После ванны меня сперва обтерли махровым полотенцем, ловя каждый раз, как я пытался сбежать, а затем обдули приятным ветерком из этой штуки… из «фена», а затем расчесали мою шерстку и наконец-то выпустили из комнаты водных пыток.

К слову, название этого устройства, как и его изображение я видел в той самой газете, которую снесло ветром буквально накануне нашей встречи.

Я подбежал к куриной ножке, которую оставил на кухне, однако, ее медленно утаскивали муравьи, которые забрались в это помещение через щель. Я попытался отобрать ее у них, а в итоге меня покусали.

«Что за невезение? Сперва человек со своей магией в руках, потом эти злосчастные книги, потом комната пыток и теперь похищение моей добычи, которую я надеялся съесть за пределами этой ловушки! Что же за день такой? Пятница тринадцатого?!»

Я издал томный кошачьий вздох и с прискорбием, побежденный, почесав муравьиные укусы задней лапой, лег на теплую подушку, лежащую на подоконнике, как аксессуар, скинув хвостом вазу.

«Кажется, мне скоро повезет, ведь разбить что-то означает к везению и счастью, верно?»

Я посмотрел на лужу, в которой плавало много осколков и увядшие цветы. Человек на инвалидной коляске выехал из той комнаты пыток. В ее руках была серая тряпка, которой она вымывала ванну от меня, и подъехав ближе с мокрыми короткими волосами, которые ей пришлось отмывать от сажи, в которой я ей их испачкал, она опустила ее на пол, затем нагнулась и вытерев лужу, аккуратно собрав в тряпку осколки, взяла в руки цветы. Погладив меня влажной рукой, отчего я поморщился, губами поцеловала меня в макушку, желая приятных снов и выбросив тряпку с цветами в мусорник, отправилась в свою спальню, что располагалась под лестницей, выключив свет, горевший надо мною.

«Сегодня уже поздно строить план побега, потому завтра начну искать пути выхода из этой ловушки, а сейчас, подушечка такая мягкая, что я, пожалуй, на ней, совсем чуть-чуть, самую малость, вздремну…»

Я зевнул и потянувшись лапами, взбив ими подушечку, вильнув хвостом, лег на нее, закрыв глаза.

Хр…хрх…

Я проснулся, когда перевернувшись на другой бок, упал на пол. Не самое приятное ощущение, но зато бодрое пробуждение. В мой нос влез запах свежеиспеченных блинчиков, молока и сосисок. Встав с пола я вбежал на кухню и встав на четыре лапы, я украл с тарелки человека мужского пола целую длинную сосиску пока он был занят приготовлением кофе. Войдя под стол я уронил ее на пол и прижав лапой начал жевать, слушая разговор своей будущей хозяйки – Лиззи и ее помощника, – Гарри (который часто называл ее «сестра», хотя они не были родственниками). Их имена я узнал из этого разговора.

– Лиззи, сервал это дикая порода кошек, их не просто содержать в домашних условиях, тем более, если он бродячий и ему стукнул уже год! – воскликнул молодой юноша, по меркам человеческой жизни.

– Гарри, я уверена, мы сможем содержать этого кота, тем более, ты разве не видел? Он такой милашка. Как мы можем такого милого кота бросить одного на улице, где полно машин, диких собак, диких котов и людей из службы отлова, а ещё всякой заразы? – Она подъехала к столу. Доев сосиску я выглянул из-под стола. Заметив меня, она протянула мне ещё три сосиски. Одну я съел из ее нежных приятно пахнущих рук, а остальные две утащил под стол.

– Но… его же могут искать! – не унимался Гарри. Мое присутствие вовсе не раздражало его, наоборот, он волновался о том, что меня будут искать люди, которые бросили меня (он предположил, что они потеряли меня в ходе поездки или прогулки, что было вздором и полной нелепицей).

– Кто? Он же даже без ошейника, Гарри. – сказала Лиззи, издав смешок. Она не считала Гарри глупым, просто его аргументы казались ей слишком притянутыми за уши.

– Но ошейник мог потеряться! – сказал Гарри.

– Это верно, согласна, но если бы его искали, то до нашего района бы первее дошли слухи, поскольку неподалеку от нас находится участок Скотлонтьярда. – смела заявить Лиззи. И я кивнул ее доводам.

– Тогда, все это странно, ты так, не думаешь? – поинтересовался Гарри.

– Думаю, но если мы говорим об этой ситуации «странно», то нам стоит и считать так о самой жизни, которая крутиться вокруг нас. У некоторых вещей просто нет объяснения, Гарри. – сказала Лиззи, взяв в руки нож, которым стала разрезать свой завтрак.

– Но! – Гарри хотел предъявить новый факт, однако, Лиззи его перебила, закончив одной фразой сию недолгую беседу:

– Я больше ничего не желаю слышать о том, что этот кот должен быть выставлен на улицу, а сейчас доедай завтрак и иди на чердак. Как найдешь ошейник и поводок, оставшиеся от покойного кота моего покойного дедушки, принеси их вниз, одень на шею коту и выведи его на утреннюю прогулку, а я пока займусь уборкой, а то после недели скидок в нашей книжной лавке остался бардак до которого никак не дошли руки. Вчера я только начала уборку, как полка ночью рухнула и все книги до открытия книжной лавки должны быть выставлены в новом виде. – Она разрезала ножом ещё один блинчик, насадила его на вилку и запихнула в свой рот.

– Давай лучше ты прогуляешься с ним, а я займусь уборкой. – Гарри за пять минут доел свою порцию блинчиков и запивал их кофе, боязливо смотря на мой хвост, который радостно танцевал туда-сюда между его ног. Он вовсе не боялся меня, просто не хотел снова получить нежный царап.

– Да, думаю, так будет правильнее, но, чтоб не пылинки, Гарри, не осталось ни в книгах, ни в углах, ни в полках. – Произнесла она, звуча угрожающе. Даже у меня от ее тона пошли мурашки и шерсть встала дыбом.

«Какая женщина!» – подумал я, укусив свою собственную лапу, увлекшись подслушиванием чужого разговора. Вернёмся к мурашкам. Я думал, что они незаметны всегда для наших глаз, а тут они ползут по мне и уходят в щель. И присмотревшись, я понял, что по мне прошлись вовсе не они! Это по мне муравьи проползли.

«Да какая разница, кто по мне прополз, если меня добровольно выведут из этой ловушки?»

Мой хвост завилял от радости и я, стащив лапой ещё одну сосиску, съев ее, вылез из-под стола, когда Гарри поднялся по лестнице на второй этаж, затем дотянулся до колечка на потолке и потянув его вниз, забрался по ещё одной лестнице внутрь квадратной дыры. Он исчез на целых три часа, а затем, весь взмокший и растрёпанный спустился по лестнице вниз и сложив ее, закрыл квадратную черную дыру на потолке. Пригладив волосы рукой он спустился на первый этаж и протянул Лиззи два кожаных ремня. Один был верёвочный с табличкой, другой длинный с крючком. Лиззи с теплой улыбкой приняла их и взяв в руки молоток и гвоздь стала стучать по табличке с кличкой умершей кошки, переделывая буквы, выгравированные на ошейнике. Подправив их напильником и раскрасив лаком, она высушила его феном. Я спрыгнул с подоконника на котором все это время сидел, делая вид, что наблюдаю за аппетитными птичками, чирикающими на ветке за окном. Навострив уши и обернув голову на еле слышимый топот муравьев, я поднял лапы, пропуская их и в итоге запутавшись в собственных лапах пал на линолеум, пытаясь прийти в себя. Лиззи в это время надела на меня ошейник и прицепив крючком к нему поводок взяла за другой конец и открыв дверь, вышла первее меня навстречу теплому солнышку. Я, услышав скрип двери, подняв голову, отряхнувшись от звездочек, круживших перед глазами, выбежал из этой ловушки и вдохнув свежий воздух свободы ушел вперед, но недалеко. Примерно, на метра два-пять. Шаг дальше и веревочный ошейник начал душить меня, потому я отступил и лапами попытался снять его с себя, не совсем понимая, когда это я разрешал этому украшению залезть на мою тонкую шею. Естественно, после небольшой одышки.

Лиззи погладила меня по голове, почесала за ушком, затем под мордочкой и мне приспичило в туалет. Вчерашняя вода из лужи и, разумеется, еда из мусорного бака просились наружу. Посмотрев на Лиззи, принюхавшись к ее рукам, я понял, что она приличная дама, а я приличный кот, потому повел ее в ближайший сортир, благо он был в двадцати метрах, иначе бы пришлось идти в кусты и делать там свои «кошачьи большие дела», которые не только неприятно пахнут, но и на вкус весьма отвратительны. Как-то раз из интереса попробовал. Больше эту бяку я в рот никогда в жизни не брал.