Гази размышлял недолго. Собственно, он ничего не теряет. Откажется от предложения – его отправят обратно в халупу, где держали до сих пор. А за то, что заартачился, могут и в яму бросить. Уж лучше он побудет воеводой растущего на глазах города. Какой-никакой, а на определенном уровне вполне самостоятельный хозяин… И Гази решительно заявил:

– Великий князь, я готов тебе служить. А насчет того, что ты предполагаешь, – не знаю, возможно ли то? Кто же примет с распростертыми объятиями человека, служившего чужой стране?

– Ну, это… – уклончиво откликнулся Юрий. – Дружба и вражда всегда ходят рука об руку. Раз такое дело, скажу тебе откровенно. Я давно окучиваю главу магистрата, или, как у вас называется, суварбаши столицы вашего государства. В Биляре сейчас много русских купцов. Весьма богатых купцов. Они не уклоняются от моих поручений…

Все же Гази тогда не поверил, что такое может случиться.

…С того разговора прошло более четырех лет. Гази Барадж как воевода крепости и растущего города показал себя весьма надежным сподвижником великого князя. Ему удалось-таки удержать Нижний Новгород в ходе многократных нападений эрзи, даже когда им однажды помогли болгары. Не только удержать, а укрепить его, набраться такой силы, что уже и напасть-то на крепость теперь с бухты-барахты вряд ли кто захочет. И тут наступил-таки тот момент, о котором толковал ему великий князь Владимирский. В Биляре в очередной раз начали искать человека на хаканский трон после внезапно умершего Мир-Гази. К удивлению Гази Бараджа, сказала свое слово в пользу человека князя Юрия городская власть Биляра. Вскоре суварбаши, то есть глава городского магистрата, послал своего туджуна – чиновника по особым поручениям – некоего Хакима к великому князю Юрию Всеволодовичу на переговоры. Переговоры на предмет того, чтобы отпустить своего важного воеводу Гази Бараджа на родину, где его предполагается посадить на трон хакана Серебряной Болгарии.

– Вот видишь, – провожая, напомнил Юрий Всеволодович своему будущему ставленнику в Биляре, – все получилось так, как я предсказывал. Ты уж не забудь о нашем уговоре. Мы с тобой со временем объединим наши страны и создадим великую империю. Когда мощь Болгарии присоединится к нашей, я подчиню себе все русские княжества. Затем – все европейские страны. Эти слабаки, думаю, увидев, насколько мы сильны, не станут даже сопротивляться. Они так дорожат жизнью… А дальше на всем пространстве между Уральскими горами и до Атлантического океана воцарствует русский мир.

Вышло же все не так гладко, как предсказывал великий князь. Хотя в сложившейся обстановке вряд ли можно его винить. Сглупил сам Гази! На радостях он всего лишь на какое-то мгновение потерял разум. А расхлебывать это придется… Кто ведает, сколько и как?

* * *

В четверг последней недели мая в условленное место – город Банджи* начали прибывать вооруженные конные отряды почти из всех провинций. Их возглавляли сами улугбеки, ханы и беки, крупные казанчийи. Самый большой отряд прислал тархан Саксина Бачман. Главное, он состоял в основном из профессиональных военных приграничья. Наравне с вооруженными людьми в первую столицу страны, ныне крупный торговый город, прибывали и наиболее почитаемые муллы и имамы, купцы и ремесленники, другая знать. Так было оговорено. В пятницу они, как и все горожане, проснулись задолго до того, как с минаретов муэдзины начали призывать правоверных к утреннему намазу. И так они за день помолились пять раз. Многочисленные мечети города все были переполнены, но горожане в них уступали места приезжим, а сами творили молитву, сидя на ковриках на площадях перед мечетями. Приезжие правоверные и другие нехристиане просили у Аллаха одного: чтобы все, что они задумали, произошло мирно, без кровопролития.

Субботним утром весь приезжий люд выехал из города в сторону нынешней столицы. Колонна ополченцев выглядела весьма внушительно. И то, ведь она состояла почти из четырех тысяч вооруженных мужчин. Сзади них кто верхом, а кто, более солидный возрастом, в кибитках ехали несколько сотен уважаемых людей. Путь неблизкий, потому было решено за неделю добраться до пригорода столицы, там остановиться лагерем, передохнуть и войти в Биляр со свежими силами в первый день следующей недели.

* * *

Тем временем в самом Биляре как бы совершенно неожиданно поднялась буча. Хотя неожиданно или нет – кто теперь это скажет… Некий мулла Кылыч – говорят, не самый авторитетный в городе, даже лишенный почетного титула сеида человек – сумел поднять мусульман на борьбу «за чистоту веры» и устроил христианский погром. Завершился он тем, что священник христианской общины Авраамий был убит. Правда, поговаривали, что прикончили его вовсе не как священника. Памятливые люди вдруг вспомнили, что Авраамий десять лет назад участвовал в походе руссов на болгарский Ошель. Особо подчеркивали, что тогда этот процветающий болгарский город был полностью разграблен и сожжен. Только Авраамию не повезло, он попал в плен. Но как-то выкрутился, назвавшись православным священником, и не просто остался жив, со временем даже возглавил христианскую общину в Биляре, которое заметно расширилось после заключения перемирия с Владимиро-Суздальским княжеством. Однако, по словам муллы Кылыча, правоверные казнили Авраамия вовсе не за веру. Поговаривали, что тот наравне со служением Иисусу Христу весьма успешно приторговывал и будто бы был не прочь при случае обмишулить кого угодно. А уж про его прелюбодейство в городе не знал только ленивый… Потому Кылыч утверждал, что, дескать, воспользовавшись возмущением горожан из-за влезания православной церкви в государственные дела, под шумок Авраамию отомстили его многочисленные рогатые недруги. Только теперь вряд ли кто это подтвердит.

А ведь хакан Гази Барадж решил было, что люди постепенно начали забывать его неуместную выходку с молением в христианской церкви. Уж чего только он не предпринял за весьма короткий срок, чтобы загладить свою оплошность. Во все крупные города выслал глашатаев, чтобы те на майданах городов и сел донесли до народа его указ. В нем говорилось, что отныне хакан требует строгого соблюдения в стране старинного закона Талиба. Согласно ему все земледельцы, принявшие ислам, переводились в разряд привилегированных государственных крестьян и освобождались от воинских и иных повинностей и вообще платили самую минимальную дань. Тем не менее, похоже, он не смог убедить людей в своей приверженности к учению Мухаммеда.

Так или нет, но в начале новой недели, в воскресенье, о котором тот самый пророк Мухаммед (мир ему!) говорил, что это день, когда сажают деревья и строят дома, Гази Бараджа ошеломили совсем иной, страшной вестью. Вернее – двумя новостями. Мало того что в Биляре на днях случился ужасный христианский погром, оказывается, теперь в столицу вошли какие-то войска и что несть им числа. Возможно, даже несколько туменов. Хотя, как известно, у страха глаза велики. Растерявшийся хакан долго не мог решить, что же ему предпринять. Пока он соображал, что к чему, хан Ильхам с тарханом Бачманом, которым знать доверила руководить всей этой операцией, расположили войска и ополченцев вокруг царского дворца так, что ни туда, ни оттуда не могла даже мышь проскочить. И когда Гази решил обратиться за помощью к улугбеку Биляра, который наверняка не участвовал в этом бунте, пробиться сквозь оцепление его посыльные не смогли. К тому же дружина улугбека столицы в мирное время вряд ли была такой большой, чтобы противостоять десяткам тысяч дружинников и ополченцев из провинций. Так что вся надежда оставалась на курсыбай, который в мирное время тоже был немногочисленным.

Ничего не поделаешь, взяв себя в руки, Гази Барадж в плотном окружении джандаров вышел из дворца на лестничную площадку главного входа, чтобы поговорить с бунтовщиками. Подняв руку, он попросил тишины и, стараясь казаться властным, громко спросил:

– Приветствую тебя, мой народ! Что привело вас всех ко мне в такую рань?