Нет, тогда она не решилась. Это случилось в другой день.

в отеле

Мы стали встречаться регулярно. Усаживались в кафе на диванчике, пили вино, а потом брали такси и ехали в почасовой отель.

В первый раз это случилось в нашу третью или четвертую встречу. Мы целовались сначала в кафе, потом гуляя в окрестностях Третьяковки. Прошли мимо дома Ахматовой. Я удивился, какими обшарпанными выглядят старые двух и трехэтажные дома, если смотреть не с улицы, а со двора. Потрескавшиеся деревянные рамы с облупившейся краской, некогда белой, толстые спутанные лианы проводов вдоль стен, ржавые двери подъездов. А в двух шагах – нарядная рождественская иллюминация. Европейский город.

– Черт, я же выбираю самые укромные подворотни, – пробормотала Аля, когда в очередной раз нас спугнули и заставили отпрянуть друг от друга прохожие.

Я опять затянул шарманку про то, что неплохо бы оказаться наедине. И для этого есть прекрасное решение – почасовой отель. Аля слушала с интересом, но похоже, я ее не убедил.

– Я хочу, чтобы в первый раз у нас это было необычно, – произнесла она задумчиво.

Тут во мне проснулся дьяволенок. «Она почти твоя,– шепнул он мне. – ну давай, уболтай ее».

Я старался.

Я болтал без устали.

Я был само красноречие.

Думаю, она сломалась на том, что нам (как я говорил) необязательно доходить до самого конца. Я и сам тогда в это верил. Но получилось не так, как мы планировали. А может, именно так, как мы планировали, только не хотели признаваться самим себе.

«Только вытащи его перед тем, как кончишь», – прошептала она мне, когда я вошел в нее. Нежно и аккуратно, как делал это всегда впоследствии. Потому что хотел сделать ей приятно.

в переписке

По пути домой я зашел на рынок около метро купить сыра. Я знал одну палатку, где продавали сыры из санкционных стран: Италии и Голландии. Слева на прилавке были российские поделки, справа – медовый из Голландии, Грюйер из Швейцарии, овечий из Италии. Моя жена любила Грюйер. Стоя в очереди, я вытащил телефон и набрал в Телеграме:

– Сейчас я напишу кое-что неприличное.

Я был на подъеме, но не знал, как она отреагирует на письменные непристойности.

– Давай, – пришел ответ.

– У тебя очень вкусная киска, – напечатал я и обратился к продавщице:

– Полкило грюйера, пожалуйста, и столько же пещерного с медом.

И опустил глаза к экрану.

Под словом «киска» появилось сердечко. А потом еще два.

Ей понравилось.

С тех пор переписка после траха вошла у нас в привычку. Я сказал «траха»? Хорошо, путь будет «после интимной близости» (хотя на самом-то деле мы трахались как кролики).

– Как ты? – писал я, устроившись на кровати в своей комнате.

Из соседней комнаты доносилось клацанье клавиатуры. Это моя жена разбиралась с заказами в интернет-магазине.

– Прихожу в себя, – писала Алёна, и мне становилось хорошо.

– Это… просто… космос…, – продолжала моя обладательница двух высших образований. Моя милая развратная девочка.

Что я мог на это сказать? Три смайлика-поцелуя показались мне подходящим ответом.

Аля не раз говорила, что после секса со мной она чувствует себя как будто в нирване. Это будоражило, наполняло гордостью, ласкало мое эго. Сам я большого подъема не чувствовал. Во время секса – чувствовал, а после – нет. Мне было…

– Спокойно, – сказал я, когда мы шли от отеля до ее дома. – Как будто все… правильно, все так, как должно быть.

Шум машин заглушал наши голоса. Алёна что-то говорила, но я не слышал, да и не прислушивался. Мне было достаточно чувствовать ее рядом, а что она там болтает – дело десятое. Возможно, я пропустил что-то важное.

– Знаешь, когда ты со мной, мне кажется, что пазл сошелся. Интересно, почему так – спросила моя женщина.

Я пожал плечами:

– Я тебе говорил, что у меня двенадцать лет не было секса. Может быть, причина в этом?

– Но у меня-то в чём причина? – пробормотала Алёна. Потом прижалась ко мне и сказала:

– Рядом с тобой я чувствую, что можно жить дальше. А не просто ждать… конца.

Мне было пора домой, чтобы не вызвать подозрений своим поздним приходом. «Не забыть вытащить рюкзак из машины», – подумал я. В рюкзаке лежала спортивная форма для занятий ушу. Для того, чем я на самом деле занимался, одежда была не нужна, поэтому я выходил из дома и оставлял рюкзак в багажнике.

В метро думал о том, что скажу завтра Свете, своему психоаналитику.

***

– Вас можно поздравить? – симпатичная блондинка напротив меня осторожно формулировала слова. На тот случай, если вдруг выяснится, что поздравлять меня не с чем.

Я несколько секунд переводил вежливо-обходительный на понятный русский. Потом сообразил.

– Да, у меня всё получилось. – Я махнул рукой так, как будто речь шла о сущей ерунде. Как будто у меня просто не могло не получиться. Как будто мы с психоаналитиком не потратили несколько месяцев на то, чтобы вернуть мне потенцию. Которая в итоге вернулась когда я стал принимать сиалис. Неудачу психоаналитика я списал на «ну, бывает» и продолжил заниматься с ней дальше. Теперь мы работали над моим простатитом, периодически переключаясь на другие вещи. «Нам говорили, что причина простатита в сидячем образе жизни плюс ненависти к женщинам»,– поделилась со мной психотерапевтической мудростью Света. С сидячим образом жизни я был согласен. Против правды не попрёшь. А вот с ненавистью к женщинам было сложнее. До консультаций со Светой я не подозревал, что среди моих чувств к женщинам (довольно сложных, на самом деле) есть и такое, которое можно назвать ненавистью.

– У меня сейчас столько секса, сколько не было, по-моему, никогда в моей жизни. И мне нравится заниматься с ней этим. Но знаете, в постели она одна, а в жизни другая. Та, что в постели, мне очень нравится. А другая…

Я вспомнил, как недавно ждал её перед одной кофейней, спрятавшись под козырёк подъезда от моросящего дождя. Странная выдалась зима в 2020 году. Аля должна была скоро подойти и я посматривал по сторонам. Место было довольно людное. Мимо ходили женщины, а я, из-за своей близорукости мог узнать кого-то либо по одежде, либо тогда, когда человек подходил ко мне на расстояние вытянутой руки. Но в чём должна была появиться Алёна, я не знал. Я ещё не настолько хорошо изучил её гардероб. Позже я выяснил, что на зиму у неё было две вещи: светлая куртка (которая совсем не полнила Алёну) и чёрная шубка, в которую я иногда зарывался лицом, перед тем как повесить на вешалку в кафе, потому что очень любил шелковистое прикосновение меха к коже.

Аля появилась в шубке, но издалека я её не узнал. Только подумал, что идёт какая-то пожилая женщина. Не знаю, почему мне так показалось. Может потому что она мелко семенила, боясь поскользнуться на тонком льду. Или потому что её лицо, когда она уже подошла ко мне, улыбаясь, при близком рассмотрении показалось мне опутанным сетью морщинок… Впрочем, это ощущение прошло, но не насовсем, а просто скользнуло куда-то вглубь и зарылось в илистое дно моего разума. «Вот пришла моя старушка», – подумал я тогда с горечью и удивлением, но постарался отогнать от себя эту мысль. Она вернулась чуть позже, когда мы сидели в кафе на Пятницкой, пили Киндзмараули и я украдкой смотрел на девочек-официанток в белых передничках, сновавших туда-сюда. Одна из них, рыженькая, мне так понравилась, что я пожалел, что рядом со мной Алёна. Не будь её, я бы… не знаю что. Написал на салфетке свой номер телефона? Но она, скорее всего, отвергла бы меня, потому что в её глазах я был старым извращенцем. Гумбертом Гумбертом. Ей, наверное, ещё и двадцати не было, а мне через пару лет стукнет полтинник. К тому же я не мог похвастаться внешностью красиво стареющего киноактёра. А сколько лет было Алёне, я не знал. В профиле Тиндера было написано 41 год, но как-то она обмолвилась, что ей больше. Женщины часто врали в Тиндере насчёт возраста.

– Да и денег мне жалко, – продолжил я. – Каждое свидание обходится в четыре – пять тысяч рублей, кафе плюс отель. Такими темпами я скоро начну брать из «резервного фонда», чего мне совсем не хочется. Кроме того я испытываю чувство вины, когда трачу на любовницу деньги из семейного бюджета.