А вот Ричи пугал меня больше всех. Но при этом, чего лукавить, он меня притягивал. Это как в детстве — когда вам говорят, что ни в коем случае нельзя совать пальцы в розетку или вставать на подоконник, вам все равно хочется это сделать, даже если вы знаете, чем это может обернуться.

Я всегда был хорошим мальчиком. Я всегда делал то, что мне говорили и никогда не нарушал запретов. Но Ричи, черт возьми, меня притягивал и пугал одновременно. Если бы он вел себя чуть более адекватно и понятно…

Я уже даже не знал, сколько дней я точно тут находился — все дни сплелись в один липкий комок, где я только спал, ел то, что приносил Ричи, рисовал, и старался не думать ни о чем. Я отгонял мысли, которые копошились у меня в мозгу, и все равно не мог сосредоточиться ни на одной.

Что там делает Стэн? Мои родители? Что обо мне говорят в городе? Я бы отдал все за один-единственный звонок домой, чтобы переговорить с мамой или отцом, сообщить им хотя бы о том, что я жив и относительно здоров…

А еще я очень сильно хотел принять душ. Я не понимал, почему Ричи не разрешает мне хотя бы на десять минут зайти в ванную. Я не смогу оттуда сбежать и вряд ли попытаюсь повеситься на душе. Я хотел выжить любой ценой. Я хотел, чтобы люди, похитившие меня и тех девочек, были наказаны. Я хотел бороться за жизнь любой ценой, и я даже не подозревал, откуда у меня столько жажды к тому, чтобы остаться в живых. Мне казалось, что, если я выживу после такого, моя жизнь изменится, и я сам стану совсем другим человеком. В какой-то момент я даже стал ловить странное удовольствие от этой ситуации — я представлял, как буду давать интервью газетам и журналистам о том, как выжил в подвале, не имея никаких условий, соседствуя с тремя психопатами, может быть, даже напишу книгу про свои страдания, потом по ней снимут фильм, а я сыграю главную роль… Все станут брать у меня интервью, а я буду рассказывать историю своего выживания.

Конечно, это были всего лишь мысли, в которые мне необходимо было уходить, чтобы как-то коротать время. Рисовать постоянно я тоже не мог — рука уставала, карандаши тупились, а Ричи не всегда приходил их точить. Да и когда он приходил, мне всегда было не по себе, потому что я не знал, какую выходку он мог выкинуть в следующий раз.

Как он тогда сказал? Я? Я хуже, чем он? Ну, спасибо, Ричи, я хотя бы не краду людей и не удерживаю их силой в подвале, угрожая пистолетом. Если уж у меня и есть темная сторона, в которой я не мог признаться даже самому себе, она не шла ни в какое сравнение с темными мыслями Ричи, потому что я никогда и никому не делал больно.

Я надеялся, что Ричи не сделает мне больно. Он хоть и выглядел психом, но иногда вел себя очень мило. Если я не буду обращать внимания на его выходки и перепады настроения, у меня получится склонить его на свою сторону.

Если бы все было так просто.

***

В следующий раз, когда Ричи пришел ко мне через пару дней, я уже весь извелся от мыслей о том, что они обо мне забыли и решили обречь на верную смерть от голода. После нашего последнего разговора Ричи не появлялся в подвале четыре дня, и вообще во всем доме не было никаких признаков жизни. А что, если они все куда-то уехали, а меня бросили тут умирать? Хлеб и вода устрашающе быстро заканчивались, и хотя я не делал никаких физических упражнений, никуда не ходил и даже лишний раз не вставал с матраса, сил мне не хватало, и я вечно чувствовал усталость и легкий голод.

Я даже не смог вскочить от радости, когда услышал, что дверь открывается, и по лестнице ступают ботинки Ричи. Целый месяц я не ел нормально, чтобы не испытывать чувства голода, и ощущал легкую слабость и даже озноб. Я не хотел заболеть, потому что знал, что никто меня лечить не будет, и это означало бы только одно — смерть.

— Успел соскучиться? — спросил Ричи, возвышаясь надо мной. Сегодня на нем была черная полупрозрачная рубашка, расшитая стразами. Он явно не знал, как одеваются маньяки и похитители. Я отвернулся от него к стене, — у меня к тебе деловое предложение.

Я даже не смотрел на него. Если он опять заведет песню про хорошее поведение, я заору. И буду орать, пока хоть кто-нибудь меня не услышит, даже если этим я разозлю его. Я успел заметить, что Ричи пришел без рюкзака, а значит, еды мне снова не видать. Решил заморить меня голодом? Что ж, отлично. Тогда я точно не буду с ним разговаривать.

— Ты меня слышишь вообще? Можешь повернуться, пока я с тобой разговариваю? — спросил Ричи вполне нормальным голосом, и я немного повернул к нему голову.

— Ну? Пришел проверить, не сдох ли я?

— Я пришел сообщить тебе, что мои родители уехали. Их не будет дома несколько недель, как минимум.

— И что? Пришел похвастаться, что тебя никто не будет бить, чтобы я за тебя порадовался? Или что по возвращении мне подселят друга? Или подружку?

— На твоем месте я бы не иронизировал, если ты хочешь принять ванну.

Я резко повернулся к Ричи. Я уже даже забыл, что такое — принимать ванну или мыть руки водой, а не пытаться вытереть салфетками, которые засыхали в открытой пачке через пару часов. Я сел на матрасе, кое-как попытался пригладить грязные волосы. Ричи продолжал стоять, сложив руки на груди, как надсмотрщик.

— Ты правда разрешишь мне принять душ?

— Если ты этого хочешь, — Ричи пожал плечами, — но только на моих условиях.

Я облизал полусухие губы. Господи, мысль о горячей воде просто как огнем меня обдала, даже силы откуда-то появились.

— Что я должен сделать?

— Слушаться меня. И не делать глупостей. Обещаешь?

— Думаешь, я попытаюсь сбежать через сливное отверстие? — попытался пошутить я, но Ричи даже не моргнул, не дернул бровью. Я смутился.

— Пока родителей нет, я могу разрешать тебе выходить из подвала и принимать душ. Не хочу, чтобы у тебя завелись вши.

— Откуда такое участие во мне? — спросил я, снова поеживаясь под взглядом Ричи. Меня смущало, что я видел его тело через полупрозрачную ткань рубашки. Несильно развитые, но все же явные мышцы на руках, пресс… Я отвел глаза.

— Может быть, мне от тебя что-то нужно? — Ричи сузил глаза.

— Что?

Ричи помолчал какое-то время, а потом наклонился надо мной, упираясь руками в колени, не сводя пристального взгляда.

— Давай так. Я облегчу тебе пребывание в заложниках на все то время, пока родителей не будет дома. Ты сможешь пользоваться ванной, нормальной кроватью и есть не только хлеб. Но за это ты мне будешь кое-что должен.

— Деньги? — спросил я, но сразу по лицу Ричи понял, что попал не туда. Он покачал головой.

— Я не сделаю тебе больно, обещаю. Но тебе придется мне довериться. Ты согласен?

Оглядываясь назад, я не могу ответить, почему я ему поверил. Может быть, потому, что он говорил спокойным голосом и не орал, как псих. Может быть, я слишком хотел в ванную и поесть нормальной горячей еды. Может быть, меня привлекли его глаза… Но я кивнул.

— Хорошо. Я согласен.

— А если ты будешь очень хорошим… Я помогу тебе отсюда выбраться. Только есть одно маленькое «но», — сказал Ричи, снова прищуривая глаза. Он медленно облизал верхнюю губу, и меня передернуло от этого жеста.

— Какое?

Ричи медленно провел пальцем по своим губам.

— Тебе может понравиться здесь так, что выбираться отсюда ты уже не захочешь.

Так или иначе, но Ричи вывел меня из подвала. Я старался по максимуму запомнить обстановку в доме. Дом действительно был большой — три этажа, огромная гостиная. Походу, они правда не нуждались в деньгах. Ричи провел меня на второй этаж по скрипучей лестнице, и с каждым скрипом я вздрагивал от страха. Ричи шел сзади меня, и я боялся, что обернувшись, увижу пистолет у него в руках. Помню, меня еще поразила наша разница в росте — он был выше меня на добрых пятнадцать сантиметров, а еще у него были сапоги, похожие на ковбойские, черные, лаковые, на широких каблуках. Ни дать, ни взять рок-звезда из прошлого.