Лицо мамы исказилось от боли, которую она постоянно ощущает.

– Обязательно, мамочка… – голос сорвался, я уткнулась лицом в её руку, такую холодную, но любимую. Слезы все-таки просочились, я принялась покрывать поцелуями её ладонь, запястье, пальчики, сдерживая всхлипы. Сердце защемило, а горло сдавило.

Мама потянула руку на себя, притягивая меня к своей груди. Её сердце бьется так тихо, в то время как мое несётся галопом. Мамочка целует меня в макушку, а её рука поглаживает мою мокрую щеку, убаюкивая, словно я вновь маленькая девочка.

– Помни, что ты… пообещала…

Я качаю головой. Да, я обязательно исполню мамину мечту. Я буду выступать на сцене. Мне будут аплодировать. Я стану звездой.

POV Биго

– Вит! Вит! Вит! – верещали три девицы передо мной. Я усмехнулся, натянув бандану повыше на лицо. Надо же – у него тоже есть фанатки.

Парень, а именно тот самый Вит, заиграл новую мелодию на своей электрогитаре. Его пальцы виртуозно перебирают струны. Я завороженно слежу за его игрой, а уши почти в экстазе от новой мелодии. Что-что, а музыку этот засранец умеет писать. Нельзя того же сказать о словах в этой самой песне. Рифма хромает, тест получается настолько размытым, что сложно уложить его в голове. Слова скорее по моей части.

Когда-то мы были единым организмом. Он отвечал за музыку, а я за тексты наших песен. Кажется, словно это было сотни лет назад. Если вообще когда-то было…

– Долго мы ещё будем тут ошиваться?

Немного скрипучий голос вырывает из зоны комфорта, в которую меня каждый раз вгоняет эта музыка. Я поворачиваю голову к Жеке, шаркая зубами, злясь на недоумка, который теперь таскается за мной, словно изрядно пожёванная жвачка, намертво приклеившаяся к подошве моих кроссовок. Свое лицо он тоже спрятал за банданой. Пфф, можно подумать, ему есть от кого прятаться!

Вот, знаете, есть люди-липучки. Они постоянно находятся рядом с вами в надежде, что им тоже перепадет что-то предназначенное вам. В нашем случае это популярность, внимание, тусовки, девочки и… этот список можно продолжать и продолжать. И, казалось бы, у этого парня куча денег, чего-то ему все-таки не хватает. Возможно, мозгов.

– Я тебя с собой не звал! – раздраженно откликаюсь. – Сам увязался, теперь либо терпи, либо вали.

– Да ладно тебе, – примирительно протягивает Жека, затем стаскивает тряпку с лица, отплёвывается от мелких ворсинок, видимо, попавших ему в рот, после чего скидывает фуражку.

Передо мной в клубной темноте тут же оказывается хмырь с разноцветными волосами – клянусь, там минимум десять различных оттенков. Но это еще не все. На его подбородке мизерная поросль волос, которая должна быть трендовой бородой. Мне не понять. Я всегда гладко выбриваю лицо. Щетина выводит меня из себя. Она колется, и с ней я похож на бомжа с соседней помойки. А разноцветные волосы… без комментариев. Я не собираюсь походить на петуха.

– Ви-и-и-и-т! – в очередной раз затянули фанатки, то есть те три уже немного пьяные курицы, прыгающие прямо перед нашим столиком.

– Серьезно? – Жека трясет головой, словно не понимает, что происходит.

Я поворачиваю к нему голову, явно намекая на то, что ему следует заткнуться. Сейчас же.

– Неужели у него есть фанатки? – Он не понимает мой жест, поэтому продолжает, заставляя меня сжать руки в кулаки. – Рехнуться можно! Пошли в другой клуб, а? Где и музыка получше и контингент приличнее…

– Захлопнись! – рычу я, моментально закипев.

– Эй! Ты чего? – Жека поднимает руки вверх, поворачивая ладонями ко мне. – Тебе вообще нехер здесь делать! Забыл, что сказал Артём?

– Тебя забыл спросить, – отмахиваюсь. Упоминание моего директора немного охлаждает пыл и напоминает о той причине, по которой я здесь. И пусть я даже самому себе не признаюсь, что это всего лишь лазейка. Я никогда не сознаюсь, что соскучился, ведь этот говнюк по мне не скучает.

Вит выдает последний аккорд. Ему аплодируют. Готов поспорить, что вижу его кривую ухмылку, после чего он размашистым шагом исчезает за кулисами, унося с собой гитару.

– Всё! – Жека встает. – Можно уходить.

Я же не двигаюсь, смотрю на пустую сцену. Моё дыхание выравнивается, а сердце словно застыло. Только когда слушаю музыку Вита, оно предательски напоминает о себе.

Я бы мог сейчас так же, как он, вытирать пот с лица полотенцем из гримерки. В ушах бы звенело, а тело готово было бы взорваться от адреналина. Ещё какие-то три года назад так оно и было. Сейчас все по-другому. И пусть я бываю на сцене почти каждый день, и мне нравятся песни, которые я исполняю. Это… не то.

– Видимо, мне пора повысить цену на входной билет, раз такие знаменитости спустились на мой уровень.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть Вита с покрасневшим лицом. От него волнами исходит удовлетворение, словно он не на гитаре играл, а несколько часов трахал тёлку в гримерке. Зависть змеёй опоясало горло. Давно я не чувствовал нечто подобное.

– Скажи спасибо, что мы заплатили!– огрызнулся Жека, набычившись, словно у Вита в руках мулета.

Не так давно был в Испании и заглянул на корриду. Огромный разъярённый бык и хладнокровный тореадор. Что победит? Расчет или неукротимая сила? Вит никогда не был импульсивным, он не поддавался чувствам, утверждая, что их у него вообще нет. Только действия выгодные ему. И все же его душу можно расслышать, если прислушаться к его музыке, а сцена – это единственное место, где Вит снимает маску отрешённости и апатии.

В моей жизни все с точность наоборот. На людях, на сцене я должен поддерживать образ. Иначе все, к чему я стремился несколько лет, ради чего пожертвовал своей совестью, фактически продав душу дьяволу, рассыплется, превратив мою жизнь в иссохшую пустыню.

– Хотя твое выступление настолько жалкое, что это милостыня!

Милостыня? Клацаю зубами. Что этот урод знает о милостыне? Смотрю на Вита. Его лицо каменеет, а в синих глазах на секунду вспыхивает огонь. Но парень слишком рано понял, что от злости никакой пользы. Было время, когда мы с Витом зависели от милостыней, ведь на свои силы ещё нельзя было надеяться. Трудное время, от бессилия хотелось рычать и грызть землю, и хоть мы уже выросли, боль от воспоминаний вновь и вновь расползается по венам.

– Гай, – в сдержанном голосе Вита легко распознается угроза, хотя Жека, кажется, не слышит, – убери этого павлина отсюда. И сам выметайся.

– Жека, выйди.

– Чего? – Он заморгал, не понимая. Я махнул рукой в сторону выхода.

– Там подожди.

Жека надувает щёки, обижаясь. Мне посрать.

Вит поворачивается, тоже собираясь уйти.

– Стой, – задерживаю его, – надо перекинуться парой слов.

Он останавливается, затем подходит к столику.

– Ви-и-и-т, – пьяно протягивают девушки, наконец заметив его, – не хочешь присоединиться к нам?

Губы парня растягиваются в ухмылке. Он отрицательно качает головой. Я хмыкаю. Девушки разочарованно кряхтят, затем неровно и шатко пошагали к бару за новой порцией выпивки.

– Сними уже эту хрень, не позорься, выглядишь смешно, – говорит Вит, кивая на мою бандану. – Кому ты здесь нужен? Твои фанаты в подобных местах не тусуются.

Я стягиваю черную ткань, поправляю кепку.

– Разве твой директор не запретил тебе сюда приходить?

– Откуда ты знаешь? – вскидываю брови, удивляясь, затем напрягаюсь. – Кто сказал?

Вит запрокинул голову, искусственно рассмеявшись.

– Видел бы ты себя сейчас. – Смех исчезает также неожиданно, как и появляется, но самодовольство остается. – Так сильно боишься своего хозяина?

– Он мне не хозяин! – огрызаюсь, хоть в этом и нет смысла. Вит всегда остается при своем мнении.

– Да-да, заливай дальше, – подтверждает он. – Мне никто не говорил. – Неожиданно отвечает на мой вопрос. – Я догадался, не такой уж дурак, хоть и необразованный. И статью я видел.

– Следишь за мной? – фыркаю. Не получается у нас нормального разговора. Никогда и не получалось.