– Да, – вздохнула Света. – И денег не хватает, и Аля, получается, тоже не вариант. А знаете, я недавно разговаривала с коллегой, психоаналитиком. И мы сошлись во мнении, что с точки зрения психотерапии это даже хорошо, если партнёр не очень нравится. Нет страха «провалить экзамен», всё получается само собой. Так что рассматривайте свою связь с Алей как часть терапии. Как вре́менное явление. А хорошая терапия не бывает дешёвой. А потом, – тут она хитро посмотрела на меня, – вы можете заняться сексом с кем-нибудь ещё. С женой, например. Или завести себе ещё одну любовницу.

Я заулыбался. Идея иметь целый гарем показалось мне в целом привлекательной, хотя и неосуществимой. Прежде всего, с технической точки зрения. Я сказал Свете, что у меня не хватит денег, времени, да и мужской силы, чтобы окучивать сразу несколько женщин. А затем мы вернулись к моему простатиту. И к моей ненависти к женщинам.

***

В прошлый раз Света попросила меня визуализировать мой больной орган. У меня долго не получалось, а потом я увидел жевательную резинку, прилепленную к низу столешницы. Так делают школьники, которым надоела жвачка. Прилепляют её внизу парты. И она там постепенно высыхает, мумифицируется и превращается в белёсое нечто. Я рассказал Свете о том, что увидел. Она попросила меня сконцентрироваться на этом образе и сказать ему: «Я вижу тебя. Я знаю, что ты есть. Я больше не буду убегать от тебя. Покажи мне, что ты из себя представляешь».

Я почувствовал на моей голове белый полиэтиленовый пакет. От него исходило ощущение угрозы. Мне стало неуютно.

Света спросила у пакета, если у него что-то, принадлежащее Антону, то есть мне. И я увидел сердце. Не анатомический орган, а стилизованное изображение, какое обычно рисуют в мультиках, в школьных тетрадках и на заборах. Оно было кроваво-красным и пульсировало тревожным красным цветом. Этот цвет стал разрастаться и вскоре заполнил всё вокруг. Я оказался в красном тумане. Кровь была повсюду.

Как в фильме «Стена», где Пинк лежит в бассейне с кровью.

Как в сериале «Декстер», в эпизоде, где маленький Декстер сидит в луже крови, которая вытекла из его убитой мамы.

Я не видел связи между этими образами, мне казалось, я просто рассказываю первое, что приходит в голову. А Света связь увидела. Она стала спрашивать у кровавого тумана, что он прячет, и я почувствовал сильное внутреннее сопротивление. Света попросила меня представить это сопротивление. Я увидел чёрную тонированную машину. Тогда Света изложила свою гипотезу. Она полагала, что моё глубоко запрятанное чувство – стремление убить свою мать. За то, что она делала мне больно. Физически и морально.

– Дети, – говорила Света, – очень часто реагирует на боль и обиду желанием убить обидчика, расправится с ним самым жестоким способом. Но если обидчик – мама, то это чувство вызывает сильный внутренний протест – как можно убить собственную мать?! Тогда оно прячется глубоко и становится причиной душевного разлада.

Когда она говорила, у меня на глазах наворачивались слёзы. Я вспомнил (или представил себя), забившегося в угол, или под стол, ревущего от боли и злости, испытывающего мощнейшие эмоции, которые я не мог контролировать, не мог понять. Я чувствовал боль, унижение, бессилие, ярость, желание отомстить и страх за это своё желание. Как родная мама, которую я люблю больше всего на свете, может делать мне так больно?!

Неужели связка «любовь-ненависть» с тех пор стала лейтмотивом моей жизни?

***

После консультации я выключил скайп. У меня совершенно не было сил и желания чем-либо заниматься. Иногда, после тяжёлых консультаций, как сегодня, я чувствовал себя совершенно вымотанным, эмоционально выжатым. Некоторое время я лежал совсем без мыслей. Смотрел в окно. Я лёг на кровать в комнате сына, как поступал довольно часто. В его комнате мне легче дышалось. В ней было как-то… спокойнее, что ли. Я вспомнил, как на втором курсе привёл домой свою девушку. Её тоже звали Алёна. Мы с мамой жили в однокомнатной квартире в спальном районе Москвы. Подробности того визита практически выветрились из памяти, запомнилось только, что моя подружка определила обстановку в квартире как «с ума сводящую». Правда ли, что наши дома несут на себе отпечаток не только наших привычек и финансового состояния, но и душевных переживаний? Как считаете, мистер Кинг?

Комната моего десятилетнего сына мало что говорила о нём самом, но много – о его родителях и взаимоотношениях в семье. Напротив кровати стоял гардероб из ИКЕА – страшный, но вместительный. Его торец был обклеен постерами с машинками из журнала Hot Wheels. Изображения кинозвёзд и рок-групп, видимо, будут позже. Если сейчас подростки ещё интересуются ими.

Верхняя полка надстройки над письменным столом была заставлена старыми игрушками. Глобус с подсветкой, который я подарил ему на какой-то день рождения. Он им не пользовался. Вездеход Лего, – мы его один раз собрали, да и забыли. Вообще, Дима любил собирать модели из конструктора, но никогда не играл с ними. Пиратский корабль, вместивший на своих палубах несколько пушек и фигурок пиратов. Разборная деревянная машинка, которую я заказал на Амазоне. Артефакты детства, которое с каждым днём уходило всё дальше. Как-то я написал в своём дневнике, что хотел бы зубами вцепиться в детство Димы и не отпускать его.

А ниже верхней полки начинался ад. Знаете, есть такие видеоигры «найди Х объектов»? Перед вами – стеллаж, заставленный десятками, если не сотнями разнообразных предметов, причём некоторые частично заслоняют другие, или стоят на них, или лежат, – в общем, создатели игры очень стараются, чтобы у вас ушло как можно больше времени на опознание какой-то вещи. Так вот, открытые полки над столом моего сына представляли собой именно такую головоломку, составленную из всевозможных канцелярских принадлежностей, разбавленных книгами, тетрадками и подставками под канцтовары. Проблема была не в наличии собственно карандашей, ручек, пеналов, красок, прозрачных файлов, тетрадок, папок и т. д., а в их количестве. Всё это моя жена закупала оптом, оправдываясь тем, что так дешевле. Вот, скажите, зачем школьнику сто ручек? СТО! Или десять одинаковых коробок с цветными карандашами?! Да он за год и одной не использует! Были там и вещи, которые уже отслужили своё и вряд ли когда-нибудь могли бы пригодиться (даже будущему поколению нашей семьи), но выбрасывать их было нельзя. На этот счёт у меня было несколько крупных разговоров с женой, потом я сдался. Как и в других случаях.

А теперь я просто лежал и вспоминал, как мы познакомились со Светой. Как я влюбился в своего психоаналитика, а потом она меня отучала от этого чувства. Безуспешно. Пока за дело не взялся я сам.

***

Света была моим вторым психоаналитиком. От первого я сбежал, прозанимавшись с ним семь месяцев. С ней. Её звали Алёна. Кажется, четвёртая по счёту Алёна в моей жизни. Поводом для моего обращения к психоаналитику (к первой, а не ко второй) стала влюблённость. На старости лет меня угораздило влюбиться, причём сразу в двух молоденьких девушек.

Дело было так. С некоторых пор по ночам меня стали донимать боли в области таза. Днём всё было нормально, а вот ночью, после долгого лежания на одном боку, я испытывал довольно неприятные ощущения, – настолько неприятные, что просыпался, и потом долго не мог заснуть. Промучившись несколько месяцев, я пошёл в поликлинику. Там мне сделали компьютерную томографию и нашли остеохондроз и протрузию в поясничном отделе позвоночника.

– Хорошо, что корешки не задеты, – сказал мне врач, рассматривая заключение рентгенолога. Кто такие корешки, почему мне надо было радоваться, что они не задеты, – этого она мне не объяснила. Зато рассказала, что сама недавно перенесла операцию на позвоночнике. «Хирург мне сказал, что ходить я смогу, но боль останется со мной до конца жизни», – поделилась со мной своим счастьем эта добрая женщина.

Таблетки и мази, которая она мне прописала, не помогли.

Тогда я стал изучать интернеты. Узнал, что множество людей долго и безуспешно пытаются вылечиться от проблем со спиной. Увидел рекламу чудодейственного бальзама Фигуля, сделанного из секретных трав, выращенных в строго охраняемой сибирской лаборатории. И решил, что не пойду к Фигулю. Прочитал о методах лечения другого известного некроманта, доктора Чудновского. Методах, так же мало совместимых с жизнью пациентов, как и сама болезнь. Впрочем, те, кто выдерживали лечение до конца, всё-таки выздоравливали. Правда, таких было мало.