от этого не становится легче, и мне очень жаль.

Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я все еще была поражена тем, что стою так близко к нему. Я прочистила горло и заговорила снова, потому что просто не умела молчать.

– Это была прекрасная речь.

Он повернул голову в мою сторону и одарил меня холодным взглядом, прежде чем снова отвернуться.

– Вы смогли показать, каким добрым и нежным человеком был ваш отец и как он изменил вашу жизнь и жизнь других людей. Ваша сегодняшняя речь – это… – я прервалась, подыскивая подходящие слова.

– Чушь собачья, – вдруг сказал он.

Я выпрямилась.

– Что?

– Моя сегодняшняя речь – это чушь собачья. Я сорвал ее на улице. Кто-то написал это на листе и вывесил у главного входа. Кто-то, кто, вероятно, никогда не находился рядом с моим отцом дольше десяти минут, потому что иначе они бы знали, насколько дерьмовым человеком был Кент Рассел.

– Погодите, так, значит, вы своровали прощальную речь на похороны своего отца?

– Когда ты так говоришь, это звучит ужасно, – сухо ответил он.

– Возможно, это звучит ужасно, потому что так оно и есть.

– Мой отец был жестоким человеком, который манипулировал людьми, чтобы получить как можно больше денег. Он смеялся над тем, что вы, люди, платите деньги за его дерьмовые вдохновляющие книги и пытаетесь построить свои жизни на этом мусоре. Ты слышала о бестселлере «Тридцать дней до трезвой жизни»? Он написал эту книгу пьяным в стельку. Мне буквально приходилось вытаскивать его из собственной блевотины, и это происходило так много раз, что я уже сбился со счета. «Пятьдесят способов влюбиться»? Он трахал проституток и увольнял ассистенток за то, что они не хотели с ним спать. Он был последней дрянью и посмешищем, и я уверен, что он никому не помог, хотя сегодня многие заявляли, что он «спас им жизнь». Он использовал вас всех, чтобы купить себе яхту и несколько свиданий на одну ночь.

От изумления у меня отвисла челюсть.

– Вау. – Я засмеялась, пиная ногой маленький камешек. – Расскажите, что вы чувствуете на самом деле.

Он принял мой вызов и медленно повернулся ко мне, шагнув ближе. Мое сердце забилось быстрее. Ни один мужчина не должен был быть таким красивым и мрачным, как он. Похоже, Грэм значительно преуспел в притворстве. Интересно, умел ли он улыбаться?

– Ты хочешь знать, что я чувствую на самом деле?

Нет.

Да.

Может быть?

Он не дал мне возможности ответить и продолжил говорить:

– По-моему, продавать билеты на похороны – это абсурд. Я считаю нелепым извлекать выгоду из смерти человека, превращая его последнее прощание в цирк. Я думаю, это ужасно, что люди платили сверх цены, желая попасть на «афтерпати», но, опять же, люди были готовы заплатить и за то, чтобы посидеть на одном диване с Джеффри Дамером. Казалось бы, что меня уже ничем не удивить, и все же каждый день люди шокируют меня своим недостатком интеллекта.

– Ничего себе… – Я разгладила свое белое платье и покачалась взад-вперед. – Он так сильно тебе не нравился?

Его взгляд опустился на землю, но затем он снова посмотрел на меня.

– Ни капли.

Я всмотрелась в ночную темноту, изучая звезды.

– Это так странно, правда? Как один и тот же человек может казаться кому-то ангелом, а кому-то – самым злостным демоном.

Впрочем, мои мысли его не интересовали. Он вернулся к двери и снова начал стучать.

– Мактуб, – с улыбкой сказала я.

– Что?

– Мактуб. Это значит, что все предрешено и что все происходит по определенной причине. – Недолго думая, я протянула ему руку. – Кстати, меня зовут Люси. Сокращенно от Люсиль.

Он прищурился: мое откровение ни капли его не позабавило.

– Ладно.

Я тихо засмеялась и сделала шаг вперед, все еще протягивая руку.

– Я знаю, что иногда писатели не распознают социальные сигналы, но обычно в этом случае люди жмут друг другу руки.

– Я тебя не знаю.

– Вы удивитесь, но в таких случаях люди жмут руки.

– Грэм Рассел, – сказал он, не принимая моей руки. – Я Грэм Рассел. И давай на «ты».

Я опустила руку с застенчивой улыбкой на губах.

– О, я знаю, кто ты. Не хочу показаться банальной, но я твоя самая большая поклонница. Я прочла все, что ты написал.

– Это невозможно. Некоторые мои рукописи так и не были опубликованы.

– Но если бы их опубликовали, клянусь, я бы их прочла.