Вечером дядя Гена, как и обещал, отвез меня ужинать. Есть совсем не хотелось, еда мне в тот момент была мне совершенно не интересна. Мне нужны были ответы.

В кофейне я решила, что не хочу притворяться и становиться другим человеком. Сколько это продлится – месяц, год, десять лет? Смогу ли я вновь потом стать собой? Не потеряю ли я снова всех, кто станет мне дорог? И больше всего на свете мне не хотелось врать. Пусть с Егором мы были знакомы всего ничего, но начинать общение с обмана я не хотела.

Да и зачем мне все это? Неужели они, и правда, считают, что из-за маминого каприза я решу изменить свое имя и записать в отцы пусть и уважаемого мной, но все же чужого человека?

От заполнения анкеты нас отвлек Реми, сказав, что приехала противопожарная проверка. Егору пришлось уйти, а я обещала заполнить анкету дома.

– Ксения, я же сказал: так надо! – отчеканил дядя Гена.

– Давай начистоту: мне не надо! Надо маме, но мне какое до этого дело? Она бросила меня четыре года назад, впрочем, как и ты.

– Все не так, ты заблуждаешься. – Дядя Гена как ни в чем не бывало спокойно отрезал кусочек стейка и даже не посмотрел на меня.

– Вот и объясни мне. Ты просишь слишком много от меня, но кроме своего «так надо» не можешь привести ни одного аргумента. Зачем это все мне? – Последнее я произнесла чуть медленнее, выделяя каждое слово.

– Ксения, что ты знаешь о своем настоящем отце?

– А это здесь при чем?

Опять он решил сменить тему?

– Повторяю вопрос. Что ты знаешь о своем настоящем… – Договорить он не успел.

– Ничего, я ничего не знаю о своем отце! Кроме того, что мама так его любила, что простила ему все на свете.

– А вот он не простил. Он нехороший человек, Ксюша. Очень нехороший. И ему совершенно не стоит знать, что ты его дочь. По уму, рассказывать тебе все это должен не я. Я же прошу просто довериться мне. – Он смотрел прямо мне в глаза, гипнотизировал, как удав свою жертву.

– Кто должен мне рассказать? Мама?

– Думаю, да, но она не может.

– Почему? Так противно иметь дочь от плохого человека?

– Всему свое время. Не стоит думать так о матери. Повторю, ее вины в том, что сейчас происходит, нет.

– Тогда почему о моем отце говоришь мне ты, а не она? Или мама думает, что если она поговорит со мной хотя бы раз, мой отец сразу меня найдет? Какая глупость! Ну и найдет он меня, что с того? Каким бы он ни был, он мой отец, он не причинит мне зла. Я даже хочу его увидеть.

– Ксения, мама не может сейчас поговорить с тобой. Всё. Точка. А что касается твоего отца, пойми: у него нет к тебе отцовских чувств. Я вообще сомневаюсь, что он способен чувствовать.

– Не укладывается в голове! Дядь Ген, ну как так? Он же мой отец! Зачем мне прятаться от него? Пусть не полюбит, но и обижать меня ему нет никакого смысла. Есть что-то еще?

– Есть. Если он узнает о тебе, я не смогу тебя защитить!

– От кого? От родного отца? Так и не надо! Чего ты боишься?

Повисла пауза. Дядя Гена отвернулся к окну и замер. Казалось, он даже не дышал. Потом тяжело вздохнул и пристально посмотрел на меня. От отчаяния в его глазах у меня по всему телу поползли мурашки. Я чувствовала, он хочет рассказать мне что-то важное, но не решается.

– Ксюнь, ты вчера спросила, куда я пропал тогда, помнишь?

– Да, и ты мне соврал. Ты не был в Москве, да? – решив подтолкнуть его к разговору, еле слышно произнесла я.

– Не был… Помнишь тот день, когда мы виделись в последний раз?

– Наверно, но он мало отличался от остальных. Ты приехал утром, чтобы отвезти меня в школу, но я в тот день неважно себя чувствовала, и мама разрешила мне остаться дома. А потом ты исчез.

– В то утро вместо тебя в машину села Наташа, дочка Галины Юрьевны, она работала у вас на кухне. Мне было по пути, и я согласился подвезти ее до города. Когда мы выехали на трассу, рядом с нами поравнялись два джипа. Нутром чуял: что-то не то. Но они просто ехали рядом – точнее, один рядом, а один прямо за мной. На мосту через переезд из окна того, что был справа, вылез мужик и несколько раз выстрелил по колесам нашей машины. На скорости, конечно, машину резко повело, и мы вылетели с моста. Очнулся я через несколько дней в больнице. Наташа скончалась на месте.

Он замолчал. Говоря о том, что случилось, он заново переживал все те эмоции: страх, боль, вину за гибель Наташи. Хоть я ее почти не знала (дома у нас она редко появлялась, иногда забегала к матери), но мне стало жаль их. Никому не пожелаю пережить подобное!

– Это страшно, очень… и мне так жаль, что все это с тобой случилось. – Я понимала, что должна поддержать дядю Гену, но не находила нужных слов.

– В тот день в машине должна была сидеть ты. – Его слова прозвучали как приговор.

Нет, нет, это все недоразумение! Я смотрела в пустоту и на автомате мотала головой. Кому может понадобиться убивать простую школьницу? Дядя Гена, верно, что-то путает. Это он у нас бывший военный, в кругу знакомых которого много темных личностей, на него и покушались. От этой мысли, конечно, тоже страшно и противно, но хотя бы похоже на правду.

– Поэтому меня отправили в Лондон? Из-за этого случая?

– Да.

– Ничего не понимаю: зачем кому-то убивать меня? – Мой голос предательски дрожал, но желание узнать больше пересилило всё.

– Мы склоняемся к тому, что твой отец хотел таким образом отомстить Екатерине. Все пути вели к нему. И поверь, он бы не остановился. Но во всех сводках сообщалось, что произошло ДТП по вине водителя, не справившегося с управлением. Водитель остался жив, а пассажирка, молодая девушка, погибла на месте. Максим решил, что на этой волне и надо вывезти тебя за границу. Твой отец в тот момент был уверен, что его план сработал. Тебя больше не было, месть удалась. Для него ты погибла в той страшной аварии. А о том, что ты в Лондоне, знали лишь мы.

В моей голове начал складываться пазл: зачем меня увезли, почему не звонили и для чего теперь мне становиться якобы дочерью Гены. Но мысль, что родной отец хотел меня убить, разрушала сознание. Я четыре года не могла поверить, что мать отказалась от меня, а сейчас должна поверить, что делала она это только для того, чтобы родной отец не довел начатое до конца!

– Это не может быть правдой! – Глаза застилала пелена слез, а внутри все сжалось в комок. Я не хочу в это верить, я не хочу знать, что самые родные люди могут быть настолько жестокими. – Пожалуйста, разреши мне поговорить с мамой! Я сделаю все, что скажешь. Буду кем угодно! Но сначала, мне необходим разговор с ней! Это все, о чем прошу тебя!

Около девяти вечера мы подъехали к моему подъезду. Всю дорогу дядя Гена молчал, и было видно, что он ушёл в себя. Мне хотелось поговорить с ним, точнее, меня пугала тишина. От нее в голову лезли страшные мысли, а я их не хотела. Во мне поселилось новое, незнакомое до этого чувство – страх. Что я там говорила о лжи, о том, что я взрослая? Сейчас мне как никогда хотелось стать маленькой, прижаться к маме и никогда не быть дочерью своего отца.

– Думаю, тебе стоит какое-то время пожить у нас. Конечно, если ты все еще планируешь оставаться в городе.

– Я не знаю… – Сейчас перспектива остаться одной дома меня пугала: я же от каждого шороха буду вздрагивать. – А Софья Александровна не будет против?

Жена дяди Гены всегда мне очень нравилась. Добрая, кроткая, нежная, она всегда была полной его противоположностью, и не только по характеру. Она была миниатюрной и очень стройной. Когда они вместе приезжали к нам, мысленно я всегда называла их Дюймовочкой и Великаном. Но при всех различиях они всегда казались единым целым, а их нежность и забота друг о друге были видны невооруженным глазом.

– Софа с сыном в Испании. Ты им точно не помешаешь. Тем более, это ее идея.

– Тогда поехали, мне боязно оставаться одной.

– Ксюш, люди Максима следят за Николаем, пока нет причин волноваться. Но все же и тебе, и нам будет спокойнее, если ты будешь под присмотром.