– А вот и наша… миссис… – пробормотал он.

Элли упала в его объятия словно споткнулась.

– Какая же я тебе миссис, миленький, – шепнула она в соломенное ухо.

Казалось, на целую вечность они застыли в такой позе, не произнося ни слова. Страшила безмятежно улыбался, а Молли мельтешила сзади, пытаясь выдернуть из головы соломенный волосок. В доказательство на будущее, что это было наяву. Мама словно подслушала ее мысли.

– С годами я сама начала верить, что это было лишь сном, – покаялась она.

– Да притупятся мои мозги, если это был не лучший сон в моей жизни.

– Ты никогда не спишь, – ласково разоблачила Элли, поглаживая соломенную голову.

Когда они наконец отстранились, Страшила вдруг швырнул шляпу в воздух, подпрыгнул, насколько позволяли короткие ноги:

– Ура!

– Ура! – тут же подхватила Молли.

– Я снова, снова, снова с Элли! – закончил счастливо.

Услышав знакомую с детства кричалку, Элли не сдержалась, расплакалась. В этот момент из дома донесся отчаянный лай. Элли с дочерью давно отвыкли от этого звука, обе удивленно посмотрели на раскрытые окна. Лай звучал так громко и пронзительно, что дребезжали стекла в рамах. Пес как будто все силы собрал для последнего, самого важного в своей жизни крика.

– А вот и наш старый добрый Тотошка, – радостно воскликнул Страшила.

Все трое поспешно отправились в дом, жалея силы бедного старого питомца. Пес стоял посреди комнаты на дрожащих лапах и неотрывно смотрел на дверь. Даже когда в проеме показался Страшила, пес не умолк, смотрел на гостя и продолжал заливаться, оглушая всех присутствующих. Ослабевшие лапы, похоже, не позволяли ему приблизиться еще хоть на шаг.

Страшила кинулся в комнату, подхватил на руки черный комок и пустился с ним в какой-то диковато-ритуальный пляс. Песик сухим языком принялся лизать гостю лицо. Зная, чем это кончится, Элли убежала за акварельными красками. Молли видела, как трясется от слабости и волнения голова Тотошки, силы на глазах покидали его. Пес обессилел и затих на груди старого друга еще раньше, чем Элли вернулась с красками.

Чуть позже, когда все собрались в кухне, Молли хохотала как оглашенная, глядя на размазанную половину лица Страшилы. Он улыбался ей уцелевшим уголком рта. Элли водила кисточкой с любовью, с особым тщанием, как человек, принимающий каждую черточку близко к сердцу. Едва глаз был закончен, Страшила подмигнул смеющейся Молли.

– Прекрати! – строго велела Элли. – Дай краске высохнуть. – Она еще раз промокнула глаз кисточкой и заметила: – Да у тебя вся шея мокрая. И грудь тоже! Где ты умудрился вымокнуть? Давай мы тебя просушим. – И взялась за верхнюю пуговицу кафтана.

– Нет-нет, что ты, – встревожился Страшила, – мне теперь нельзя сушиться!

Элли пробормотала в замешательстве:

– Ну хорошо, как скажешь… Однако, я не понимаю, как? Как ты здесь оказался?

– Очень просто.

Стараясь не потревожить уснувшего на коленях Тотошку, Страшила вытянул ноги, с торжествующим видом продемонстрировал серебряные башмачки. На мгновенье забывшись, Элли радостно захлопала в ладоши:

– Ты нашел их! Я думала, они бесследно исчезли.

– По правде говоря, я их всего лишь выкупил. А нашел один из искателей.

– Искателей?

– Долгая история. Все началось с того…

Элли закрыла нарисованный рот ладонью, скосила взгляд на сгусток любопытства у края стола.

– Ну… позже, позже расскажешь. Давайте пить чай.

Она расставила на столе три чашки. Гость посмотрел на свою с таким смущением, что хозяйка покраснела, спохватившись. Одна чашка исчезла.

За чаем они предавались долгим воспоминаниям о своих похождениях в Волшебном мире. Молли слушала разинув рот, завороженный взор ее перебегал с одного рассказчика на другого. Оказывается, мамина книга не вместила и пятой части пережитого. Они перебирали случай за случаем, Молли сбилась со счета, сколько раз с обеих сторон прозвучало заклинание «А помнишь?». Тотошка вяло двигал ушами, часто слыша свое имя.

Такой маму Молли еще не видела, в ней словно воскресла девочка Элли. Она ожила, раскраснелась, заливисто и много смеялась, глаза подернулись дымкой воспоминаний. Два часа пролетели как миг не только для старых друзей, но и для самой девочки.

А когда окно громко хлопнуло на ветру, возвращая путешественников в этот мир, повисла пауза. Элли посмотрела на окно почти с обидой и грустью.

– Чай давно остыл, – наконец заметила она рассеянно.

Чашки с холодным чаем отправились в раковину.

– Были времена, – вздохнул Страшила мечтательно.

Пока мама гремела посудой, дочь приблизилась к гостю, шепнула на ухо:

– Возьмешь меня в Волшебный мир?

Страшила виновато развел руками:

– Боюсь, там сейчас опасно даже для взрослых. Волшебный мир уже не тот, что раньше.

– Кто там куда собрался? – строго одернула мать.

Молли ретировалась по своим следам обратно на табурет.

А еще через несколько часов Тотошка перестал дышать. Старый пес словно специально все эти годы держался из последних сил, чтобы успеть встретиться, в последний раз пережить приключения молодости в кругу друзей. Элли весь вечер проплакала, Страшила сокрушался, хватаясь за голову, ходил по комнате кругами, подвывая и раскачиваясь, как душевнобольной. Молли до вечера молча сидела в углу с красными глазами. Самое обидное, что до Волшебного мира оставалось рукой подать, хватило бы суток, и бедный пес был бы спасен. Она по-прежнему не представляла, как бы выглядело спасение, но уж в Волшебном мире наверняка бы подсказали. Теперь поздно.

Когда за окном начало темнеть, в прихожей затрезвонил телефон. Даже из соседней комнаты было слышно, как голос отца в трубке перекрикивал визг шлифовальных станков. Он сообщил, что переночует у Билли и завтра весь день вновь проведет в сервисе.

– Тотошка умер, – тихо сообщила Элли.

В трубке смолкло.

– Хочешь, я приеду?

– Нет, оставайся, если надо. Мы его похороним. За домом.

– Уверена?

– Да, не волнуйся…

В этот момент Молли впервые ощутила отчужденность к отцу. Он никогда особо не обращал внимания на Тотошку, не сообщи Элли, он бы и через месяц не обнаружил пропажи. Короткий разговор яркое тому доказательство. Судя по голосу, известие его не тронуло, и нужды попрощаться с питомцем он не испытывал.

Бездыханное тело отнесли за дом уже в темноте и в траурном молчании. Страшила отказался с кем-либо делить лопату, копал как одержимый. Для маленького пса не требовалась глубокая яма, но сколько Элли ни увещевала его остановиться, лопата мелькала в воздухе, пока соломенный гость не ушел в землю по грудь.

Завернутое в одеяло, тельце с почестями опустили на дно. Страшила нарочно расположил его так, чтобы вышитая надпись «Тотошка» смотрела вверх.

– Добрый, добрый, добрый Тотошка, – горестно произнес Страшила. – Наш, старый, старый, добрый друг. Мы будем помнить тебя вечно, весь Волшебный мир будет помнить тебя вечно. Обещаю, если я когда-нибудь вернусь в Изумрудный дворец, я велю воздвигнуть в твою честь памятник, чтобы о твоих подвигах узнало как можно больше людей!

Он бросил в яму ком земли, отступил на шаг, не переставая мять поля шляпы. Элли с тоской устремила взгляд на узкую полоску заката.

– Вот и закончилось мое путешествие, – обронила она. – Ты знаешь, Страшила, а ведь я, когда он слег, часто по ночам прокрадывалась в угол, ложилась рядом, гладила и шептала на ухо, чтобы держался, чтобы потерпел еще немного. Как чувствовала… Тотошенька, милый, надеюсь, там ты снова станешь молод и весел, и тебе больше не придется скучать.

Она тоже бросила щепотку земли и расплакалась на плече у Страшилы. Молли с хмурым видом подошла к краю ямы и, не говоря ни слова, полезла вниз. На дне уселась рядом со свертком, сложила руки на груди с таким видом, мол, закапывайте тогда и меня тоже. Насилу ее вытянули оттуда в четыре руки. Элли обняла дочь, макушка у той быстро промокла от маминых слез. Сама Молли упрямо не давала слезам выход, ее переполняли злость и обида. Так нельзя, так не должно быть, это несправедливо, когда до цели оставалось рукой подать. Ее вина, она не успела. Надо было не слушать никого и сразу действовать.