– А если она убьёт меня?
– Не убьёт. Она ведь сказала: «мясо испорчено», значит, ей нет смысла…
– Я даже не знаю, что это значит!
– Успокойся, пожалуйста! – Морен начинал уставать от разговора. – Я обещаю, она не причинит тебе вреда. А если попытается, я вмешаюсь. Тут же. Я не позволю ей обидеть тебя. Но для этого ты должна не дать ей опустить засов и внимательно слушать, чтобы предупредить меня, когда она вернётся. Поняла меня?
Мала кивнула.
– Молодец. – Морен поднялся. – И ещё… Чтобы она не предложила, ничего не пей и не ешь.
Уходя за завесу, он вырвал торчащую в стене стрелу и забрал её с собой.
Вернувшись к двери, он первым делом внимательно осмотрел её. Уже начинало светать, и сквозь щели пробивался слабый свет – благодаря ему удалось разглядеть, на какой высоте расположен засов. Жаль, не получалось оценить его толщину и вес. Морен оглядел себя и срезал наконечником стрелы нити, что цепляли защитную пластину на бедре к штанам. Её он и вставил в зазор между стеной и дверью, аккурат под засовом – получившийся «рычаг» оказался достаточно тонким, чтобы войти в щель, но недостаточно прочным, чтобы выдержать вес засова. Сколько бы Морен не прилагал усилий, тот не сдвинулся с места, зато пластина начала сгибаться, обещая просто-напросто застрять. Морен остановился и глубоко задумался – ему нужно что-то крепче листа железа.
Он мог бы вспороть собственный плащ – в ворот были вшиты пластины из сплава, что делало их прочнее чистого железа. Они-то как раз служили для защиты шеи, а не для того, чтобы отпугнуть проклятого, решившего вонзить в него зубы. Но он не знал наверняка, достаточно ли они тонкие, чтобы втиснуть их в щель.
– Просыпайся!
Звонкий голос Малы вывел его из раздумий. Бросив свои ухищрения, Морен кинулся обратно. Нырнув под полотном, он упал на то же место и принял то же положение, в котором его оставила Я’га. Накинул на босые щиколотки верёвку, наскоро обмотал вторую вокруг запястий. Замер было, но, вспомнив про ноги, накрыл их плащом, чтобы скрыть пропавшую защиту. Опустил голову и прикрыл глаза, притворившись спящим.
Лишь теперь, затихнув, он расслышал шорох отворяемого засова и скрип двери. В комнату ворвался свет и раздались стучащие шаги Бабушки Я’ги.
– Пойдём, дитя, – голос её стал удивительно ласков. – Я накормлю тебя, умою…
– Нет! – закричала Мала. – Я не хочу!
– Ну что ты? Пойдём-пойдём… Не бойся меня. Ты уж прости, что тебе пришлось всё это пережить. Я всё тебе объясню. А сейчас пойдём: негоже тебе оставаться рядом с этим проклятым.
Морен приподнял веки. Я’га наклонилась, чтобы развязать девочку, затем протянула руку и помогла ей подняться. Мала, пусть и неуверенно, но приняла помощь. Я’га разогнула спину и вдруг закряхтела и заохала, будто от боли. Сделав шаг к выходу, она вдруг схватилась за плечо Малы и промолвила:
– Помоги старушке.
И та послушалась – под руку вывела Я’гу из комнаты, и даже сама закрыла за ними дверь.
Морен тут же вскочил на ноги и бросился к ней. Он слышал, как заскрежетал засов, и Мала воскликнула:
– Не запирайте его!
– Это почему же? – последовал вопрос Я’ги.
– Он… он… – Девочка явно не знала, что сказать. – А если он хороший?
– Тогда Боги помогут ему. Не так ли?
Мала не нашла, что ответить, и тяжёлый засов опустился, отрезав Морена от неё.
«Чёрт, нет!» – он выругался – в сердцах и мыслях, – едва удержавшись, чтобы не пнуть дверь. Прикрыл глаза, сделал несколько вдохов, заставив себя успокоиться, и стремглав кинулся ко второй двери.
Ещё на бегу он скинул плащ и, подхватив стрелу с пола, вспорол воротник наконечником. Извлёк пластину, попытался вставить её в щель, но та оказалась слишком узкой. Выругавшись уже вслух, он вернул в зазор первый «рычаг» и попытался снова. От его усилий пластина таки погнулась настолько, что застряла, а засов не сдвинулся с места. Морен поднялся и сделал несколько шагов по комнате, глубоко дыша: каждая минута промедления давила на него страхом за чужую жизнь, пробуждая панику. Поддаваться было нельзя. «Нужно сохранить ясный ум», – твердил он себе. Но какой смысл?!
Разозлившись на самого себя за бессилие, он со всей дури приложился плечом о дверь. А затем ещё и ещё, не столько надеясь выбить её, сколько желая выпустить пар. Дверь сотрясалась от его ударов. С потолка ему на лицо упал маленький паук. Морен стряхнул его и ударил дверь ещё раз: что-то за ней скрипнуло, и пластина со звоном упала на пол.
«Может, теперь получится». – Морен сразу сообразил, что произошло. От времени засов, наверняка покрытый мхом и почти сросшийся с дверью, мог попросту застрять. Теперь же, под ударами, он сдвинулся с места, и есть шанс, что всё пойдёт куда легче. Морен отпорол новую пластину с голени – поменьше размером – и просунул её. Надавил и засов поддался.
– Ха! – выдохнул он, не в силах произнести что-то большее от восторга.
Пришлось приложить ещё немного усилий – засов оказался не так уж и тяжёл, но сама задача потребовала определённой ловкости, – и в конце концов он сумел поднять засов достаточно высоко, чтобы тот выпал из пазух. Подобрав с пола плащ, Морен накинул его на себя и распахнул дверь.
Сразу за порогом начиналась крепкая рубленая лестница, сделанная из того же дерева, что и сам дом. Морен спустился по ней и обернулся – то оказался главный вход, «парадное» крыльцо, расположенное, как и полагалась у домовин, со стороны леса, отворачивая её от села.
Я’га очень ловко уводила внимание, этого у неё не отнять. Тропа, освещённая факелами, не только направляла туда, куда ей было нужно, но и скрывала от глаз то, что находилось за её пределами. Наверняка и еду она предлагала столь настойчиво, чтобы отвлечь его от котелка на огне – ведь главная опасность пряталась именно в нём.
«Она очень умна, так просто её не убить». – Морен и прежде это понимал, но лишь сейчас осознал, насколько был прав.
Дом он обежал через лес, надеясь, что так не попадётся на глаза. К счастью, лошадь его оказалась на месте – стояла, привязанная к тому самому дереву, у которого он её оставил. Седло и уздечка были на ней, а вот седельные сумки пропали, как и все остальные вещи.
– Проклятье! – выругался Морен уже в третий раз.
С соседнего дерева спорхнул и опустился к нему на плечо Куцик. Прошелестев перьями по щеке Морена, он прокричал его голосом:
– Проклятье!
– Рад, что ты в порядке, – бросил он в ответ, погладив птицу по шее.
Поняв, что остался без оружия, Морен начал размышлять, как быть дальше. Да, у него ещё остался ручной арбалет, но им он мог лишь ослепить, а не убить – для этого обычно его и использовал. Осложнялась ситуация ещё и тем, что он понятия не имел, насколько Я’га сильна. В её притворство немощной он ни минуты не верил, но ни с одним проклятым он не стал бы сражаться голыми руками: тем обычно хватало силы, чтобы рвать людей на части даже без клыков и когтей. Стоило что-нибудь придумать.
Морен обежал глазами лес, растущие у границы опушки цветы да травы и задумчиво произнёс:
– Придётся прогуляться.
***
Перед Малой стояло множество яств. На тарелках аппетитно поблёскивали жиром пирожки и блины, в мисках поменьше – ячменная каша и перловая с салом. Прямо посреди стола, как главное блюдо, возвышался глиняный горшок, наполненный доверху мясной похлёбкой с щавелем, а на десерт ей предложили чёрные лесные ягодки, похожие на смородину. Бабушка Я’га разлила по чашкам ароматный настой из трав, в котелке на огне побулькивала ещё одна похлёбка, над столом вился пар от только что приготовленных угощений, и всё так ароматно пахло! Есть хотелось нестерпимо, живот урчал, но пока Мала не решалась ни к чему притронуться.
– Зачем вы меня заперли? – спросила она у Бабушки Я’ги.
Та, прихрамывая и кряхтя, подошла к сундуку и с удивительной лёгкостью подвинула его, загораживая дверь, за которой остался Скиталец.