Горячность поэта, его нескрываемая гордость за свой народ, кажется, воодушевили и самого хана. Когда ближе к ночи наконец банные процедуры завершились и все собрались в зале отдыха, он свою речь начал вдохновенно и от чистого сердца:

– Уважаемые други мои! Позавчера я вернулся из Биляра, где мы поминали умершего эмира Челбира. Сегодня сорок первый день, как нет его с нами. И теперь нашей страной правит хакан, которого ни мы, ни тем более наш народ толком не знаем. Возможно, он хороший человек. Возможно, неплохой полководец, раз служил воеводой. Но служил он князю Владимирскому, с которым у нас хоть и перемирие до двадцать девятого года, но дружбы как таковой никогда не было. Да и воевал Гази Барадж против наших союзников и друзей – против эрзян. Воевал за то, чтобы отстоять отобранный у них город, чтобы, продолжая захватывать мордовские земли, расширять княжество Владимирское. Заметьте, тем самым давая руссам возможность приблизиться к нашей границе и со стороны Суры. Может такой человек быть предводителем нашей страны, как думаете?

– Наверное, не может.

– Конечно, нет, – послышались голоса.

– Правоведы, скажите, а законно избрали нынешнего хакана? – продолжил Ильхам.

– Однозначно нет. В сложившейся ситуации его может избрать только всеобщий курултай, – объяснил находившийся здесь один из авторитетнейших правоведов.

– Во имя правды и справедливости, во имя наших интересов, во имя сохранения нашего сильного государства мы не должны допустить, чтобы нами правил ставленник руссов или кого бы то ни было еще. Причем незаконно избранный, – заключил Ильхам. – Правильно я говорю? Или я не прав?

– Хан Ильхам, ты, как всегда, прав! – громко выкрикнул Кул Гали.

Теперь уже все одобрительно загудели.

– Улугбек, ты прав!

– Нельзя этого допустить! – можно было разобрать среди общего гула.

Но вот постепенно шум стих, все замолчали и, глядя на Ильхама, застыли в некоем ожидании.

– Уважаемый хан, а что нам теперь делать-то? – послышался тут одинокий голос.

По тому, как вытянулись все присутствующие, было ясно, что это – голос всех.

Видно, Ильхам уже имел ответ на этот вопрос.

– Я предлагаю нам всем отправиться с Биляр и потребовать отставки Гази Бараджа. Мы его не тронем, нет. Пусть он отправится обратно к руссам, коим служил преданно. А мы созовем настоящий курултай и изберем настоящего хакана.

– Если он не согласится уйти? – послышался опять одинокий голос.

– На этот случай, уважаемые ханы и беки, я предлагаю вам создать объединенный отряд из ваших хашамов и отправить его в Биляр. Лучше – вместе с нашей делегацией. Не для того, чтобы воевать, а чтобы самозванец видел, что мы не шутим. И не думайте, что он сможет нам противостоять, – упредил Ильхам возможный вопрос. – Армию, которую возглавлял я, он еще не сумел переподчинить себе. В любом случае курсыбай пока против меня не пойдет. Так что у Бараджа есть лишь личная охрана из пяти серьбю джандаров. Да и она, думаю, не станет с нами воевать. Всех сотников я знаю лично, они тоже против меня не пойдут – это точно. Ну как, друзья мои, договорились?

– Договорились!

– Хорошо!

– Пусть будет так! – согласились ханы и беки.

– Спасибо, друзья! Я знал, что вы истинные патриоты страны! – завершил свое обращение Ильхам. – А кто и сколько дружинников пришлет и другие конкретные вопросы мы решим завтра с утра на свежую голову. Теперь продолжим… отдых, – и, пару раз сильно хлопнув в ладоши, крикнул в сторону боковой комнаты: – Эй, там, заносите!..

Тут же в зал отдыха змейкой вошла колонна слуг с подносами, на которых были самые изысканные яства и напитки, какие вообще могли быть в богатом торговом городе Булгаре.

Когда в ханской бане завершилось пиршество, на востоке над горизонтом уже показался краешек высунувшегося в новый день солнца.

* * *

Новый великий хан заметно отличался от покойного Чингисхана. Ростом чуть повыше, но уже в плечах, весьма подвижный, довольно-таки говорливый, но не всегда высказывающийся прямо, а любящий иносказания. Еще он, казалось, вполне доволен жизнью и не ищет чего-то большего, лишь бы повеселиться и пошиковать. Правда, была у Угэдэя одна черта, которая сближала его с предшественником: он также был страстным охотником. Но разве монгола этим удивишь? Потому в начальный период Субэдэй опасался, что новый великий хан может не то что забыть, а вообще не вспомнить некоторые заветы своего отца. Однако по мере общения с ним у бахадура это опасение потихоньку начало рассеиваться. Оказалось, сын великого Чингисхана был полон желания продолжить дело отца. Еще до утверждения его каганом на курултае он пригласил эмира Субэдэя. У него уже находился хан Батый, полтора года назад ставший наследником своего умершего отца, то есть ханом Улуса Джучи. Угэдэй, поговорив ради приличия о том о сем, вдруг приказал Субэдэю готовиться к новому выступлению с войском в сторону Кыпчака, Саксина и Булгара. С Батыем они, похоже, это дело уже обговорили, потому хан сидел, лишь молча кивая головой.

– Бахадур, пока ты поработаешь там один, то есть без Батыя. Разведаешь, где что и как, – предупредил Угэдэй. – Надеюсь, на этот раз не оплошаешь, – добавил тоном, от которого полководца аж передернуло. Но что поделаешь, великому хану таким же тоном не ответишь. Да и, чего уж там, повод для замечания у того был, и он никуда не пропал. О нем Субэдэй и сам не забывал, в душе все еще горел желанием вернуться на то место, где потерпел поражение, и наказать унизивших его болгар. – Впрочем, – миролюбиво продолжил Угэдэй, я знаю, ты тогда провел лишь разведывательный рейд с тремя туменами. Теперь я вручаю тебе армию в два раза большую. Для начала ты покоришь оставшиеся свободными племена Дешт-и-Кыпчака. Затем, постепенно подготовившись, мы завоюем всю Серебряную Болгарию, русские княжества и пойдем дальше покорять весь мир. Я помню завет отца создать на земле единую Монгольскую империю. А теперь ступай к моему старшему брату Чагтаю. Обдумайте с ним вместе, как все это дело начать и провернуть. Он умный, ты знаешь, может много полезного подсказать. Ну и с племянником моим Батыем, само собой, связи не теряй.

Подскажет Чагтай что-то умное Субэдэю, не подскажет – это дело десятое. Главное, бахадур дождался желанного приказа. Правда, он заметил, что великий хан был явно навеселе и от него пахло совсем не айраком, а вином. Но нет, Угэдэй не настолько был пьян, чтобы отдавать необдуманные приказы. Мысль продолжить завоевания на правом крыле империи он наверняка унаследовал от отца и сделает все, чтобы исполнить его волю.

Что ж, Субэдэй отнесется к предстоящему походу со всей серьезностью. Что до кыпчаков и алан, он уже повоевал с ними. И легко побеждал. Многочисленных руссов – тоже. Но вот болгары… Это тот еще народ, с каковым до этого монголы не сталкивались. Судя по всему, они не столь многочисленны, как руссы. Только монолитны, объединены в одно государство. Да еще храбрые и хитрые, как сами монголы. Так что в любом случае завоевание Запада нужно начинать именно с покорения Серебряной Болгарии, иначе из очередного похода ничего путного не выйдет.

Все это и объяснил Субэдэй Чагтаю. Тот его понял и приказал оружейникам изготовить для армии Субэдэя в достаточном количестве не только оружие для полевых сражений, но и осадные орудия. Помнит бахадур тот болгарский город, в районе которого взяли в плен его нукеров. Четыре с лишним тысячи! Помнит, как он защищен – тройным рвом, валом да деревянной стеной, которую труднее пробивать, чем даже каменную. Орудия и оборудование для перехода через эти рвы, для разрушения стены надо готовить заранее и брать с собой.

Теперь оставалось главное – подобрать сильных военачальников. Прежде всего, конечно же, надо позвать с собой Джэбэ. Тут Субэдэй вспомнил, как давно не видел его. Да уж, некрасиво получилось. Никакие дела, никакая занятость не могут оправдать человека, который начинает забывать оставшегося в непростом положении друга.