– И как это все выглядит? – спросил я с недоверием. – Клиент хрипит и пускает пену, будто в падучей?
– Нет, если кольнуть иглой, то клиент отключается за несколько секунд, а с момента укола уже вякнуть не может. При этом дышит, на вид – просто спит. Мы такими штуками всегда пользуемся для тихого захвата.
– Спать-то долго будет?
– После укола, если в шею… около суток, пожалуй. Долго.
– Нормально, – кивнул я. – Хорошо бы на привале его усыпить, а утром как будто с уставшим другом уехать. Охрана-то как к такому отнесется?
– Сложно сказать, – задумчиво ответил он. – Тут уже по обстоятельствам будем действовать. Охрана там конфедератская, у нас с ними мир. Да и вообще конвойную охрану грех трогать – не бандиты же мы. Да и трогать их офигеешь, разве если жизнь не дорога. Посмотрим.
Суверенная Территория Техас, город Аламо. 22-й год, 32-е число 5-го месяца, четверг, 10:20
На следующий день мы все же решили перемещаться отдельно друг от друга, чтобы, если случайно столкнемся с этим самым «телеграфистом» Лукасом, он с меньшей бы вероятностью сумел отнести меня и Михаила к числу русских военных. Если он, конечно, не сделал этого раньше. Но все же даже крошечная предосторожность лучше, чем ее полное отсутствие.
Немцов с утра убыл завершать свои торговые дела с оружейником и торговцем автомобилями, Михаил отправился наблюдать за отправлением конвоя на юг, а я решил еще погулять по улицам городка. Маленький ведь городок – вдруг да и найду искомую машину. Вероятность есть, и немалая.
Сначала дошел до почты – проверить, нет ли телеграммы лично мне. Вчерашняя толстуха в очках встретила приветливо и взялась подробно рассказывать, какого она страху натерпелась с этой сколопендрой и как она всех насекомых ненавидит. К ее счастью, этот мир был незнаком ни с крысами, ни с мышами, потому что она их тоже боялась. Роль крыс здесь выполняли маленькие бурые ящерицы, верткие и быстрые, но не такие противные. Я попытался дослушать ее рассказ до конца, но в какой-то момент понял, что конец вовсе не подразумевается, поэтому деликатно ее прервал и поинтересовался телеграммами на мое имя. Телеграмма была. «Esli X04ESH – priezjai. Priedesh – polu4ish chto xo4esh. Svetlana». И эта телеграмма была тщательно сложена в квадратик и улеглась в пластиковый конвертик рядом с первой. Вот так вот, как хотите, так и понимайте. Раньше со мной такого не было, чтобы на романтику тянуло. Поблагодарил ненавистницу насекомых – и дальше пошел.
Народу на главной улице города было мало, все еще делом заняты. Увидел вывеску «Guns’n’Knives», сверкающую свежей желтой и черной краской и висящую на фасаде небольшого двухэтажного дома, вспомнил, что магазин новый и Немцову незнаком. Дай зайду, думаю, профессиональное заболевание так профессиональное заболевание. Толкнул дверь с колокольчиком – и зашел.
Видно было по всему, что магазин не такой уж и новый. Прилавок уже с потертостями и побитостями от угловатых железяк, которые на нем крутят и смотрят. И девушка за прилавком, на первый взгляд – лет двадцати двух, а если присмотреться, возможно даже и тридцати, но… смуглая, с латиноамериканской кровью явно, одетая в шорты длиной… до тазобедренных суставов примерно. Топик с названием магазина, красный такой, с декольте, и надпись деформировалась, огибая округлости. Декольте тоже хорошее, глубокое, с панорамным видом внутрь. Ниже топика живот идеальной формы – плоский и мускулистый, смуглый и бархатный с виду.
Волосы слегка вьющиеся, черные, собраны в тугой хвост. Свет из окна на них бликует – такие они блестящие. Помада как будто бы излишне красная, зато на каких губах! Им только такая и нужна. Глаза огромные, просто запредельных размеров, ресницы за брови цепляются концами, а сам взгляд… Как там магазин называется? «Пушки и Ножи»? Добавь к названию «Взгляды» – и тоже можно деньги брать, помногу. Шея сильная, высокая, голова сидит так, будто хвост из волос ее назад перегнул. На шее цепочка золотая с католическим крестиком, в ушах – серьги кольцами. Впрочем, я бы удивился, если бы другие были: не носят они других.
Стоит не за прилавком, а рядом, опираясь на него – чтобы, значит, ковбойских сапожек из кожи какого-то пресмыкающегося не скрывать, ну и того, что между сапожками и нижним – он же почти верхний – краем шортов. Там тоже все так здорово, красиво, стройно, смугло. Восхитительные ноги, к тому же хорошо у нее получается стоять, выразительно. Даже забыл, зачем пришел и куда. Остолбенел в дверях и смотрю на все это великолепие.
– Que pasa, hombre? – спрашивает.
Я в ответ только проблеял: «Hola…»
– Hola, – говорит, – que tal?
– Bien, – отвечаю. – Gracias…
Спасибо, мол, что заметить изволили. А то ежели девушка так стоит, то ей замечать кого-то недосуг обычно. Тем более что напротив нее зеркало на стенке висит, во весь рост. Кому уж кому, а ей так можно и весь день простоять – есть на что смотреть. А она на меня смотрит. И даже не презрительно, а с сочувствием – как бы, мол, понимаю я тебя, hombre, очень даже понимаю, только вот помочь ничем не могу. Ты, мол, наберись духу да скажи наконец зачем пришел.
Набравшись все же духу, на своем не самом блестящем, но беглом испанском я сказал, что мимо проходил, а потом вот зашел посмотреть las armas. А почему дар речи потерял поначалу – рассказывать не стал, она и так поймет. Она на английский перешла, заговорила свободно, разве что акцент легкий остался. Я тоже на английский перескочил, и она сразу у меня поинтересовалась – не англичанин ли я? Наблюдательная. Я, пока по жизни болтался, четыре года в Лондоне прожил, там и подцепил акцент, даже «кокнить» немного начал. Поэтому в других странах принимали за тамошнего обитателя зачастую. В Лондоне, правда, не принимали. Сказал, что русский. Она удивилась, а потом сказала, что сама – кубинка. La cubanita. Из Флориды, естественно, из Майами.
Сюрприз потом случился – когда я спросил, кто владелец магазина. Оказалось, что она сама и владеет. Вот так – хоть стой, хоть падай. Вот со всеми своими ногами, бюстом, волосами и глазищами – торгует себе пушками и ножиками. А ножей у нее в магазине и вправду много было: целая стена увешана. А еще возле зеркала, того самого, в которое она на себя любовалась, доска с мишенью висела, а в мишени – штук шесть ножей, и не только метательных. И пилочка для ногтей, что характерно. Попробуй легкую пилочку так запустить, чтобы она в доску воткнулась!
А уже потом, что для меня нехарактерно, я у нее на поясе еще кобуру заметил. Сначала – не заметил. Сначала все остальное заметил, а только теперь – кобуру. А в кобуре – «Glock 17». Подумал, что, случись ей стрелять – у противника шансов нет, если он мужик, конечно, и традиционной ориентации. Она успеет и «глок» достать, и взвести, и в лоб тебе упереть, пока ты все с раззявленным ртом стоять будешь. И, перед тем как пристрелить, жертву еще и окликать придется, чтобы из транса вывести.
Представились. Оказалось, что зовут ее полностью Мария Пилар Родригез. Ничего, звонко так. В таких случаях собеседника можно называть любым из двух имен – например, Мария или Пилар, скорее даже второе имя более употребимо, потому что первое крестильное, и каждая вторая из них Мария. А второе имя именно родителями дается. Но мне, по дружбе, предложила называть ее обоими сразу – Мария Пилар. Мол, так она предпочитает. Родригез опустить можно было, не говорить вслух каждый раз.
Потом Мария Пилар Родригез, которую я уже по-свойски называл Мария Пилар, даже кофе мне предложила. Отказываться я не стал, естественно: иначе бы пришлось идти винтовки-пистолеты смотреть, а я еще тут… не насмотрелся. К тому же кофеварка у нее за спиной была, на маленьком столике в углу, поэтому была перспектива сравнить вид спереди на Марию Пилар, если кратенько, с видом сзади. Повернулась она ко мне спиной… и всем остальным – и пошла к столику… если к этому процессу вообще применимо слово «пошла». Сзади Мария Пилар тоже очень красивой оказалась. Шорты у нее еще так удачно все обтягивали… Талия… Ложбинка спины из-под топика… Спина такой вот формы… Ну вы «Венеру перед зеркалом» кисти Веласкеса видели? Если нет, то и объяснять неохота. Сходите в музей Прадо в Мадриде, там и посмотрите. Или на репродукции. Смотрите там на спину и ниже. И там картина, и тут – «Венера с кофеваркой».