Эрик сухо усмехнулся, изучающе разглядывая своих посетителей. Йоханесс чувствовал, как холодные и злые глаза мафиози быстро скользили по его телу, тем самым заставляя Ольсена чувствовать себя крайне неуютно.
— Поздоровайся, Йенс, — прошептал Гловер на ухо брату.
— Да-да, здрасьте, мистер Ричардсон, — внезапно оживился мужчина, резко подняв голову вверх, из-за чего тут же пожалел, потому что столкнулся взглядом с жестокой бирюзой.
— Я Вас помню, — Эрик прищурился. — Забавно, но Ваши глаза я хорошо запомнил, мистер с гетерохромией. Помните, что я Вам сказал, когда мы виделись с Вами в последний раз? Сегодня Ваш язык не такой острый, каким был тогда.
Ричардсон вновь усмехнулся, а вместе с ним и незнакомец с золотыми волосами. Йоханессу казалось все происходящее жутко неправильно. Взять хотя бы то, что гангстер до сих пор помнил букашку, которую видел лишь один раз в жизни. Это говорило о многом. Но логичнее всего было думать о том, что Эрик и вправду злопамятен. Гловер с недоумением посмотрел на кузена, на что Йенс лишь покачал головой.
— Впрочем, не важно, — с необъяснимым раздражением в голосе почти через секунду продолжил мафиози. — Ах, да, пока мы не приступили к делам. Я хотел бы представить вам Криса, который будет присутствовать при нашей беседе. Не думаю, что Вы против того, чтобы нас сопровождал этот прекрасный мужчина.
Кристиан растянулся в широкой улыбке, довольный комплиментом, словно он не был обычной лестью.
— Приветствую вас, — кивнул головой мужчина.
Когда все поздоровались, Эрик и Гловер начали беседу о сделке. Йоханесс, как обещал брату, не смел влезать в разговоры «взрослых», несмотря на то, что изначально соблюдать дисциплину не планировалось. Ольсена тошнило от Кристиана, который за это время успел сказать лишь одну фразу, тошнило от того, как этот непонятный мужчина прожигал взглядом Ричардсона и, в конце концов, тошнило от самого Эрика, который даже сейчас казался совершенным человеком, отличающимся от других не только необычной внешностью. И казалось бы, киномеханик узнал шокирующую нормального человека правду о предпринимателе, который оказался криминальным боссом, но это не вызвало и капли отвращения, более того, совсем не оттолкнуло Йенса. Он всё ещё был готов восхищаться каждой едва заметной морщинкой на лице Ричардсона, которые вообще не должен был видеть!
Эрик говорил уверенно и даже немного холодно, несмотря на своё приветливое настроение несколько минут назад. Йенс то и дело замечал, как Гловер вздрагивал или начал кусать губу, потому что Ричардсон перескакивал с темы на тему, начинал рассматривать ситуацию со стороны, словно хотел запутать предпринимателя. Словно, возможно, этот образ не должен был возникнуть в голове Ольсена, Томсон — это несчастная овечка, загнанная в угол, жертва волка, которым являлся гангстер.
— Откуда Вы собираетесь достать нужное нам лекарство? — тихим голосом спросил Гловер, слегка засомневавшись, что вообще мог задать этот вопрос человеку с оружием (то, что у Эрика был пистолет, казалось очевидным).
— Оу, Вам не нужно об этом переживать, мистер Томсон, — гангстер едко ухмыльнулся. — Это уже мое дело. Ваше — не забыть про оплату.
Но, на самом деле, большая часть разговора прошла мимо ушей Йоханесса, потому что всё, на что был способен мужчина — это наблюдать за почти железной мимикой мафиози, его жестами, соприкасающимися друг с другом губами и потемневшими бирюзовыми глазами. Ольсен не мог вникать в смысл сказанных Эриком слов, потому что он вслушивался в голос гангстера. Все это казалось жутко неправильным, но Йенс объяснял все тем, что Ричардсон слишком необычный для этого мира, поэтому им невозможно не восхищаться.
Очнулся от «спячки» Йоханесс только тогда, когда почувствовал на себе чей-то прожигающий взгляд. Мужчина не сразу понял, кому он принадлежал, но потом повернулся в сторону сидящего через Гловера Кристиана. Последний смотрел на Ольсена, словно пытаясь разъесть, но при этом широко улыбнулся, когда столкнулся глазами с гостем. А ведь Йенс сразу понял, что в воздухе витал аромат скрытой ненависти, причем без ведомых причин оказавшейся взаимной.
— В случае невыполнения обязательств, описанных в этом документе, не стоит удивляться неприятностям, с которыми вы можете столкнуться впоследствии, — с широкой улыбкой на губах произнес Эрик, крутя в руках какую-то бумажку, которую тут же протянул Гловеру.
Ольсен невольно прикусил губу, когда увидел, как резко поменялось выражение лица брата. Кажется, ему не очень понравились «последствия», о которых говорил загадочный мистер Ричардсон. Йенс попытался заглянуть в договор о продажи души Дьяволу, но Томсон резким движением вернул его Эрику, энергично кивая головой при этом.
— Да-да, мы со всем согласны. Деньги будут в Ваших руках, — протараторил предприниматель.
Губы Эрика теперь уже изогнулись в хищной улыбке. На самом деле, если в мире существовал Дьявол, но почему-то Йоханесс был уверен, что это Ричардсон.
***
Arctic Monkeys — 505
Разумеется, все условия сделки, обозначенные на бумаге, не были в полных подробностях сообщены Йоханессу. Гловер смутно раскрыл ее суть, исключая «ненужные» элементы. Самым главным Томсон посчитал то, что Ольсен в скором времени получит нужное лекарство, а остальное, собственно говоря, неважно. Как бы не пытался мужчина узнать у кузена хоть что-нибудь про «невыполнение обязательств», Гловер оставался непреклонным.
Вернулся домой Йоханесс достаточно поздно. Оливер в это время еще не спал, потому что собирался дождаться отца, но уже вовсю зевал, мечтая наконец-то лечь в кровать. Когда родитель, наконец, вернулся, Расмуссен лишь коротко пожелал спокойной ночи и убежал в комнату, оставив Ольсена в гордом одиночестве или же наедине с глупыми мыслями.
Полночи Йенс метался в жалких попытках заснуть, но больной разум постоянно, словно заведённая пленка, проигрывал моменты в заброшенном доме. Образ Эрика, который мужчина так мечтал забыть, постоянно возникал в памяти. Теперь уже это казалось каким-то неправильным и даже пугающим. Все попытки объяснить происходящее с самим собой оказались тщетными.
Но всё стало ещё только хуже, когда пульс стал неровным и учащенным, когда перед глазами возникли яркие огни, руки задрожали в нетерпении, душа заболела от желания сотворить что-нибудь великое, а в сердце словно вонзили иголку, которую никак не удавалось извлечь оттуда. Ольсен, трясясь и потея, вытащил из недр небольшого сундучка ободранный листок бумаги и обгрызенный остаток карандаша, после чего бегом бросился к подоконнику, где и разместился. Тусклый свет небольшой настольной ламы и серебро луны — все, что было в распоряжении Йоханесса, но этого было вполне достаточно, потому что мужчина даже не обращал внимания на свое бедственное положение. Его словно поглотило в мыльный пузырь, куда уже не доходила вся суета земной жизни. Кровь в венах кипела, сердце колотилось, а душа пела и нашептывала сладкие слова, призывая к действиям, к отчаянной борьбе.
Линия за линией, процесс поглотил Йенса целиком, что с ним не случалось уже на протяжении нескольких долгих лет. Но даже это сейчас не волновало мужчину, потому что все, что важно — это листок, карандаш и Муза, снизошедшая с небес или вылезшая из-под земли. Он чирикал по бумаге, словно умалишенный, блестящими глазами наблюдая за появляющимися набросками. Каждая черточка находила отклик в кровоточащем сердце, взывала его к самоотверженной любви.
Он сидел так, на подоконнике, и рисовал, освящая путь карандашу лишь тусклым светом лампы и Луны, до шести утра, когда звезды уже начинали исчезать, а небо окрашивалось в нежные цвета. Но прямо сейчас в руках Йоханесс держал получившейся результат, дитя бессонной ночи и неукротимой Музы. Впервые за столько лет он вновь вернулся к любимому делу. Отчего так внезапно? Чем это вызвано? Что он нарисовал?
С белого потрепанного листка на Ольсена смотрело красивое лицо, слегка ухмыляясь пухлыми губами, тем самым выделяя свою крохотную, но такую милую родинку под чуть вздернутым аккуратным носом. Бровь, как и полагалось, пересекал шрам, который на бумаге нельзя было замазать побелкой и спрятать от чужих взглядов. А под правым глазом находились три черные точки, странные наколки, которые вызывали особенные чувства.
