– Теперь вы понимаете, – продолжал мэтр в тишине, – насколько огромны возможности этого предмета. Он обладает властью, которая не должна бы попасть в руки человека… меньше, чем за сорок пять тысяч!

– Сорок пять тысяч! – вскричал Морах возбужденно.

– И ни четвертаком меньше! – отрезал искатель. – Просить всего лишь втрое против проникающей перчатки – сущая благотворительность с моей стороны!

Перчатка мэтра Фроста приземлилась на столик, старик отвернулся, с гордо поднятой головой удалился с помоста.

– Ну что, дамы и господа, во сколько вы оцените неограниченную власть? Очень хорошо, господин Блюм, сорок пять тысяч. Мадам Стронг, вам очень к лицу готовность идти до последнего. О, госпожа Бомшток, рад, что вы не опустили руки…

По потолку экипажа взволнованно постучали тростью, Молли по наитию схватила тысячную табличку.

– Ха! – воскликнул оратор. – Дамы и господа, похоже, у вас не осталось шансов, маленькая мисс Бинг снова взялась за дело! Сорок восемь тысяч от Гуффало Бинга!

На сей раз схватка разыгралась не на шутку. Таблички взлетали друг за другом, оратор едва успевал называть имена. Прозвучала цифра шестьдесят, семьдесят. Мэтр Джон с ликующей улыбкой наблюдал за соревнованием. Молли и носильщики слышали, как толстяк внутри буквально сошел с ума, он то рычал, как раненый лев, проклиная каждую названную фамилию, то в бешенстве потрясал в окно кулаками, то вдруг падал на колени и начинал рыдать в ладони.

Процесс захватил Молли, скоро она сама азартно вскидывала таблички, не обращая внимания, был ли условный стук. Да и толстяк, казалось, забыл про трость, он только бесновался внизу и бился головой о стены. Молли даже перестала замечать, поднимаются ли другие таблички. Едва оратор успевал озвучить ее цену, руки девочки снова взлетали.

– Вы только посмотрите на этого дьяволенка! – ревел Морах. – Если она проиграет, эта табличка точно окажется разбитой о мою голову!

Жевуны с интересом оглядывались на готовую к очередному броску девочку. Ее большие, горящие азартом глаза не могли не вызвать улыбок взрослых.

Когда после имени Гуффало Бинга была названа цифра девяносто тысяч, из глубин экипажа раздался вопль, от которого у носильщиков кровь в жилах заледенела. Вопль закончился громкими рыданиями. А цена между тем медленней, но продолжала расти. После девяноста четырех рыдания внизу вдруг оборвались. Трость застучала по потолку с неожиданной решимостью. Из окна вылезла новая табличка, полностью зеленая, без каких-либо цифр.

Еще не понимая, что это значит, Молли догадалась, грядет нечто необычное. Она схватила табличку и, не дав оратору договорить очередное имя, вскочила на ноги, с победным видом вздернула табличку над головой обеими руками.

– Сто тысяч изумрудами! – вскричал оратор потрясенно. Казалось, эта фраза высосала из него последние силы, он застыл в молчании, слегка покачиваясь от изнеможения. По площади разнесся изумленный шепот. Мэтр Джон Феннинг прикрыл глаза, его подбородок едва заметно трясся. Такого исхода не ожидал и он сам.

– Готов ли… – оратор откашлялся. Благо в тишине и негромкий голос был слышен во всех уголках площади. – Готов ли кто-нибудь перейти на изумрудные ставки и предложить больше?

Ни одна рука не поднялась. Молли продолжала стоять, наслаждаясь произведенным эффектом. Как будто это была ее личная победа. Первая победа в Волшебном мире. Вот, наверное, как чувствовала себя мама под взглядами сотен жевунов.

– В таком случае, – закончил оратор набирающим силу голосом, – нам остается выразить восхищение господину Гуффало Бингу. Он совершил сделку, о которой будут говорить все! Сделку, которой не было равных в Волшебном мире! Он навеки вписал свое имя в историю ежегодных ярмарок! А заодно и имя мэтра Джона Феннинга! – господин Морах уже вовсю бурно жестикулировал. – Вот это завершение, вот это поворот! Знаете, что отныне люди будут говорить о подобных поступках? Поступить, как Гуффало Бинг! Вы сделали то, чего никто от вас не ждал? Вы поступили как Гуффало Бинг! Так будут говорить! Господин Гуффало, вы можете забрать покупки немедленно, тем более что вас заждались на цветочной площади. Вы и там обещали сегодня всех удивить.

В крышу раздался размеренный, чуть усталый стук.

– Эй ты, как тебя, – тяжело дыша позвал Гуффало. – Сбегай и принеси обе вещицы. Да смотри побережней!

Молли сползла на землю, с улыбкой пошагала к помосту. Толпа расступалась, она шла, размахивая руками, и улыбалась всем. Но, вопреки ожиданиям, никто не чествовал ее, как маму, никто не тянул рук, чтобы прикоснуться к спасительнице из большого мира. Жевуны явно не догадывались, кто она и откуда, они лишь с любопытством разглядывали наряд в красный горошек и отворачивались, как только девочка проходила. Вот в чем дело, осенило Молли, они просто не знают, не поняли! А теперь появилась возможность рассказать о себе всему городу. Это и есть ее Случай. С легкой усмешкой девочка напомнила себе, как всего пару часов назад едва не опустила рук. В следующий раз надо быть сильнее.

Оратор Морах встретил «маленькую мисс» поклоном, галантно поцеловал руку мясистыми губами. Молли украдкой вытерла оставленное на пальцах мокрое пятно. Мэтр Джон Феннинг торжественно вручил очки в футляре, сам Морах с поклоном протянул волшебную перчатку. Когда девочка рассовала предметы по карманам, Морах поднял ее руку.

– Поприветствуем нашу неутомимую воительницу!

Толпа разразилась аплодисментами. Молли с улыбкой помахала морю голубых шляп, набрала в грудь побольше воздуха, чтобы каждый жевун не упустил ни слова. Но тут оратор, не стирая с лица улыбку, мягко подтолкнул к лесенкам.

– Подождите, – доверительно прошептала Молли, – мне нужно кое-что сказать жевунам.

– Ступай, девочка, ступай, – велел Морах уголком рта, а сам продолжал улыбаться публике.

– Вы не понимаете, я пришла от мамы, ее все знают…

От фальшивой улыбочки повеяло холодом. Морах подтолкнул девочку настойчивей, а когда та заупрямилась, почти силой сдвинул к ступенькам.

Разочарованная, Молли спустилась под гром рукоплесканий, перед ней вновь образовался коридор. Возвращалась она в глубокой задумчивости и не заметила, как от толпы отделилась крошечная фигурка. Какой-то мальчишка примерно ее возраста не глядел по сторонам и на полном ходу врезался головой в грудь Молли. Он был почти на голову ниже, худенький, тщедушный, нервными повадками и всклокоченными волосами он походил на ощипанного воробья. Мальчишка вскинул на препятствие испуганное лицо:

– Ой, п-простите…

– Ничего, мне не больно, – заверила Молли. – Как тебя зовут?

Вместо ответа мальчишка метнулся вбок и растворился в толпе.

Дверь экипажа распахнулась навстречу девочке, оттуда высунулись две толстые, дрожащие от нетерпения руки.

– Давай, давай сюда.

Молли остановилась перед дверцей, сунула руки в карманы и обомлела. В карманах было пусто.

С помертвевшим лицом она отступила на шаг, потом еще.

– Ну? – нетерпеливо завозился толстяк.

– Наверное, по дороге выпали, – пробормотала она, пятясь от экипажа.

Мелкие щелки глаз хлопнули, как створки дырокола.

– Как ты сказала? – медленно, по слогам, произнес он.

– Мальчик! – вспомнила Молли, продолжая пятиться. – В меня врезался мальчик. Это он украл!

На мгновение в свиных глазках мелькнуло безумие, он долго, не отрываясь, изучал лицо девочки. И вдруг в блеклых зрачках мелькнули искорки узнавания:

– Ты?! – Толстяк подался наружу, экипаж начал заваливаться. Носильщики с другой стороны бросились его выравнивать. Молли вжала голову в плечи и боком уже раздвигала стену жевунов. – Это же ты, – повторил тот, не веря в собственную глупость. Молли с ужасом наблюдала, как заколыхались круглые щеки. – Это что же получается, это ты решила… Стража! – вдруг заверещал он так, что ближайшие жевуны в ужасе шарахнулись. – Стража!.. Воровка!.. Обокрали! Поймать!.. Найти!.. Тысяча плетей! Плетьми насмерть!..

Краем глаза Молли увидела, что крепыши в фуражках еще до крика заподозрили неладное и потихоньку протискивались к экипажу. После крика они ломанулись, сбивая с ног незадачливых зевак. Чуть не плача от страха, Молли юркнула между кафтанами и понеслась, не разбирая направления.