— Спасибо, — она вцепилась в руку Генри, и шла, опираясь на него. — Напомни мне в следующий раз уйти, когда еще хоть что-то видно, а?
— Смотря будет ли следующий раз, — мрачно отозвался Генри.
Дошли молча, и так бы молча и улеглись спать, если бы, как только они поднялись на второй этаж, не подскочила Эмма. Через час-два уже намечался рассвет, так что Мари посчитала, что оставлять ее без ответов после затянувшегося ожидания будет не правильно. Они с Генри уселись на пустой кровати напротив Эммы. Та от нетерпения слегка потряхивала ногой. Начал просыпаться Ральф.
— Просто прекрасно, давайте сюда всех позовем уже, — прошептала себе под нос Мари. — Стоп, откуда ты вообще тут взялся?
— Хотел узнать, пережили ли вы это все, — отозвался он.
— Ну что, узнали? — набросилась Эмма.
— Узнали. Лучше бы не узнавали.
— Ну, не скажи, — впервые за этот вечер оживился Генри. — Ты бы хотела погубить тысячи людей и даже не узнать об этом?
— Что и кого? — окончательно проснулся Ральф.
Мари глубоко вздохнула. Спокойствия в ней оставалось все меньше и меньше.
— Я бы хотела просто спокойно закончить свою работу, — шепнула она Генри.
И продолжила, объясняя Эмме и Ральфу:
— С самого начала: мы пришли в библиотеку, столкнулись с тем же странным стариком, он хотел, чтобы мы сказали ему, какие у нас ингредиенты, и он бы нашел, что из них сделают. Мы отказались, пошли на пятый этаж, и, начиная с секции с самыми опасными штуками, начали пересматривать каждую книгу.
— Каждую?! Да там же шкафы с двух, а то и больше, людей в высоту! — шепотом, чтобы не разбудить соседей, воскликнул Ральф.
— Мы пересмотрели много. И потом попалась одна, в которой были все из тех ингредиентов, которые у нас в списке, — Мари с надеждой посмотрела на Генри, потому что самой продолжать рассказ ей совсем не хотелось.
— Они хотят полностью уничтожить Андагару.
На пару секунд повисло молчание. Потом подскочил Ральф. Эмма, опередив его, спросила:
— И вы собираетесь продолжать на них работать?
— Как можно полностью уничтожить огромный кусок земли? — добавил свое Ральф.
Мари с Генри мрачно переглянулись и промолчали. Ни один из них не знал, как ответить. Где-то вдалеке заворочались их соседи. Казалось, что звук доносится с другого конца мира. Больше этой ночью — вернее сказать, утром, — никто не говорил. Со временем все успокоились и улеглись по кроватям. Вот только внутри у Мари царило что угодно, но точно не спокойствие.
Мари подскочила, проснувшись от того самого кошмара, что мучил ее последние шесть лет. Перед глазами еще стоял тот длинный проход в саду, истощающие холод колоны, и солнце, которое, даже не смотря на навес, нещадно светило в глаза. А еще окружившие Мари женщины в длинных красных мантиях до пола, их искаженные злобой лица и недобрый блеск в глазах. И кинжал в руках той, что стояла прямо напротив. Мари как будто прямо сейчас почувствовала, как тянется в карман своей мантии и не находит там ничего острого, как проклинает себя за то, что не знает ни одного темного заклятия, когда сон окончательно слетает с глаз и перед глазами открывается темнота.
Комнату освещала только луна. Тонкой полоской холодный свет попадал прямо Мари на лицо, пробиваясь сквозь окно. На нее неумолимо накатывала паника, дыхание учащалось, а тело покрылось мурашками. Казалось, что кто-то со всей силы надавил на грудь, пытаясь раздавить ребра. Воздух вокруг похолодел, и уже через пару секунд Мари начало вовсю трясти, а руки стали холодными, как лед. Мари снова ощущала себя настолько беспомощной, что мысль о том, что это все это скоро пройдет, даже не могла прийти в голову.
Она долго сидела, обняв свои ноги и качаясь из стороны в сторону, на кровати. Как только ей стало немного легче, она спустилась вниз и заказала шаррот. Потом еще один. И еще один. И что-то покрепче. Потом она блевала.
Просыпаясь утром, Мари толком не помнила ничего. Она плеснула в лицо холодной воды, но лучше не стало. Хозяин заведения смотрел на нее с сочувствием — еще бы, зная, сколько она ему денег за ночь прибавила.
Мари поднялась — в глазах у нее потемнело. Она вышла на улицу.
Мари петляла по закоулкам улочек, иногда даже чувствуя на коже такую редкую для пустыни утреннюю свежесть. Только это прикосновения прохладного ветра к коже и заставляло ее ощущать себя живой. В очередной раз, не задумываясь, свернув, она вышла к набережной. Подошла к краю и облокотилась на небольшой каменный заборчик. Дуновений ветра больше не было, а камень уже нагрело солнце. Теперь прохладой веяло только от моря.
Море неумолимо бросалось волнами на камни, каждый раз стекая обратно. Казалось бы, вот оно, что-то стойкое и непоколебимое в этом изменчивом мире. Но нет, и тут случались приливы и отливы, мог совершенно неожиданно подняться уровень воды. Однажды, когда Мари еще жила тут, море поднялась так сильно, что затопило порт. Она наблюдала за волнами, и думала о том, может ли незыблемое убеждение измениться за каких-то нескольких недель. Правильно ли то, что она собирается сделать, или это веяние момента, о котором потом она будет жалеть всю жизнь?
Если бы кто-либо еще с месяц назад сказал, что ее будет волновать будущее этого места, она бы рассмеялась, еще бы и подзатыльник этому смельчаку влепила. Сейчас ей крайне хотелось ударить саму себя.
За это недолгое время Мари впервые прочувствовала жизнь в Андагаре, ее живую часть, которую не смогла разглядеть за годы, и это открытие захватывало и пугало одновременно. По этой земле все еще ходили фурии, которые растоптали ее жизнь, уничтожили кучу других людей, те люди, которым безразличны чувства. Но, тем не менее, здесь все еще жили люди, которые оказывали сопротивление, те, кто не был ни в чем виноват. Мари сама жила тут когда-то.
Что, в сущности, она видела раньше как Андагару? Засушливую, смертельно солнечную землю. Центральные улицы столицы, наполняющиеся бурными потоками людей во время ярмарок. Матерей, боящихся отпустить руку своего ребенка, смотрящих с жалостью на детей-броджек, и думающих, как бы не потерять своего в толпе, вместо того, что бы спокойно думать о покупках.
Маленькие лавки, охраняющиеся ядовитыми змеями снаружи, и наполненные человеческими органами внутри. Не из тех ли потерявшихся детей добытых? Мерзких, держащих в руках тысячи жизни, аристократов, но в тоже время настолько бестолковых, что все их способности заканчивались на закатывании пышных пиров и балов. Да и те, по большей части, пестрили безвкусием.
Если посмотреть даже на то поселеньице в пустыне — стоило Мари только шагнуть туда, уже не в образе не знавшей жизни беглянки, а вполне себе состоявшейся девушки, Аббас все равно отмахнулся от нее, отправив готовить, как от ничего не стоящую мушку. Все те же высокомерные аристократы, взбирающиеся на огромных, опасных, агрессивных рептилий и величающие их драконами. Людская безразличность, бросившаяся в глаза в момент с клеткой. Они все, все знали, что внутри вполне может быть ребенок женщины, которая просто отвлеклась на рынке на минуту. Что внутри такие же живые люди, которые так же чувствуют боль и унижение. Все осуждали это. Ни один не порывался помочь.
А в чем Андагара отразилась для нее сейчас? Во всех тех же моментах. Прибавились только новые образы.
Милая семья с фермы кисторогов, принявшая их на ужин. Отец, играющий со своей дочкой, не смотря на то, что на улице уже рассвело. Огромная злобная рептилия, которая ластится к Мари, и, в общем-то, оказывается вполне дружелюбным животным со своим характером. Гиганская библиотека, стены которой будто бы уходят в небо, и уж точно хранят в себе бесчисленные знания. Даже в этом диком попугае, к удивлению Мари, оказалось свое очарование.
Она и сама толком не понимала, что произошло, но в какой-то момент просто перестала воспринимать Андагару, как что-то иссохшее, бездушное, как мертвое место. Мари будто дала ей шанс, и этот шанс начал себя оправдывать. Ведь сейчас она могла видеть и живую сторону Андагары. Стирало ли все это ее пороки? Перевешивало ли? Возможно, что нет. Скорее всего, что нет. Означало ли это, что Анадагара и все ее разношерстные жители не заслуживали шанса жить и бороться за лучший мир? Мари для себя решила, что нет.
