Читатели Данте легко узнавали такие отсылки.

Будучи сам жадным читателем, Данте, несомненно, был знаком со «Сном Сципиона» – сочинением, в котором Цицерон изображает картину небесных сфер; да и за событиями потустороннего мира он наблюдал в «Метаморфозах» Овидия. Некоторые другие источники могли лежать в христианской эсхатологии. В апокрифическом Евангелии, так называемом «Апокалипсисе Петра», или «Откровении Петра», описано видение апостола – святые отцы, гуляющие в благоуханном саду; в «Апокалипсисе Павла» говорится о бездонной пропасти, в которую бросают души тех, кто не уповал на милость Всевышнего[32]. Странствия и видения – мотив, характерный для крайне популярных некогда религиозных компендиумов, среди которых – «Золотая легенда» Иакова Ворагинского или анонимные «Жития отцов Церкви»; для фантастических ирландских саг о странствиях святого Брендана, святого Патрика, короля Тунгдала; для мистических видений Петра Дамиани, Ришара Сен-Викторского, Иоахима Флорского; встречаются эти темы и в некоторых исламских хрониках потусторонних событий, как андалусская «Libro della Sca-la» («Книга лестницы»), повествующая о восхождении пророка Мухаммеда на небеса. (К исламскому влиянию в «Божественной комедии» мы еще вернемся.) Все новое в литературе имеет прототипы: библиотеки всякий раз напоминают нам, что литературных новшеств не существует.

Из наиболее ранних поэтических вещей, написанных Данте, известны несколько стихотворений, сочиненных в 1283 году, когда их автору было восемнадцать, и позднее вошедших в сборник «Новая жизнь»; последним трудом стало наставление на латыни «Questio de aqua et terra» («Вопрос о воде и земле»), публичное чтение которого состоялось 20 января 1320 года, менее чем за два года до смерти поэта.

В «Новой жизни», завершенной к 1294 году, сообщалось о намерении истолковать выражение Incipit Vita Nova («Начинается новая жизнь»), вписанное в «книгу памяти» автора и связанное с циклом стихотворений, навеянных его любовью к Беатриче, которую он впервые увидел еще в детстве: Данте тогда было девять, Беатриче – восемь. Эта книга – отражение исканий, попытка найти ответы на вопросы любовной лирики, а движет этими поисками любопытство, родившееся «в высокой горнице, куда все духи чувств несут свои впечатления»[33].

Последнее сочинение Данте, «Вопрос о воде и земле», – философское исследование ряда научных тем в популярной в то время форме «диспута». Во введении он пишет: «Вот почему, будучи с детства воспитываем в неуклонной любви к истине, я не мог потерпеть, чтобы помянутый вопрос оставался необсужденным, и мне приятно было раскрыть в отношении него правду, а равно и опровергнуть контраргументы, – как из любви к истине, так и из ненависти ко лжи»[34]. Шедевр Данте – пространство между первым и последним из этих вопросов, задавать которые стало для него потребностью. «Божественная комедия» во всей ее полноте – это искания одного пытливого ума. В традиции, заложенной отцами Церкви, любопытство понимается двояко: с одной стороны, оно ассоциируется с vanitas, тщетной гордыней вавилонских строителей – эта история пытается внушить нам, будто мы способны на грандиозное деяние: можем, например, возвести башню до небес. С другой стороны, это любопытство, присущее umiltà, смирение, подстегиваемое жаждой познать все, что дано нам из божественных истин, как в молитве святого Бернарда, который просит за Данте в последней песни поэмы: «И высшую раскрой ему Отраду». Повторяя в своем трактате «Пир» слова Пифагора, Данте называет человека, стремящегося к столь благой любознательности, «любомудрым», причем «имя говорит не о высокомерии, а о смирении»[35].

Такие ученые мужи, как Бонавентура, Сигер Брабантский и Боэций, неизмеримо повлияли на образ мыслей Данте, но его maître à penser[36] был прежде всего Фома Аквинский, чьи сочинения несли Данте то же, что и «Божественная комедия» вдумчивым читателям. Когда Данте вслед за Беатриче достигает неба Солнца, где вознаграждается благоразумие, над ним под музыку небесных сфер двенадцать благословенных душ описывают хороводом три круга, после чего одна из них отделяется от танцующих и обращается к поэту. Это душа Фомы Аквинского, которая сообщает, что путника наконец озарила истинная любовь, во имя которой и сам учитель Церкви, и другие блаженные готовы к ответу на волнующие его вопросы. Как учит Фома Аквинский, а до него Аристотель, высшее благо таково, что если однажды познать его, то забыть уже невозможно, и душа, одаренная таким опытом, будет жаждать его повторения. Жажда, которую Фома Аквинский видит у Данте, должна быть утолена: отказ от этого столь же немыслим, как «поток, не льющийся к морям»[37].

Фома Аквинский родился в регионе Роккасекка, в Сицилийском королевстве, и был выходцем из благородного семейства, состоявшего в родстве со многими представителями европейской аристократии: император Священной Римской империи был его кузеном. В пятилетнем возрасте будущий схоласт начал учиться в прославленном бенедиктинском аббатстве Монтекассино. По всей видимости, он был несносным ребенком: рассказывают, что он молча просидел в классе немало дней и заговорил, только чтобы задать учителю вопрос: «А что такое Бог?»[38] Когда ему исполнилось четырнадцать, родители, обеспокоенные политическими разногласиями внутри аббатства, перевели его в недавно основанный Неаполитанский университет, где он приступил к продолжавшемуся до конца его дней изучению Аристотеля и его толкователей. Во время пребывания в университете, приблизительно в 1244 году, он решил вступить в доминиканский орден. Выбор в пользу нищенствующих монахов привел в негодование его аристократическую семью. Его похитили и год удерживали взаперти в надежде, что он одумается и отречется. Он не отрекся и, оказавшись на свободе, поселился на некоторое время в Кельне, где продолжал обучение под присмотром прославленного наставника – Альберта Великого, или Святого Альберта. Оставшуюся часть жизни он провел в Италии и во Франции – учил, проповедовал и писал.

Фома Аквинский был крупного сложения, отличался неуклюжестью, медлительностью и носил прозвище Бессловесный Вол. Он отвергал любые титулы, дававшие власть и почет, шла ли речь о положении придворного или аббата. Больше всего он любил книги и чтение. Когда его спросили, за что он прежде всего благодарит Всевышнего, он ответил: «Я понял каждую страницу, которую прочел»[39]. Он верил в разум как средство постижения истины и сумел на основе философии Аристотеля выстроить сложные логические аргументы, позволявшие прийти к некоторым выводам по основным вопросам теологии. За это через три года после кончины Фомы его осудил епископ Парижа, стоявший на том, что абсолютная Божественная власть чужда уловкам греческой логики.

Важнейший труд Фомы Аквинского «Summa Theologica» («Сумма теологии»), обширный свод фундаментальных теологических вопросов, создавался, как пишет в прологе сам автор, чтобы «не только учить уже продвинувшихся, но и наставлять начинающих»[40]. Видя потребность в ясном и методичном изложении христианской мудрости, теолог пользовался недавно обнаруженными и переведенными на латынь трудами Аристотеля, выстраивая рациональную основу, которая подкрепляла бы порой противоречащие друг другу фундаментальные христианские труды – от Библии и творений блаженного Августина до богословских сочинений современников. За несколько месяцев до смерти, настигшей Фому Аквинского в 1274 году, он работал над «Суммой теологии». Данте, которому тогда было всего девять лет, когда мыслителя не стало, мог встречать его учеников в Парижском университете, если (как гласит легенда) действительно побывал там в юности. Воспринимая знания от адептов богослова или же читая его труды, Данте, несомненно, был знаком с теологической картиной мира, созданнной Фомой Аквинским, и пользуется ею, вслед за ним описывая бренный путь своего героя от первого лица. И разумеется, ему были известны оба довода касательно природы человеческой любознательности.