Линёна повиновалась и подарила гостям лёгкий реверанс. Обращаясь к Аристарху, Бродяжница продолжила начатый спор:

– Я не окажусь в лесу одна. Вместе со мной в путешествие отправляется Линёна, дочь Абрахама. Я обещаю обучить её всему, что умею сама.

Кровь бросилась в лицо Линёны. Она забыла даже о своём смущении и переводила загоревшиеся глаза с одного гостя на другого. Ухмарь скалил белые зубы, Аристарх чуть заметно покачал головой и спокойно спросил:

– Но не кажется ли Вам, Бродяжница, что это путешествие касается только нас троих, прямых наследников Эйлейва Орма?

Я говорил тебе, что без спутников меньше проблем в дороге? Это не правда.

Да, Учитель, и я хорошо усвоила урок.

– Ничуть. Мои спутники – моё дело. Линёна, ты не откажешься составить мне компанию?

– Нет, – выдохнула Линёна, прижав сомкнутые кулаки к груди. Она каким-то чудом поняла, о чём её спрашивают; губы дрожали – то ли от еле сдерживаемых слёз, то ли от еле сдерживаемого радостного смеха.

Бродяжница отчётливо сознавала совершаемую ошибку, но не меньшей ошибкой было бы оставить Линёну здесь, где отец – а Бродяжница не сомневалась – именно он оставил на теле дочери столько отметин – позволял себе поднимать на неё руку. Синяки, вкупе с реакцией Абрахама на упоминание о Линёне, кричали сами за себя.

– Господа, нам надобно с Линёной обговорить сборы. С вами мы ведь закончили?

– Послушайте, – заговорил Аристарх. – Мы все должны непременно добраться до цели путешествия. Случись недоброе – рассчитывайте на нашу помощь. Мы отправляемся в одном направлении. Наши пути всегда будут пролегать неподалёку…

– Да–да, конечно, Аристарх, – нетерпеливо перебила Бродяжница, – что-нибудь ещё?

– Да, – кивнул Аристарх и как-то странно посмотрел на Ухмаря. – Если вдруг кто-то из вас всё ж захворает, умейте отличить ту хворь. Не сразу, но неуклонно во рту у несчастного проступают тёмные пятна, язык может совсем почернеть…

Бродяжница кивнула и встала, призывая тем самым гостей откланяться. Аристарх засобирался, да остановился, ожидая не двинувшегося с места Ухмаря.

– И всё-таки, почему ни воля Учителя, ни наша просьба, ни гуляющая по лесам хворь не могут Вас убедить пойти с нами?

Бродяжница состряпала недоумение:

– Разве ответ не написан у меня на лице?

Она поймала Ухмаря в его же ловушку, и он со смехом сдался.

– Отнюдь.

– Для меня ново и непривычно путешествовать с кем-то посторонним. Коли такова воля Учителя, я подчиняюсь, но брать в попутчики предпочитаю давних знакомых, а особенно – людей, не вызывающих у меня желания драться.

Она повернулась к Аристарху:

– Простите меня за эти слова, но в отношении Вашего друга они истинно правдивы.

Ухмарь громко расхохотался. Аристарх по-доброму (совсем как Учитель!) улыбнулся:

– Не извиняйтесь. Меня желание ударить Ухмаря посещает, возможно, почаще Вашего.

Бродяжница проводила их до двери. Когда та наконец закрылась за Аристархом и Ухмарём, в комнате стало тихо. Бродяжница глубоко вздохнула. Какова девчонка! Так ведь и приходится брать её с собой! Девушка продолжала стоять посреди комнаты с бегающей по губам улыбкой, а Бродяжница смотрела на неё и чувствовала себя до ужаса голодной, усталой и всюду неправой.

– Итак. Раз уж ты согласилась на авантюру, то обязана пройти её до конца. Ясно?

Она из последних сил боролась с желанием прямо сейчас испробовать стынущей похлёбки.

Линёна усердно закивала.

– Отец догадывается о твоём желании?

Линёна замялась:

– Я говорила ему несколько раз…

– … и в последний раз – на днях, – продолжила за неё Бродяжница, и её подозрения подтвердились. – Я поговорю с Абрахамом.

Девушка в ужасе округлила свои зелёные глазищи:

– Нет! Отец ни за что не отпустит меня с миром!

Бродяжница пожала плечами:

– Не думала же ты, что я украду тебя из дома тайком? Не бойся. Теперь ты – моя ученица, и ничто не удержит нас в Акайде. А отец, по крайней мере, должен знать, кто о тебе позаботится. Сейчас иди. И никому – ни слова. Пусть Абрахам узнает обо всём завтра и только от меня.

Прежде чем выйти, Линёна глубоко поклонилась Бродяжнице.

Я говорил тебе, что без спутников меньше проблем в дороге?..

Утро выдалось сырым и холодным. Ледяные капли дождя стекали на камни по непромокаемой ткани плаща Бродяжницы. Подступающая всё ближе зима никак не решалась вступить в свои права.

Бродяжница оказалась на месте скоро. Оглядев камень, девушка не отметила ничего римечательного. Конечно, разгадка не должна бросаться в глаза, но спрятана она наверняка на поверхности. Бродяжница ещё раз восстановила в памяти в подробностях давний разговор с Учителем. Он сказал: «время… оно разрушает горы и скалы». Песок?! Так и есть! Всюду – то там, то тут под камнем виднелась золотистая россыпь. Это было так просто: «время обратит камень в песок». Карта спрятана не под камнем, она зарыта в песке! Бродяжница сама произнесла эти слова тогда, три года назад!

Девушка встала на колени, вознося хвалу мудрости Учителя. Она попыталась выгрести песок из-под камня, но под тонким его слоем показалась чёрная земля. Следовало найти другое место, где песка столько, что за несколько лет он всё ещё не успел смешаться с почвой. Копать там оказалось легче. Бродяжница уверенно и быстро работала левой рукой. Наконец, вместе с песком на свет вырвалось кое-что ещё. Бродяжница наскоро отряхнула и разгладила на камнях выделанную оленью шкуру. Помимо маленькой и не очень подробной карты, на ней было выжжено несколько предложений знакомой рукой. Сердце Бродяжницы два раза гулко стукнуло в груди и глухо отозвалось где-то в горле, а потом мир остановился.

«Жаль оставлять тебя столь скоро, но я сам принял решение и не жалею. Содержание карты ты знаешь, однако на подступах к Светлоострову лишние ориентиры не помешают. Дорога даст ответы на твои вопросы. Но ежели решишь отказаться от поисков, денег, зарытых в отмеченном на карте месте, хватит на безбедную жизнь. Мне они не пригодились, я свой выбор сделал. Теперь делай ты свой.

Любящий тебя Учитель».

Бродяжница улыбалась, стараясь унять знакомую тупую боль утраты. Она сделала свой выбор, не задумываясь, и, кажется, уже давно. Она отправляется туда, куда зовёт её сердце. За ответами.

Вяленое мясо, свежая, пышущая жаром лепёшка, берёзовый сок… Какая, к лешему, дорога, когда в теплом доме под надёжной крышей так замечательно? Бродяжница от души рассмеялась, отчасти своим мыслям, отчасти услышанной ненароком шутке про старого борова. Трактир гудел, и в шумном гаме никому не было ни до кого дела. Но пьяные дурни порой заносчивы, горды и обидчивы.

– Ты смеёшься над моими ушами, женщина?

Бродяжница нехотя обратила внимание на отвратительно-неряшливого незнакомца. Сглупить, ввязавшись в лишние неприятности, ей не хотелось. Весь вид мужчины говорил: он этих неприятностей как раз ищет.

– Нет, а у тебя с ними какие-то проблемы?

Хватило бы короткого «нет», чтобы он отвязался. Леший дёрнул её продолжить фразу, да к тому же ехидно ухмыльнуться в конце. Детина, и без того красный, словно сваренный в котле рак, побагровел.

– На что… на что это ты намекаешь, рабское отродье?

Бродяжница нахмурилась, но решила дать «герою» ещё один шанс. Тихо, но разборчиво она сказала уже серьёзно:

– Знакомство со мной не принесёт тебе добра. Одумайся.

Вместо ответа пьяный заводила ударил сидящую перед ним женщину кулаком в лицо. По крайней мере, так ему показалось. На самом деле Бродяжница легко ушла от удара. Похоже, даже в трезвом состоянии этот человек не представлял для неё опасности. Пара точных ударов заставила его согнуться пополам.

Бродяжница навлекла на себя ненужное внимание не нарочно, но если бы вместо мужских штанов и широкой рубашки она носила кружевное платье с оборками, вероятно, потасовки бы не случилось. А совершись неладное, за даму тут же заступилась бы парочка-другая благородных, хотя и подвыпивших господ. Увы, она принадлежала к иному сорту женщин и, хвала Великому, с лёгкостью могла постоять за себя сама.