По общей договоренности вести переговоры с правителем поручили хану Ильхаму, потому он вышел вперед. Сначала улугбек хотел было из уважения к должности хакана сойти с коня и подойти к нему пешком, но представил, что при этом говорить со стоявшим на верхней площадке лестницы Гази придется, глядя на него снизу вверх, и остался в седле.

– Уважаемый хакан Гази Барадж! Я – улугбек Булгарского иля, – представился он, как положено, хотя оба знали друг друга. – Мне поручили говорить с тобой от имени всех, кто сегодня пришел к тебе.

– Приветствую тебя, улугбек, – вполне миролюбиво откликнулся хакан, стараясь не выразить недовольства своим поведением. – Говори, коли так.

– Мы, собравшиеся здесь люди, представляем всю страну, – указав рукой на всех пришедших на дворцовую площадь, сказал Ильхам. – И все мы считаем, что ты занял трон хакана Серебряной Болгарии незаконно, без решения курултая. Потому предлагаем тебе добровольно покинуть его и уехать туда, откуда прибыл.

Гази Барадж оглядел всех, кто находился на площади, затем взгляд перевел на окружившие площадь и сам дворец кольцом шеренги вооруженных всадников. Сколько их, воинов и ополченцев этих, понять было трудно, ибо значительную их часть скрывали густые деревья и кусты, здания дворца и хозяйственных построек. Что, если те, кто насчитал несколько туменов, не ошиблись? И кто знает, может, здесь не все силы повстанцев? Так или не так, а противостоять им было нечем.

– Ты ошибаешься, улугбек, – возразил Гази. И громче обратился уже ко всем: – Вы ошибаетесь, друзья! Меня избрал курултай. Правда, сам я по понятным причинам не вмешивался в его созыв и работу, этим занимался суварбаши столицы. Одно скажу вам: я никогда не посмел бы занять незаконным путем не то что трон предводителя такой великой страны, а даже главы небольшого городка. Если не верите мне, вашему хакану, пригласите сюда суварбаши Биляра и спросите у него.

– А что, и пригласим!

– И спросим! – послышались голоса из невооруженной группы людей.

Тут же несколько человек в сопровождении ополченцев отправились за суварбаши. Тот появился через четверть часа. Небольшого роста, но полный, оттого похожий на гусиное яйцо, он поднялся по ступенькам к хакану и встал рядом с ним, вопросительно глянул на него снизу вверх.

– Вот народ сомневается, что меня избрал курултай, – сказал Гази. – Расскажи, как все происходило.

Суварбаши вышел вперед, откашлялся и начал не очень уверенно объяснять:

– Уважаемый народ! Вы ведь знаете, наш дорогой хакан Мир-Гази умер весной. И мы как столичная власть взяли работу по созыву курултая на себя. А время было слякотное, дороги развезло. Потому, возможно, не все провинции сумели прислать своих поверенных. И все же большинство их на курултае были представлены достойными делегациями. Вот там и избрали уважаемого Гази Бараджа хаканом.

– Скажи, кто его выдвинул? Кто представил? – спросил Ильхам. – Откуда и как он вообще здесь появился?

Глава города растерянно посмотрел на хакана. Тот стоял с невозмутимым видом, будто не о нем шла речь. Главе пришлось и дальше объясняться самому.

– Это самое… Кто выдвинул – я уже не помню. Многие говорили о нем. А вот что говорили – помню. Я вам сейчас перескажу… Уважаемые, не думаете же вы, что мы, жители Биляра, столицы родной Серебряной Болгарии, совсем безответственно относимся к тому, кто будет править нашей любимой страной? Уважаемый Гази Барадж совсем не случайно появился на троне. Его прадедом по отцовской линии был эмир Шамгун, хан из Дунайской Болгарии. Он правил нашей страной семнадцать лет, с восемнадцатого по тридцать пятый год прошлого века. А дедом Гази Бараджа был Арбат Ос-Лодж. Арбат был в разное время улугбеком Булгара, Учеля, который ныне Казань, а также двух илей – Марюбы и Беллак-Саксина. В шестьдесят четвертом году он и его сын Азан были выданы великому князю руссов Андрею Боголюбскому. Но Арбат и там не пропал, со временем стал воеводой Москвы. Пусть Москва город небольшой, но все-таки… Азан же, отец Гази Бараджа, даже участвовал в походе князя Всеволода Третьего на нашу страну.

Тут по площади пошел гул.

– Да их род, оказывается, давно служит руссам!

– Слыхали мы про героизм предателей! – можно было разобрать отдельные выкрики.

Ильхам поднял руку, прося замолчать. Когда стало тише, громко спросил:

– Может, ты лучше расскажешь про самого Гази Бараджа? Например, как он возле Нижнего Новгорода воевал с болгарами? Как не щадя живота своего защищал интересы Владимирского князя, который безбожно притесняет наших друзей эрзян, да и на нас не раз засылал своих удельных князей?

Суварбаши заткнулся, словно в рот ему сунули пробку.

– Молчишь? – понял его Ильхам. – Тогда, хакан, может, сам нам расскажешь об этом?

Гази некоторое время обдумывал, что делать, затем объяснил:

– Да, я был в плену у руссов. Так ведь в плен может попасть каждый. Что из того? Уверен, даже среди вас есть кто-то, кому приходилось хлебнуть участи полоненного воина.

– Да, это так! Но быть в плену и стать предателем – вещи разные. Не каждый пленный станет служить врагу, с которым воевал, – прервал его Ильхам. – И вообще, видно, ты забыл, что по нашей идущей из далеких времен традиции болгарин с болгарином не воюет? Тогда какой же ты нам хакан? – Затем развернул коня и встал лицом к тем, кто прибыл сюда вместе с ним:

– Уважаемый народ! Что будем делать? Сам я предлагаю дать Гази Бараджу сутки, чтобы он оставил трон, собрал свои манатки и покинул нашу страну, умотал туда, откуда прибыл. Думаю, этого будет достаточно. Мы народ миролюбивый, не хотим крови даже предателя. Сами мы через день после оставления им трона, то есть через два дня, проведем новый, настоящий курултай и выберем настоящего хакана. Этого времени, надеюсь, достаточно, чтобы договориться о претендентах на трон. Здесь, на этой площади, уже представлены почти все провинции и крупные города. Дополнительно пригласим столичную знать. Считаю, такого представительства для настоящего курултая вполне достаточно.

Все, в том числе и военные оцепления¸ докуда доходили слова булгарского улугбека, одобрительно загудели. Молчала и даже почти не шевелилась лишь личная охрана хакана, расположенная по обе стороны входной лестницы.

– Как, Гази, согласен на наши условия?! – спросил Ильхам, когда все немного успокоились.

Гази Барадж, не издав ни звука, грузно повернулся и что-то скомандовал сардару гвардии. Офицер, в свою очередь, что-то скомандовал отряду. Джандары тут же плотным кольцом окружили хакана со всех сторон. В таком окружении и скрылся Гази Барадж за растворившимися перед ним дверями.

Уже вечером теперь уже бывший хакан, не глядя на приближавшуюся ночь, в сопровождении личной охраны из преданных ему людей выехал из города. За его группой тянулся обоз из нескольких десятков повозок. На одну из них было аккуратно уложено завернутое в белую материю тело христианского священника Авраамия, убитого во время погрома в Биляре в начале апреля. Забегая вперед, скажем, что это помогло Гази Бараджу по возвращении к великому князю Владимирскому избежать многих неприятностей. Вскоре по воле Юрия Всеволодовича и епископа Митрофана убитый в Биляре Авраамий был возведен в чин христовых мучеников. Мощи его с большими почестями были положены в каменную раку в церкви Святой Богородицы Княгининого монастыря. А вывезшему их Гази Бараджу великий князь оказал милость и вновь назначил его воеводой Нижнего Новгорода.

На третий день после этих событий в Биляре состоялся курултай, где новым хаканом избрали видного хана Джелалетдина Алтынбека. Только это сказать просто – избрали. Мало кто знал, что до этого момента Алтынбек провел в раздумьях и размышлениях две бессонные ночи. Разделила с ним эту бессонницу его верная жена Фатима.

– Мой повелитель, ну что ты так мучаешься? – в какой-то момент начала она успокаивать мужа. – Люди считают за счастье, когда им дают власть. Они дерутся за нее, ради нее обманывают родных и близких, предают самых верных друзей. А тебе предлагают так, безо всяких условий. Потому что верят в тебя, знают, что ты справишься, что не станешь пользоваться властью, данной Всевышним и народом, в потребу одного себя. Хан Ильхам и тархан Бачман – уважаемые люди. Раз они верят в тебя, значит, и поддержат, когда будет надо. Так чего ты сомневаешься? Чего переживаешь так сильно?