Через год Лизе и это новое направление надоело и разочаровало.
– Знаешь, Тима, там ещё более подлые отношения между законодателями, чем у наших «братков». Они готовы глотки друг другу перегрызть за право воровать деньги налогоплательщиков, при этом клянутся в любви к народу и уверяют их в чётком исполнении законов. Наши бандиты хоть выполняют обещания, данные друг другу, а эти врут, божатся в честности и воруют, воруют, воруют.
– Да я в курсе. С этими подонками надо держать ухо востро. Их бездонные желудки добра не помнят, держи их постоянно на крючке.
Но Елизавете Петровне вскоре и эта почётная обязанность надоела своей безпонтовостью и бессмысленностью, она стала реже ходить на депутатские сходки, чтобы одобрить очередное «отмывание» бюджетных денег, ссылаясь на занятость в ломбарде.
Да и работа в «Лавке старьевщика» ей уже обрыдла. Этот постоянный затхлый запах подержанных вещей и мебели, напоминающий ей почему-то запах мышей и моли в старом родительском доме, где мать с отцом годами прятали всё, что стащили на работе: мешки, простыни, полотенца, мыло и всякую срань, которую с удовольствием грызли моль и мыши. А разнообразные аэрозоли, постоянно распыляемые Лизой в магазине, только усиливали мышиный запах, смешиваясь своими лёгкими фракциями с тяжёлым запахом старья, как распылённый аэрозоль в туалете законодательного учреждения после посещения его тучными депутатами от народа смешивалась с их миазмами, распространяя зловоние по длинному коридору законодательного фронта.
«Чем же тогда заняться? – с тоской думала Елизавета Петровна, возвращаясь домой с работы на своём дорогом «мерседесе». – Что может принести мне радость и удовлетворение в жизни?». – И она стала перебирать в памяти все лучшие моменты своего существования, приносившие ей когда-то радость.
«Кража денег из карманов у спящих пьяных родителей? Нет. Увеселительные оргии с Розкой Пеньковой на мансарде у попа? Нет. Ночные «тёрки» во дворе родительского дома под старыми липами с телесными облапываниями «озабоченными» «братками»? Нет. Внезапно свалившееся на неё богатство за счёт Вади Узелкова? Нет. Так что же?». – И Лиза вдруг вспомнила, как иногда, ещё школьницей, отец брал её летом с собой в море на рыбалку по выходным. У него был лодочный гараж на берегу залива, где находилась старенькая деревянная вёсельная лодочка, и по выходным, в хорошую погоду отец выходил на ней в море для ловли на удочку камбалы, терпуга или краснопёрки. Крупная краснопёрка хорошо ловилась в июле – августе на глубине залива в десять – пятнадцать метров. Отец с вечера готовился к этому мероприятию, покупал в соседнем магазине две булки серого хлеба и одну белого, серый хлеб размачивал и смешивал его с песком в ведре (принесённым также заранее с детской песочницы) до тех пор, пока месиво не превращалось в единую густую массу, и оставлял её в ведре до утра. Затем долго аккуратно резал на маленькие плотные квадратики принесённую булку белого хлеба и ссыпал нарезанное в железную банку с крышкой, чтобы не засох до утра. Далее проверял и готовил снасти для предстоящей ловли краснопёрки, перематывал леску на дощечках, проверял на них крючки, грузила и т.д. Рано утром, с рассветом, отец будил Лизу, они быстренько пили чай и шли к гаражу по тропинке через заброшенное поле, которое ещё дремало, изредка стрекоча первыми сверчками. Полынь, растущая на пустыре, была ещё мокрая от росы, и даже, казалось, дымилась под лучами восходящего солнца. Огромные белые чайки молча проносились над самыми головами идущих, как бы поторапливая их. На берегу было прохладно и непривычно тихо, море было спокойным и гладким, как стекло, вода в нём – прозрачной и голубой, поблёскивая разноцветными солнечными искрами и вызывая боль в глазах. Отец быстро вытаскивал свою утлую лодочку из гаража по направляющим, садил в неё дочку на нос и, зайдя по колено в воду, садился с кормы сам, отгребая вёслами вперёд от берега. Они тихо и почти бесшумно выплывали на середину залива, и отец бросал два якоря, с носа и с кормы, становясь таким образом на растяжку, чтобы лодка не перемещалась в стороны. Потом при помощи хитрых приспособлений осторожно опускал на дно под лодкой приманку (месиво хлеба с песком) на леске в железной баночке с дырочками, чтобы она не всплывала по мере погружения. При достижении дна он подёргивал леску, чтобы приманка вывалилась из баночки, и так два-три раза вдоль борта лодки. Насыпав таким образом прикормку, он доставал удочки, разматывал их, настраивал, осторожно насаживая кубики хлеба на крючки, опускал леску на дно залива, затем приподнимал грузило ото дна на полметра, давал одну удочку Лизе и закуривал сигарету.
– Вот, смотри, Лиза, если я не успею выкурить сигарету и у тебя уже будет поклёвка, то сегодня рыбалка будет удачной, – говорил он дочке, затягиваясь сигаретным дымом и осматриваясь по сторонам.
К этому времени две-три лодочки также стояли неподалёку в ожидании клёва и ещё столько же осторожно подходили к месту рыбалки, изредка всплёскивая вёслами в полной тишине. И действительно, не успевал отец выкурить ещё и полсигареты, как Лиза чувствовала рывок на другом конце удочки. Она инстинктивно дёргала леску на себя, и рывки сразу становились чаще и сильнее.
– Ну же, тяни! – шёпотом подбадривал её отец, выплёвывая сигарету за борт и хватаясь за свои настроенные удочки.
Лиза быстро начинала тянуть упирающуюся невидимую рыбу, путаясь в вытягиваемой леске.
– Да не спеши ты, – успокаивал её отец. – Аккуратнее сбрасывай леску на дно лодки, а то всю её перепутаешь.
Но Лиза плохо слушала, она вся была сосредоточена на выуживании краснопёрки. Вот, наконец, на глубине трёх-четырёх метров от поверхности рыбу стало видно, она металась из стороны в сторону, пытаясь освободиться от крючка, ещё минута – и Лиза вытаскивала красивую блестящую рыбку в лодку. Отец помогал дочке отцепить её и заталкивал в садок, который свешивал за борт.
– Ну и мы начнём, пожалуй, – говорил он сам себе, подсекая свою рыбу и ловко вытаскивая её из глубины.
И дальше краснопёрка клевала беспрерывно и цеплялась на крючок сразу, как только наживка достигала дна. Лиза визжала от радости, вытаскивая очередную рыбу, не обращая внимания на предупреждения отца, чтобы она не пугала рыбу своими криками. Когда клёв ослабевал, отец опять опускал на дно моря очередные порции приготовленного месива, и интенсивность поклёвок возобновлялась. Так продолжалось до выстрела пушки с берега, оповещавшей горожан, что наступил полдень. Тогда отец говорил:
– Всё, хватит! – и начинал сматывать леску на удочках к большому неудовольствию Лизы, желающей ловить краснопёрку бесконечно долго.
Но отец снимался с якорей и сильными гребками вёсел быстро шёл к берегу. Там вытаскивал лодку в гараж, вываливал всю пойманную краснопёрку из садка в рюкзак, похожий больше на мешок, и, кряхтя, сутулясь, нёс рыбу на местный рынок, расположенный неподалёку от моря. Над пустырём, через который они возвращались, колыхался воздух от жары, распространяя вокруг горьковатый запах полыни, и быстро носились, беспрерывно вскрикивая, чёрные стрижи, хватая на лету многочисленных слепней и мушек, роящихся над полем.
Домашние хозяйки за полчаса раскупали у отца всю краснопёрку, разложенную по кучкам на прилавке рынка. Красивая мокрая рыбка привлекала внимание покупателей своим блеском, морским запахом и свежестью. Некоторые экземпляры были ещё живыми и подпрыгивали в открытом рюкзаке отца. Отец пересчитывал вырученные от продажи деньги, которых иногда оказывалось больше полумесячной его зарплаты в порту, и, довольный, давал дочке целую крупную купюру в подарок, а потом заходил в магазин, где покупал две-три бутылки водки, разную закуску, и в приподнятом настроении шёл домой отмечать удачную рыбалку. А Лиза бежала к соседке-подружке, и они вдвоём шли в театральное кафе, где объедались разного мороженного и молочных коктейлей в больших красивых бокалах всласть, до холода в животах, и шли смотреть кино про любовь, где мускулистый мачо спасает бедную девушку от насильников или распущенную девушку от того, что она почти готова «пойти по рукам» из-за финансовых трудностей.
