– Спасибо. Следующие несколько дней я собираюсь побыть у мамы, у нас осталось не так много времени до ее отъезда, и мне нужно провести некоторое время с ней. Но я составлю предварительный список с порядком, в котором, как мне кажется, нам следует заняться этими перемещениями, пока я там, и обсудим это с тобой, папой и Кэтрин, когда я вернусь. Так пойдет?

– Да, но мне интересно, почему ты исключаешь из этого уравнения единственного человека, который действительно способен тебе помочь.

Сначала я не понимаю, о чем он, но потом осознаю, что он имеет в виду Кирнана. Он прав. Кирнан несколько ограничен в использовании ключа, но он единственный человек, который хоть как-то может использовать его – по крайней мере, единственный на нашей стороне. И он больше всех знает о нашем прошлом опыте, за исключением другой-Кейт, которая сейчас, к сожалению, недоступна для интервью.

Наверное, я слишком задумалась, потому что Коннор продолжает:

– Ты думаешь, он все еще верен киристам?

– Нет. Ни в коем случае. – Я вспоминаю выражение лица Кирнана в хижине на Лесном острове, после того как он спас меня из отеля и я спросила его, не бросил ли он наше дело. – Он ненавидит их так же сильно, как и все остальные. Просто… ему очень трудно переместиться куда-то далеко из своей временной линии. Он сказал, что это истощает его и…

– Это трудно, но на короткое время вполне возможно. – Коннор бросает на меня долгий испытующий взгляд. – Так ведь ты говорила, верно? Или есть другая причина, по которой ты держишь его на расстоянии?

Я вздыхаю и подтягиваю к себе колени.

– Кирнан хочет помочь. Но… у меня такое ощущение, будто я сыплю ему соль на рану. Я не хочу, чтобы все стало еще хуже, или… не хочу обнадеживать его, наверное. Он уже достаточно пострадал. Когда он смотрит на меня…

– Он уже взрослый, Кейт. Если он так сильно ненавидит Сола и киристов, как ты говоришь, разве ты не должна позволить ему принять это решение?

– Я не хочу причинять ему боль. Я уже чувствую, что многим ему обязана, и мне нечего дать ему взамен. Я всего лишь напоминание о том, что он потерял.

Коннор отрицательно качает головой.

– Единственная веская причина держать его на расстоянии – это если в глубине души ты не доверяешь ему.

– Это не вопрос доверия, Коннор.

«Если только, – говорит этот тоненький голосок в моей голове, – ты не доверяешь самой себе?»

25 июля 1905 года, 11:35

Кирнан спит, положив голову на одну руку и свернувшись калачиком вокруг подушки. Какое-то мгновение я наблюдаю за ним, а потом меня пробирает дрожь, когда я представляю себе, как бы я себя чувствовала, если бы обнаружила, что кто-то без моего ведома наблюдает за мной, спящей. Но почему он все еще спит в десять утра? Я думала, что в 1905 году все люди рано ложатся спать и рано встают. Очевидно, не Кирнан.

А еще приходит в голову, что я понятия не имею, в чем он спит. Или спит ли вообще в чем-то. И он может в любую секунду сбросить с себя это покрывало. Поэтому я перескакиваю вперед, к полудню, и обнаруживаю только пустую комнату. Я отматываю назад на пять минут и наконец срываю джекпот в 11:35. Он проснулся и сидит на кровати в черных брюках и белой рубашке с длинными рукавами, застегнутой до самого горла. Тонкая черная полоска ткани – может быть, какой-то галстук? – свисает с его воротника по обеим сторонам.

Он постригся, но ему, правда, было лучше с длинными волосами. Конечно, это не мое дело. Я делаю глубокий вдох, а затем моргаю, чтобы зафиксировать место назначения.

Как и всегда, его лицо начинает светиться, как только он видит меня.

– Кейт! Сегодня четверг. Я думал, ты будешь здесь в субботу.

– О. Нет. То есть да, это так. – На самом деле я совсем забыла про субботу, что, как я подозреваю, заденет его чувства. Надеюсь, если я просто продолжу, то смогу обмануть его сверхъестественную способность читать каждую эмоцию, проскальзывающую на моем лице. – Я по другому делу. Мне хотелось спросить у тебя совета насчет пары перемещений, но вижу, что у тебя есть планы. Я просто вернусь попозже.

– Да, я собирался на работу. Но я легко могу пойти и завтра. Что случилось?

– Нет, все в порядке. Я не хочу, чтобы ты пропускал свой рабочий день из-за меня.

Он смеется.

– Я ничего не пропущу. Я пойду на сегодняшнюю работу завтра. Или послезавтра.

Я прожигаю его взглядом, потому что ему явно нравится морочить мне голову. Тем не менее после тех последних нескольких дней мне действительно уже пора бы разбираться со всей этой временной относительностью. Рак может ограничить время, оставшееся у Кэтрин, но я могу перемещаться назад, если потребуется, до тех пор, пока не испорчу свои воспоминания, встретившись с другими версиями себя в одном и том же месте в одно и то же время. В общем, я потратила около ста часов на исследования и еще тридцать часов провела с мамой, выполняя ее поручения и прочее, готовясь к ее поездке в Италию.

– Ладно, – говорю я, присаживаясь на край его кровати. – Я провела последние… Не знаю, но мне кажется, что прошло уже целое столетие… пока просматривала записи в дневнике и заметки Кэтрин. Завтра у нас будет совещание по этому поводу, и я думаю, будет лучше, если ты придешь.

– Так, прошла… неделя с тех пор, как ты была здесь?

– Календарь говорит, что шесть дней, но большую часть этих часов я провела дважды или трижды.

– А как насчет твоего решения не торопиться? Ждать, пока ты – как ты говорила – не поймешь, какого черта происходит?

– Отчасти это из-за Кэтрин. Но в основном дело в том, что, скорее всего, я никогда не узнаю, какого черта происходит. – Это было задумано как шутка. Хромая, конечно, но Кирнан либо не понимает ее, либо не считает смешной, потому что его мрачные глаза все еще сверлят меня.

– Можешь рассказать мне о тех двух поездках, описанных в дневнике? – спрашиваю я. – Первая была в 1902 году. Ты много раз говорил о ферме киристов, но где она находилась?

– Их больше чем одна. Я был на ферме в Иллинойсе как раз перед тем, как мы с тобой встретились на выставке, еще когда она была штаб-квартирой. Эта ферма все еще существует, но к 1902 году большинство из нас перебралось в Истеро…

– И там ты познакомился с другой-Кейт?

– Да. Она высматривала Нуэво-Рейно… ну, тогда это называлось не так, но позже оно стало так называться. Штаб-квартира «Кирист Интернэшнл» по-прежнему официально находится в Вашингтоне, но Сол был в районе Майами с тех пор, как переместился в 2024 год. Только пара человек точно знает, где он живет, потому что он постоянно переезжает, но у него там есть дом.

Я мысленно делаю заметку, чтобы дать Кэтрин и Коннору знать, в каком году Сол очутился, и затем перехожу к главному:

– Вот в чем дело. Кэтрин говорит, что корешаны – это не то же самое, что киристы. Что они существовали еще до Сола. Но все, что я вижу…

– Кэтрин отчасти права и отчасти ошибается. Корешаны определенно существовали. Они были чудаковатым маленьким обществом, которое считало Вселенную полой сферой с Землей в центре, основываясь на видениях, которые были у Сайруса Тида после того, как он был чертовски потрясен во время научного эксперимента в своем подвале. Он сказал, что какая-то прекрасная женщина явилась ему и сказала, что он приведет своих последователей к спасению и вечной жизни, построив новую общину. Он назвался Корешем и разработал планы для места, которое назвал Новым Иерусалимом, в это общество однажды вступят десять миллионов человек, как он утверждал. Он был дальновиден в некоторых вещах – считал, что женщины должны иметь право голоса, например, и что Бог имел и мужское, и женское начала. Это, вероятно, одна из причин, по которой он привлек так много последователей, особенно женщин, и они были счастливы отдать свои деньги, пытаясь помочь ему построить этот новый рай.

В 1908 году, когда Тид умирал, он утверждал, что переживет реинкарнацию или будет воскрешен. Все это держалось на идее общинной чистоты. Если бы мужчины и женщины жили вместе в чистой – то есть без секса – гармонии, они стали бы бессмертными. Сайрус умер за три дня до Рождества, так что все они думали, что он воскреснет на Рождество. Его последователи просто положили его в ванну и ждали. Во временной линии до Сола, думаю, глава округа в конце концов вмешался и заставил их похоронить его.