Конечно, пока я два года находился под подпиской о невыезде, это не составляло для меня особого дискомфорта. Все ограничения, которые были на меня наложены это запрет выезжать из Москвы и обязанность являться по вызовам суда и следствия. Однако в дальнейшем, при избрании меры пресечения это был дополнительный аргумент для заключения меня под стражу.
Карантин «Водника» (СИЗО-5)
Относиться к преступнику надо с христианской любовью,
с простатою и снисхождением и остерегаться всего,
что унижает или оскорбляет его.
Низко преступление, а человек достоин сожаления.
Митрополит Московский Филарет (Дроздов).
Меня везли в полицейском автомобиле в СИЗО. Я как и в прошлый раз сидел в помещении огороженном решеткой, на руки мне надели наручники. Сопровождали меня двое сотрудников, мужчина и женщина 35-40 лет. Всю поездку они обсуждали своих детей, школьное образование. Ехали мы достаточно недолго, на это обратила свое внимание женщина-конвоир. Когда мы уже приехали, женщина вышла решать с СИЗО различные формальные вопросы. Мужчина решил поговорить со мной и поинтересовался, что у меня за статьи. Я ему рассказал как есть. Сотрудник оказался одним из многих, кто действительно все понимал.
– Да сейчас в стране совсем все плохо. Вон того же Квачкова абсолютно не за что посадили. – говорил полицейский.
Полковник в отставке Главного разведывательного управления (ГРУ) Квачков был осужден на тринадцать лет за подготовку государственного переворота. Дело было сфабриковано. У полковника и его подельников из оружия нашли только арбалет, коллекцию ножей и автомат Калашникова с запаянным стволом, какие используют в школах при обучении детей сборке-разборке. Ясное дело, что с таким арсеналом переворот не устроишь. Доказательств сговора на вооруженный переворот не было. В деле имелись совершенно абсурдные указания на «План Квачкова пригнать к Кремлю по Москва-реке боевую субмарину».
Истинной причиной преследования Квачкова было то, что он разъезжал по военным частям к многочисленным знакомым и настраивал армейское руководство против Путина. Российская власть боится недовольства военных, как огня.
– Люди просто ведут себя как трусливые бараны, ничего не хотят делать. Но сейчас вон НДС поднимают, пенсионный возраст, скоро почувствуют последствия этого на собственной шкуре, – размышлял он, – мне до пенсии два года осталось, я их спокойно отработаю и заграницу уеду. Я никогда не воровал и с оружием в руках защищать наворованное кем-то не собираюсь.Ты держись, читай книжки, вот в СИЗО спортзал будет, сможешь ходить. – подбадривал он меня.
И таких, как этот сотрудник, я встречал еще десятки раз. Через некоторое время меня вывели из машины и завели в задание СИЗО. С этого момента меня передали из рук МВД в руки ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний).
Первым делом меня обыскали, опросили, изъяли белье которое мне передали в ИВС. Пока меня обыскивали и фотографировали пришла врач.
– Отдавайте его обратно, я его не буду принимать. – заявила она, как будто это она решала кого забирать в СИЗО, а кого нет. Вообще в этой системе очень любят лишний раз показать свою мнимую важность, несуществующую власть.
– Это почему он что наркоман? – поинтересовался сотрудник ФСИН, принимавший меня.
– У него 228. – ответила та.
– У него не 228, а 282, это экстремизм.
– Ну все равно, – стервозно сказала она, – Как человек пойдет на экстремизм не употребляя наркотики?
В дальнейшем мне будут попадаться различные сотрудницы, как адекватные, так и противные как эта. Хотя вообще еще не раз мою статью будут путать с 228, что будет меня довольно сильно раздражать. Неужели люди не изучали в школе математику, если не в состоянии отличить две цифры. Кстати говоря, от доктора никоим образом не зависит, кого в СИЗО принимать, а кого нет, в дальнейшем еще многие по 228 статье заедут в это СИЗО после меня, сомневаюсь, что врач говорила про каждого из них, что их не примет.
После исполнения всех процедур меня отвели в душевую, а после отправили в специальное помещение, сборку, где я должен был ожидать. Пока ждал, я рассматривал висящие стенды. На одном из них так красиво разрисовывалась жизнь в СИЗО: спортзал, бильярд, дартс. В дальнейшем постоянно с кем я общался, вспоминали этот плакат. Возможно, для уже осужденных это соответствовало действительности, но для находящихся под судом и следствием, это все было недоступно.
Другой стенд был посвящен информационным вопросам. При том, как я с удивлением узнал из информации на стенде, привезли меня не в «Матросскую тишину», а в «Водник». Через некоторое время меня и одного казаха отправили из сборки в камеру. Тогда я думал, что меня завели в камеру, где я буду находиться постоянно, но как я узнал в дальнейшем, это был так называемый карантин. Таких карантинных помещений было несколько штук на первом этаже. В них могли держать человека 10 дней. Он предназначался для того, чтобы можно было определить в какую камеру в дальнейшем отправить человека исходя из его статьи, социального положения, склонности к сотрудничеству. Ведь если сразу, не думая, отправить человека в первую попавшуюся камеру, естественно это может привести к различным конфликтам.
В карантине, в отличие от камер для постоянного содержания, по понятным причинам, нет холодильника и телевизора, зато в отличие от ИВС на карантине есть чайник, отдельная комната с унитазом и умывальником.
В карантине, куда вошел я стояло 8 койко-мест – шконок, в том числе две двухярусные кровати. Также там стоял металлический шкаф для вещей, прикрепленный к стене, несколько тумбочек, длинный стол дубок и два окна с решетками.
Несколько коек уже были заняты. Помимо меня и казаха, там уже сидело двое русских и один кавказец. Я поздоровался, положил матрас, металлическую посуду, которую мне выдали по прибытии в СИЗО. Со мной сразу заговорил русский мужчина, лежавший на койке. При заезде в СИЗО поначалу не принято при знакомстве пожимать руки, это делается потому, что если человек окажется, например гомосексуалистом или работающим на органы, то пожавший ему руку «зашквариться» то есть испортит тем самым свою репутацию.
Заговоривший со мной мужик, Саня Белорус, оказался так называемым второходом, то есть человеком раньше отбывавшим наказание в местах лишения свободы (МЛС). Поэтому он был довольно опытным в плане поведения в неволе. По закону второходов должны держать отдельно от не сидевших, чтобы первые не оказывали дурного влияния, но иногда эта норма не соблюдается. Саня Белорус начал задавать мне вопросы, которые принято задавать только что заселенным в камеру. Какая статья? Сидел ли? Писал ли на кого-нибудь заявления? Был ли свидетелем? Сдавал ли кого-нибудь?
После того, как я ответил на все вопросы, мне предложили поесть. На столе в миске лежала порция тюремной еды – мясо с картошкой. Я поел ее, параллельно говоря, что думал, что в тюрьмах кормят хуже. Я немного ошибался, потому что такую еду как в день заезда в дальнейшем давали не часто.
Моя статья и тогда и в дальнейшем, у всех вызывала интерес. Обычно сажают за кражи, грабеж, нанесение вреда здоровью, наркотики. Экстремизм же это довольно необычно. У всех вызывает удивление, как можно сесть в тюрьму за убеждения, а не из корыстного интереса. Тем более, если твои убеждения, ты отстаиваешь только словом, а не совершаешь ради своих идей теракты.
У всех остальных были банальные статьи, мелкие кражи и грабежи. Был один интересный молодой коммерсант, обвиняемый в грабеже в особо крупном размере, хотя судя по его рассказам, его должны были привлекать за мошенничество, несмотря на то, что он сам особо не понимал, за что его арестовали. В целом в «Воднике» я не встречал каких то известных заключенных, либо просто проходящих по серьезным уголовным делам. Да и людей с относительно высоким социальным статусом там было не особо много.