Все закончилось в пол первого ночи. Игры в арене с заключёнными были оставлены на десерт после утреннего парада на полдень воскресного дня.

   Жанна не находила себе места. Комната была по её жилищным меркам огромной, оттого неуютной. Здесь на всех стенах висели зеркала. А что творилось в зеркальной ванне? Как она заставит себя там принимать водные процедуры? Это же неприлично, так откровенно наблюдать, вторгаться в личную жизнь. Зеркала пугали её, всегда пугали, а тем более испускающие свечение. А тем более, когда она кое-что вспомнила и с точностью стала понимать истинное значение обилия зеркал.

   Может быть, Ежова и не стала бы спать, но заснула, потому что непривычный для её организма алкоголь после приятного расслабления, вызвал сонливость. Глаза слипались. Она разделась, смыла макияж и просто прилегла на самый краешек округлой кровати небесно-голубого цвета, оттенок который в заражённом мире стал навсегда потерян для человеческого взора.

   Сны вернулись с удвоенной силой. Ежова не могла бежать, не могла двинуться с места. Воспоминания выстраивались из осколков когда-то былой карусели. Она вспомнила как после очередного рейда за городскими стенами, им объявили, что на нижних уровнях завелась угроза не в лице заражённых, а простых смертных, подпольной группировки, которая обладала сверхспособностями. Телекинез, телепатия и много чего ещё, а главное они помнили. И во всю пытались бороться за то, чтобы открыть людям глаза и свергнуть власть. Якобы, говорили они, вся эта жизнь ненастоящая, всё, даже город, эфемерная иллюзия безопасности. А живущие в городе люди просто скот, зомбированный скот, которым так просто управлять. Но, разумеется, всё это Жанне только предстояло узнать. А тогда убеждающий серьёзный голос главнокомандующего, предоставленное(сфабрикованное) видео выглядело реальным, пугающим. Обладающие сверхъестественным восприятием мира люди после просмотра тот час превратились в угрозу. И никого из команды не нужно было убеждать дважды.

   Тогда их отряд выжег их всех, загнав в ловушку точно крыс. Не помог им не телекинез, ничто не помогло. Отряд Ежовой не знал пощады. В расход пустили всех: стариков, женщин, детей, всех кого опознавал прибор, улавливающий мозговые волны. "Зачем? За что"?

   Теперь, эти крики звенели в ушах. Она вспомнила белую камеру, капельницу зеркала, которые поймали её взгляд в отражении и больше не отпускали, а воспоминания об содеянном, просто растаяли.

   Она с криком проснулась, сердце билось как у пойманной в силок птички, боль, вина душила, но рядом с ней сидел Анатолий. Его чуткие пальцы стерли слёзы, затем он обнял её, и Жанна позволила.

   - Как ты здесь оказался?- Выдавила из себя и отдёрнулась, не хотя, но не могла себе позволить дружеского участия, потому что зерно сомнения точно червь разъедало её. Разъедало весь устоявшийся остов доверия к Анатолию, который внезапно подёрнулся трещинами. Некому не доверять, где правда где ложь, кто друг а кто враг, неизвестно. Как всегда, теперь она снова сама по себе, не привыкать.

   -Я хотел поговорить, долго стоял у двери, а потом услышал, как ты плачешь,- пожал плечами, посмотрел ей в глаза. В едва тлеющем фонарике настенного бра, на его лице лежали тени. Он устал.

   - Говори, раз пришёл, ты же очень настойчивый парень.- Он усмехнулся в ответ на её слова.

   - Я пришёл извиниться. Ты меня неправильно поняла. Знаешь, -он порывисто сжал её пальцы, потом отпустил.

   - Давно хотел тебе признаться, но не мог. С тобой Ежова всегда чувствую себя как нашкодивший мальчишка.- Она удивилась, и слова Анатолия вызвали лёгкую улыбку. Это он то считает себя таким, завзятый рубаха парень?

   - Те медсёстры тогда в кафе, сами ко мне привязались. Ничего не было Ежова. Я не хотел обидеть тебя.

   - И только ради этого ты пришёл ко мне, взломал замок среди ночи. Глупец, я не в обиде. Между нами всё по-прежнему. Ты в праве крутить с кем хочешь. Мне не за что обижаться и не за что осуждать тебя.

   - Ну вот, ты вновь отталкиваешь меня, строишь вокруг себя стену, не даёшь сказать до конца. -Он пальцем коснулся её губ, прервав возмущённую отповедь.

   - Слушай, Ежова, ты действительно очень сильно мне дорога. Ещё тогда, пять лет назад, когда встретил тебя,- произнес Анатолий мечтательно. - Ты просто выбила меня из колеи, такая непохожая на остальных, такая волевая, такая красивая и хрупкая в военной форме, что мне сразу захотелось оберегать тебя, защищать.

   - Это что признание Анатолий?- вопросила Жанна, ощущая, как дрожит голос. Так хотелось довериться ему, но червь сомнения не позволял. И всё же её холодное сердце, от слов Анатолия, вопреки всему таяло. В глазах Анатолия светилась нежность, он продолжал.

   - Я болен Жанна, смертельно белен. Надежды нет, самые лучшие врачи дают от силы несколько лет. Поэтому я здесь, поэтому говорю тебе всё это. Я не хочу лгать, давать несбыточных обещаний. Всё что у меня есть это я сам, я не могу предложить тебе будущего. Не смогу сказать выживу я завтра, или умру. Но здесь и сейчас,- нежно провёл по её лицу кончиком пальца. Я знаю, что не безразличен тебе Жанна. Я видел, как ты порой бросала на меня задумчивые взгляды, отводила глаза, видел, как ты ревновала. Вот я как глупец открываю тебе своё сердце. -Он замолчал. Жанна долго смотрела ему в глаза, чувствуя как колотиться сердце, как слёзы подступают к глазам. Он не врал, в его тёплом и нежном взгляде она была прекрасна. Пусть лишь для него одного, для красивого мужчины, которому в этой жизни не отказала бы любая женщина.

   - Не молчи,- сказал он и приблизился, чтобы нежно коснуться её губ своими губами. Вместо слова у Жанны вырвался стон. Она обняла его, зарылась пальцами в короткие волосы и жадно поцеловала. Анатолий зарычал, его руки ласкали её тело, тёмно-серые глаза мужчины пылали жаром клокотавшей внутри, разбуженной страсти.

   - Люби меня,- хрипло прошептала она ему в губы,- здесь и сейчас просто люби меня.

   - Ты что-нибудь помнишь?- спросила на рассвете Жана, любуясь его профилем.

   - Что я должен помнить?- лениво промурчал Анатолий, разбуженный её поцелуем.

   - О прошлом? Об учёбе, о первых заданиях?"О мясорубке, о всех кровавых кошмарах, что теперь терзают меня и жалят до боли".