Мария Сергеевна, так звали хозяйку, одиноко жила в этом большом, добротном загородном коттедже, построенном из кирпича. Дом стоял на возвышенности, с которой хорошо просматривалась широкая долина со спокойным устьем реки, тихо стекающей разлапистыми мутными протоками в начало морского залива и окрашивающей его в желтоватый цвет. Два года назад у Марьи Сергеевны умер муж, и все хозяйственные работы по дому легли на неё, не привыкшую к труду. Она почти двадцать лет беззаботно прожила с супругом, не имея своих детей, ничем особо не занимаясь, кроме как приготовлением пищи для мужа, и ухаживала за ним последние три года, пока он не умер. И только тогда Марья Сергеевна столкнулась с огромной кучей проблем, связанных с обслуживанием и ремонтом дома, о которых она даже не подозревала.

Когда Мария была ещё молодой, двадцать лет тому назад, она работала в сфере развлечений девушкой по вызову и как-то случайно соблазнила взрослого дядьку, живущего одиноко за городом в собственном красивом коттедже. Этот богатый мужчина в возрасте долгое время работал в таможне, а в последнее время был там крупным начальником и успел накопить немало средств для безбедного жилья. Они стали часто встречаться у него для плотских утех, пожилой дарлинг давал ей хорошие деньги за это и одаривал дорогими украшениями. И Мария, тронутая его богатством, вскоре вообще перебралась жить к стареющему бойфренду. А ещё через год они поженились официально, и счастливый супруг переписал всё своё немалое состояние и имущество на молодую супругу, но распоряжаться она могла им только после его смерти. Так Марья Сергеевна и прожила со стариком двадцать лет, каждый год мечтая о скорой его смерти и о том, как она вновь выйдет замуж за какого-нибудь брутального красавца. Но когда, наконец, муж умер, а плотские желания к этому времени у неё основательно поутихли, то ей уже не очень-то хотелось делить богатство, доставшееся ей от мужа такими титаническими усилиями, с новым супругом, если бы не постоянные проблемы, связанные с содержанием дома. Нанимать разных специалистов для ремонтных работ было накладно, так как деньги, накопленные покойным мужем, стремительно таяли, а других средств к существованию у неё практически не было.

Мария Семёновна давно склонялась к тому, чтобы найти какого-нибудь порядочного мужичка для многочисленных хозяйственных дел, с которыми она уже не в состоянии была справиться, да и всё же тоскливо одной жить в огромном доме. «Найти бы благообразного работящего мужика (вроде управляющего или завхоза)», – думала она, но как-то всё попадались то пьяница, то лодырь, то воришка. Прямо беда.

Глядя сейчас на молодого сильного рабочего, на то, как он быстро переносит на руках дрова в пристройку, Мария Семёновна подумала: «Может быть, мне с этим парнем поговорить? С виду он работящий и симпатичный, а то что он молодой, молчаливый и стеснительный, это даже лучше. Меньше денег будет просить за работу. Одет, правда, неважно, но ничего, переодену в мужнино, после него много одежды осталось». – И она крикнула рабочему:

– Эй, товарищ! Как тебя звать? – товарищ остановился, немного подумал, как бы переваривая её вопрос, и ответил протяжно:

– Са-а-ня.

– А ты есть хочешь? У меня котлеты вчерашние остались с рисом, я сейчас разогрею, и поедим вместе, а? – решила она таким образом задобрить работягу.

– Да, – скромно ответил тот.

Марья Семёновна пошла разогревать еду и накрывать стол для обеда на веранде, расположенной на другой стороне дома с великолепным видом на залив. А когда она опять вышла, чтобы позвать работника к столу, то увидела Саню, стоящего посередине двора к ней лицом и справляющего свою малую нужду со своего большого хозяйства.

– Саня, ну что же ты прямо во дворе, – миролюбиво пристыдила она работягу, невольно рассматривая его немалый писюн. – У меня в доме два туалета есть. Пойдём, покажу.

Саня спокойно закончил процесс мочеиспускания, сладко передёрнулся, затолкал писюн в штаны, затем, широко улыбнувшись, посмотрел пристально хозяйке в глаза и просто сказал:

– Пошли.

Марья Семёновна провела его на веранду, показала туалетную комнату, где можно помыть руки, и дала ему полотенце.

Сане с детства уже были знакомы все эти приспособления в светской жизни, так как он уже не раз уходил с городской свалки зимой из-за холода в ближайшую деревню и там какое-то время жил у одинокой старушки на краю деревни, но потом, весной, всё равно возвращался к своим, несмотря на ласковое обращение к нему бабушки. Да и все пожилые женщины в деревне, жалели его и относились как к блаженному. Его, правда обижали маленькие деревенские мальчишки, шуточно угрожая ему кулачками и палками, а он пугался их угроз и плакал от испуга на потеху детворы, хотя сам был вдвое больше их. Саня целыми днями бродил по деревне в рваных кроссовках и в одном пальто до колен с чужого плеча, в окружении собак, которые всегда ластились к нему. Деревенские бабы, завидев Саню, старались дать ему что-нибудь из еды, которой он всегда потом делился со своими собаками. Правда, взрослые девочки иногда останавливали Саню в укромном месте и зачем-то просили его:

– Саня, покажи нам свою письку, мы тебе конфет дадим.

Но Сане было не жалко, и он, улыбаясь, расстёгивал штаны и вываливал далеко не детский писюн, на просмотр бесстыжим девчонкам. Они, смеясь, смотрели, бросали ему конфетки и с визгом убегали, чтобы сказать мальчишкам, что Саня перед ними штаны снимал и угрожал изнасиловать. Мальчишки подходили к Сане и опять грозили побоями и даже пинали иногда, если взрослые не видели. От таких издевательств над ним Саня плакал и убегал к бабушке, чтобы она его пожалела. Старушка жалела, успокаивала, умывала, кормила и защищала, как могла, приучая к жизни среди людей, и даже учила грамоте и разговорной речи. На ночь рассказывала Саше сказку, всегда одну и ту же, про былинного богатыря Илью Муромца, о том, как он лежал на печи, не вставая, тридцать лет и три года, а потом, когда его вылечили странники волхвы, он встал и совершил три основных подвига: извёл мордовина из Московии по кличке Соловей разбойник, переел чудище поганое из Османии и прогнал жидовина из Хазарии. Саня внимательно слушал сказку бабушки и мечтал в далёком будущем стать таким же, как Илья Муромец, и прогнать из деревни грохочущую телегу с сидящем на ней горластым разбойником с длинным кнутом, которым он стегает и щёлкает. Дело в том, что каждую весну с наступлением тепла появлялся на улицах деревни злобный уборщик нечистот в общественных уличных туалетах. Он ездил на телеге с бочкой, запряжённой пегим старым мерином, и громко нечленораздельно ругал детей, бегущих за телегой и дразнящих его. Особенно он не любил почему-то Саню. Завидев блаженного подростка, стоящего на улице, уборщик начинал гневно кричать на него, тряся всклоченной седой бородой, и сильно щёлкал своим кнутом, отчего Саня приходил в ужас, стремглав бежал в бабушкин дом и прятался там под кровать. По всей видимости, всегда радостно улыбающийся, невзрачно одетый подросток, напоминал туалетному работнику его далёкое беспризорное голодное детство, и придурковатый уборщик нечистот всеми способами старался его прогнать от себя. Ну а пока Саня не вырос, ему приходилось убегать от разъезжающего по деревне разбойника со свистящим кнутом. В конце концов Саня вскоре уходил из деревни на свою городскую свалку, чтобы потом опять вернуться туда осенью, когда страшный старик с телегой уезжал до следующей весны.

Затем Марья Семёновна усадила работника обедать вместе с ней за стол на застеклённой веранде с видом на залив. Саня без вилки быстро затолкал котлеты и макароны себе в рот, как в топку, помогая обеими руками, и облизал пальцы.

– Саня, ну что ты ешь, как дикарь, – сделала она замечание. – Вот же вилку я тебе положила.

– А? Ну да. – Саня взял вилку, повертел её в руках, как бы что-то вспоминая, и посмотрел на свою пустую тарелку.

– На вот, возьми ещё мою котлетку, я всё равно не хочу есть, – и Марья Семеновна переложила свою еду к нему на тарелку.